Россия и мир: новые стены или новые правила

В заголовке – тема VIII Международного форума Финансового университета. Тема моего доклада звучала ещё сложнее: «Глобальные коммуникации, мировой финансовый контур и цивилизационные идентичности. Как они связаны и где линия разлома? Параметры межгосударственной конкуренции».

Без бумажки не выговоришь, а печатная форма сильно отличается от устной. Сложнее. Поэтому начну с итоговой мысли: модель, в которой выросло поколение ведущих политиков, учёных и экспертов (они её отчасти и сформировали), умирает. Проблема не личных разногласиях Путина, Байдена и Си. Не в тоталитаризме, демократии и коммунизме.

Как способ преодоления социокультурных различий путём их минимизации (ценностный универсализм). Иными словами, как способ утилизации национальных субъектов истории (Nation State).

Речь в первую очередь об Америке. Потому что именно американская модель общественных отношений легла в основу Глобализации 2.0. В основу новой общечеловеческой миросистемы. И мы эту миросистему приняли, долго и комфортно в ней жили, считали её наиболее эффективной и прогрессивной (до чего же гадкое слово).

В чём особенность американской модели? В том, что эффективность власти и государства (точнее, легитимность, соответствие вызовам и угрозам) она оценивает не через устойчивость системы обратных связей, а по коммерческим показателям (главным образом через ВВП – скорость обращения денег). Но коммерция – это система координат для рынка, не для власти, не для государства. И уж тем более не для общества.

Для примера. Если оценивать мир (влияние и возможности государств как больших социальных систем) размерами ВВП, то доля России в мировом ВВП в 2002 году составляла 1 процент. Если нарисовать географическую карту мира не территориально, а финансово, то Россия окажется горошинкой, зажатой между Южной Кореей и Японией. Соответствует ли это реальному весу страны в системе принятия международных решений? Вопрос.

К 2019 году доля России в мировом ВВП вырастет до 1,94 процента. Китая – с 3,8 до 16,34 процента. Доля США упадёт с 32,1 до 24,42 процента. Отражают ли эти цифры реальную динамику мировых отношений? Показывают, насколько изменился мировой политический ландшафт и мировая формула безопасности?

Показатель ВВП, безусловно, отражает определённую динамику. И у этой динамики есть своя внутренняя логика. Но если эту динамику принять как реальную картину изменений многогранного мира, а её внутреннюю логику заложить в основу принятия стратегических решений – это значит встать на путь принятия урезанных, оскоплённых, ошибочных решений.

Это не спор хозяйствующих субъектов при арбитраже аполитичного, выстроенного по математическому алгоритму, глобального рынка. Оценивать кризис в коммерческих параметрах – это значит глубоко заблуждаться. Значит обречь себя на неизбежное (пусть и отодвинутое в невидимое нам будущее) поражение.

Сегодняшний кризис – это ценностный разлом. Он не в экономике (ВВП, прибыль, издержки, объёмы продаж…). Он в головах. Прежняя модель взаимоотношений умирает (физически, теоретически она умерла давно), а новую модель никто не предлагает. Впереди темнота и мрак. Человек боится неизвестности. Поэтому сегодня весь мир цепляется за умирающую модель (коммерческие показатели), как маленький ребёнок цепляется за только что умершую мать, пытаясь согреться уходящим теплом.

Главная, на мой взгляд, проблема заключена в фетишизации денег (финансов). Мир, выросший в рамках Бреттон-Вудской системы, воспринимает долговые расписки (векселя) как самостоятельную сущность (вещь в себе). Обязательства другого государства (в данном случае США) как самоценные, не зависящие от воли и добропорядочности субъекта, взявшего эти обязательства на себя (по сути, должника). Его возможность платить по долгам и его желание платить априори не подлежат сомнению. Его возможности не платить тоже не рассматриваются как риски. Пример – история с золотовалютными резервами России.

Проблема в объективации чужих обещаний и обязательств (здесь про доллар), которые мы все приняли за безусловный эквивалент стоимости (способ оценки своего труда). Отсюда государственная политика, выстраиваемая в бюджетной онтологии (логика зарплаты обывателя). Иными словами, в основу государственного развития закладывается фетиш, придуманная человеком сущность. Мы всё это время строили замок на песке.

Кредитно-денежных отношений вне социальных отношений не существует. Как не существует рынка, стоимости, прибыли и убытков вне человеческой логики. Мир свободно конвертируемых валют (общий финансовый рынок) – это миф, точнее, это ловушка для стран, поверивших в этот миф. Деньги – всего лишь инструмент описания всего комплекса взаимных обязательств и отношений внутри единой социальной макросистемы, исполнение которых гарантируется государством (правоустанавливающий субъект).

Если вы государственные гарантии делаете предметом торга (сопоставление) с гарантиями других государств, то вы торгуете словом государевым. Ставите его исполнение в зависимость от слова другого государя. В этом смысле можно было бы поговорить про политику нашего ЦБ и Минфина, которые только в эту игру и играют, но не буду. Зла и без того хватает.

Вопреки идеологии аполитичности открытого рынка финансов, функционировать этот рынок может только при наличии жёстких правил. То есть субъекта, утвердившего эти правила и контролирующего их неукоснительное исполнение, в том числе с помощью силового ресурса. А идея единого рынка подразумевает единого правоустанавливающего субъекта.

Иными словами, национальные деньги (а наднациональных, общих денег не существует) – это прежде всего и в первую очередь национальные гарантии исполнения обязательств. Функционировать рынок капиталов может только при чётком разграничении ответственности его участников.

Рынок капитала – прежде всего и в первую очередь пространство, где происходит балансировка различных ожиданий (интересов, возможностей, обязательств). Устойчивость (предсказуемость) этого пространства обеспечивает гарантийный режим исполнения обязательств, включая силовые возможности всех участников рынка.

Причина сегодняшнего (трактуемого как финансовый) кризиса носит не экономический характер. Сделать экономическую шкалу способом оценки политических процессов помогла вся западная идеология, включая полный комплекс общественных наук, где экономику возвели (на мой взгляд, неслучайно) на пьедестал главной науки об устройстве общества. Джеймс Гэлбрейт назвал сегодняшнюю экономику «математической смирительной рубашкой общественных наук».

То есть проблема не только политическая, но и когнитивная. Проблема вызвана переустройством смыслов существования человека и общества. Война или конкуренция идёт не на Украине, в Сирии или секторе Газа. Война идёт в головах людей и за головы людей. И мы эту войну, к сожалению, проигрываем. Я не про пиар, рекламу и пропаганду. Я про образование и науку.

Мы не только свою экономику подчинили гайдаровскому принципу «за нас всё придумали, не надо ничего изобретать, надо продавать и покупать».

Проблема не в том, что мы живём в динамично меняющемся мире. Проблема в том, что мир меняется под нашим воздействием. Мы меняем мир, и мы меняемся вместе с ним. Этакая интерактивная, как сейчас модно выражаться, система отношений.

Американская (англосаксонская) наднациональная модель, которую мы приняли за основу своего развития, дегуманизирует социальные системы. Она говорит нам: есть формулы и алгоритмы принятия решений, а ты уже тот, кто есть. Люби себя и никуда не стремись. Важно только здесь и сейчас. Она предлагает модель личного счастья в рамках некой общей (универсальной, лишённой политической и социальной логики) системы отношений. Она носит разрушающую для государства природу.

Государство – по своей природе солидаристский институт. Логика личного обогащения, игнорирующая общественные императивы (ценности), несовместима с логикой государственного строительства. И мы сегодня хорошо видим эту двойственную логику на фоне войны (простите, но кошку необходимо называть кошкой) на Украине…