Вопреки законам жанра начну с выводов. Первый – COVID-19 работает не на консолидацию, а на разрыв. Второй – наибольшую эффективность в борьбе с пандемией демонстрируют страны с жёстким (политическим) контуром управления национальными ресурсами (Китай, Вьетнам, КНДР).
Генри Киссинджер в интервью The Wall Street Journal сказал: «Когда закончится пандемия COVID-19, институты многих стран будут восприниматься как потерпевшие неудачу. Глобальное отступление от баланса власти с легитимностью приведёт к распаду общественного договора как внутри страны, так и на международном уровне».
О чём всё это, включая Киссинджера? О мировой экономике? О геополитике? О конспирологии? Да о чём угодно, только не о вирусологии и медицине.
Сегодня уже очевидно, что пандемия работает не как бедствие, а как инструмент глобальной конкуренции или глобального управления (Global Governance).
Дело не в истоках и причинах появления вируса (банальная конспирология), а в способах его использования. Is fecit cui prodest (сделал тот, кому выгодно). В публичных данных по COVID-19 маркетинговых приёмов больше, чем медицинских формулировок. В этом смысле время появления условной пандемии в политическом пространстве важнее, чем дата её материализации в Ухане.
Разведка боем
«Возникновение нового, быстро распространяющегося смертельного для человека респираторного заболевания ˂…˃, могло бы стать первопричиной глобальной пандемии. Если болезнь в форме пандемии возникнет к 2025 году, то внутренние и трансграничные конфликты обострятся. Страны будут стремиться ужесточить контроль за передвижением населения, пытающегося избежать заражения, и одновременно получить доступ к ресурсам.
Если пандемическое заболевание возникнет, оно возникнет прежде всего в областях с высокой плотностью населения и тесными отношениями людей и животных; таких районов много в Китае и Юго-Восточной Азии.
Пандемия зарождается, как правило, в странах с высокой плотностью населения и неверно выстроенной работой с животными.Фото: ymgerman/iStock
Могут пройти недели до получения лабораторных результатов, подтверждающих существование болезни с пандемическим потенциалом. Очаги заболевания могут распространиться на города и мегаполисы в Юго-Восточной Азии. Несмотря на ограничения международных путешествий, люди со слабо выраженными или нетипичными симптомами заболевания могут занести болезнь на другие континенты.
Волны новых заболеваний могут сменять друг друга в течение нескольких месяцев. Отсутствие эффективных вакцин и почти всеобщее отсутствие иммунитета сделает население уязвимым для инфекции».
Это не футуристическая фантазия, а цитата из официального доклада Национального разведывательного совета США (National Intelligence Council, NIC) «Глобальные тенденции – 2025: изменившийся мир».
Сутевым содержанием доклада, вышедшего в ноябре 2008 года, был тезис о том, что к 2025 году единого «международного сообщества» не останется.
Власть рассредоточится между новыми игроками, а западные альянсы ослабнут на фоне роста привлекательности китайской модели политического и экономического развития.
Много внимания в докладе уделено Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Сценарий с пандемией размещён в главе о разрушении БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). То есть пандемия рассматривается в формате её влияния на проекты, альтернативные западной модели интеграции, представляемые как угроза.
Следующий доклад NIC «Глобальные тенденции – 2030: альтернативные миры», вышедший в декабре 2012 года, тему развивает:
«Учёные только начинают осознавать масштаб «вирусных коктейлей», обнаруживая в человеческом организме прежде неизвестные болезнетворные микроорганизмы, которые способны переходить от животных к человеку. В пример можно привести ˂…˃ коронавирус летучих мышей, который в 2002 году вызывал у людей атипичную пневмонию.
Легко передающийся, ранее неизвестный респираторный патоген, который убивает или приводит к инвалидности более одного процента своих жертв, является наиболее вероятной угрозой».
В отличие от других разрушительных явлений мирового масштаба, подобная вспышка обернётся глобальной пандемией, которая менее чем за полгода вызовет болезни и смерти в каждом уголке мира.
После ознакомления с этими двумя докладами выводы, представленные в начале текста, выглядят как исходные точки для анализа. Когда угроза осознаётся на таком уровне, то обычно проводятся стресс-тесты, обкатываются поведенческие модели, разрабатываются программы целевой терапии и вакцинации.
Ничего этого мы сегодня не видим. А видим мы сценарий распада единого «международного сообщества», описанный в докладе NIC 2008 года и обозначенный в докладе-2012 под названием «Заглохшие двигатели». Как сказал один мой знакомый эксперт, это не футуризм, это форсайт – планирование и формирование будущего.
Futuremap
По сценарию доклада «Заглохшие двигатели», США «уходят в себя», концентрируясь на своих проблемах в ущерб глобальному управлению. Сланцевая революция терпит крах, Европа погружается в рецессию, зона евро разваливается. Перспектив для восстановления экономики не остаётся.
Авторы рассматривают этот сценарий как самый правдоподобный из всех худших. Под давлением протекционизма глобальные институты не справляются с пандемией. Запад отгораживается от бедных и развивающихся стран Азии, Африки и Ближнего Востока. Туризм и торговля разрушаются. Глобализация встаёт на паузу, но не ликвидируется.
Развитые страны пытаются отгородиться от бедных и неблагополучных стран Азии, Африки и Востока, ставя идею глобализма на паузу.Фото: Шахневаз Хан/РИА Новости
Более пессимистические прогнозы (как то: полный упадок и реверс глобализации вследствие крупномасштабного конфликта вроде Первой или Второй мировой войны) разработчики доклада считают надуманными.
Если и говорить о политико-экономических эффектах COVID-19, то они все здесь. Взгляд на пандемию как возможность избежать «крупномасштабного конфликта вроде Первой или Второй мировой войны» задаёт событиям качественно иную логику.
Начало финансовой глобализации положили Бреттон-Вудские соглашения, смыслом которых был экспорт американского долга, сформированного в ходе Второй мировой войны. «Чужая» экономика накачивалась более широкими и дешёвыми обязательствами США, национальная валюта привязывалась к доллару и включалась обратная тяга. Происходил дефолт, местные активы обесценивались и скупались внешними контрагентами. Механизм хорошо знаком нам по 90-м годам.
Проблема у долговой модели одна – она, как и любая пирамида (МММ, ГКО, «Сланцевый бабл»), конечна в пространстве и времени. После освоения Западной Европа (план Маршалла), рынков развивающихся стран, Восточной Европы, СССР и Китая модель упёрлась в свой географический предел. Обычно (1914 и 1939 годы) такая ситуация приводила к глобальному переделу сфер влияния и списанию долгов победителей за счёт побеждённых. По схожей схеме проходило завершение холодной войны.
То, что современная модель мироустройства подошла к своему пределу, стало понятно ещё в 2001 году (атака на башни ВТЦ).
Однако в 2008 году удалось избежать очередного передела, якобы общий долг мягко дефолтировали (по молчаливому согласию всех игроков), модель перевели в ручной режим управления.
В 2008 году пространственную экспансию сменила экспансия в будущее – кредитная накачка мировой экономики. С 2009 по 2014 год ФРС США эмитировала 14 трлн долларов. «Общий» долг системы нарастили, временные рамки модели раздвинули, накопления стран, заявивших о своих правах на будущее, сожгли в огне инфляции.
Тогда нам объясняли, что кредит пойдёт на покрытие старых долгов. Сегодня понятно, что обеспечением кредита служат не уже существующие производственные мощности, а политический проект сохранения лидерских позиций США в будущем. Кредит может быть погашен только в этом (монополярном) варианте будущего.
Социальный контракт разорван
Самое время вспомнить тезис о появлении пандемии в политическом пространстве. Доклад «Глобальные тенденции – 2025: изменившийся мир» вышел в 2008 году, в момент дефолта мировой финансовой системы. А готовиться доклад начал ранее (предыдущий доклад NIC вышел в 2004 году), когда неизбежность дефолта была осознана.
Реакция мировой финансовой системы на пандемию ничем не отличается от реакции на кризис. Тот же рост государственного долга США за счёт размывания инвестиционных потенциалов сберегающих стран. Фактически COVID-19 прикрывает очередной дефолт по долгам США, в естественность которого на «мирном» фоне уже никто не поверил бы.
За два текущих года, по оценкам экспертов, дефицит бюджета США (речь только о федеральном дефиците) может вырасти на 6 трлн долларов. Сумма не окончательная, а её эффект будет ещё краткосрочней, чем в 2009–2014 годах, последнего хватило ровно на сейчас.
Генри Киссинджер прав, COVID-19 – это не про медицину и не про экономику (она уже обанкротилась). Под вопрос поставлен общественный контракт как на национальном, так и на межгосударственном уровне.
Речь про банкротство социально-политической модели, через которую общество себя осознаёт и воспроизводит.
Финансовая модель глобализации распалась, обнажив фундамент «нового (старого) мирового порядка», суть которого в обеспечении мирового суверенитета силовыми институтами США (суд, полиция, армия). На смену прежней модели идёт новый общественный уклад, новый язык описания действительности, новый механизм взаимодействия наций. Мир миров вместо мира единого стандарта.
Конец конца истории закончился, но новая социальная модель ещё не появилась, мир не сбросил с себя оболочку из старых принципов и институтов. Говорить можно только об отказе от нарратива о корпоративном мироустройстве. Произошёл фактический отказ от переуступки частному бизнесу прав на регулирование рынка сбережений и инвестиций (формирование будущего).
Старый социальный контракт закончился, а новый ещё не выработан, не подписан и не вступил в силу. Идёт смена акторов мировой конкуренции. Меняется не просто система взглядов, а практическая организация деятельности и отношение к конечным результатам. Инвестиции идут не в производство, а в изменение социальной среды (impact investment). Ставки подняты до предела.
В период смены социальных укладов эффективность (жизнеспособность) больших комплексных социальных систем определяет не прибыль (экономика), а соответствие управляющего контура ожиданиям общества (политика). Система сдержек и противовесов элитных групп уже не может служить опорой власти.
Как сказал Перикл (один из авторов афинской демократии), «творить будущее могут немногие, но знать о том, каково оно, должны все».
Сегодня главным вызовом власти является её способность обеспечить широкий консенсус в обществе вокруг общих целей. Доверие сегодня является самым ценным ресурсом. Речь не об умении сформулировать красивую историю и навязчиво её транслировать по всем доступным каналам информации.
Необходима новая (основанная на новых принципах и новых лицах) система коммуникаций. Без согласования интересов всех общественных групп любая трудность будет трактоваться внутри как неоправданные амбиции власти, а извне её будут использовать для социальной и политической раскачки.
Право на историческую субъектность выдаёт народ (нация), его недостаточно просто обосновать, его надо завоевать. Старый мировой порядок умер, это ещё не все осознали, но именно об этом говорит в интервью The Wall Street Journal Генри Киссинджер, заявляя о разрушении общественного договора в результате нарушения баланса власти и легитимности под воздействием пандемии COVID-19.
Для России настало время пересмотреть подход к экономике страны, построенной на продаже сырья.Фото: Aleksei Nikolaev/iStock
Проблема современной России в том, что центр принятия политических решений разрыв глобального шаблона осознает и новую субъектность декларирует как задачу. Но экономический механизм страны продолжает работать в логике сырьевого придатка к глобальному рынку.
В мусорную корзину истории должны отправиться либо носители логики корпоративной России как подчинённого (вторичного) звена мирового рынка, либо сторонники суверенитета России как правоустанавливающего субъекта мирового рынка. Иначе шизофрения управляющего контура с последующим коллапсом и распадом.
Историю не обманешь, трансформация России неизбежна. Вопрос лишь в том, будет это наш собственный выбор или параметры трансформации нам продиктуют сведущие люди со стороны, как это уже произошло в 90-е годы.
Автор − доцент Финансового университета при Правительстве РФ
04 мая 2020