Национальный проект Ирана и русское импортозамещение
За прошедшую неделю мне дважды довелось участвовать в совместных с иранскими товарищами обсуждениях технологического развития страны в условиях глобальных санкций. Зажат рамками конфиденциальности, поэтому изложу исключительно свои впечатления и выводы.
Первое мероприятие прошло в Тегеране в рамках выставки Iran Oil Show. Убедился, что Иран в рамках национальной экономики сумел воссоздать производство нефтегазового оборудования по всему контуру, включая компрессоры, турбины и катализаторы.
Второе мероприятие показало, какой скачок произвёл Иран в медицинских технологиях. Тут и томографы, и медицинские роботы для проведения высокоточных операций, и приборы полного диагностирования рака, и препараты химиотерапии, и нанопрепараты, которые целенаправленно бьют по раковым клеткам, не нанося вред всему организму.
Участников особо поразило (хотя это предельно логично), что итоговая (продажная) стоимость иранских разработок на 30–50 процентов (иногда в два с лишним раза) ниже западных аналогов. Например, клинически подтверждённый иранский препарат для химиотерапии стоит 50 долларов (одна инъекция), а западный – 800 долларов.
Основным мотивом выступления иранских товарищей были санкции.
Сожалели о потерях и с улыбкой говорили о мотивах (если бы не санкции, то так бы и продолжали спекулировать на природной ренте). Встречные вопросы замыкались на финансировании, прибыли и маржинальности ноу-хау при высоких стартовых затратах на разработку и низком уровне масштабирования (маленький внутренний рынок).
Если коротко резюмировать, то огромных успехов (а они огромные) Иран добился не благодаря мировой финансовой архитектуре, а вопреки ей. Это главное ноу-хау, которое больше всего интриговало российских специалистов. Здесь возникал основной интерес. Здесь искрило, но полное взаимопонимание, как мне показалось, так и не сложилось.
Базовыми условиями успеха иранские товарищи называли осознанность обстановки («санкции – это война»), новые критерии оценки эффективности и практическое приложение научных исследований. Наши же хотели знать не принципиальное (сутевое) содержание успешности Ирана, а конкретные формулы, цепочки взаимодействия и принципы обеспечения рентабельности (сколько вешать в граммах).
Самая большая проблема России, как мне показалось, – отсутствие той самой осознанности, что санкции – это не вывих мировой системы, не рефлекторные действия, не отсутствие здравого смысла. Это новая реальность, новая формула мира. Природа конфликта заключается не в споре хозяйствующих субъектов, и с калькулятором в руках его не разрешить.
Не претендуя на исключительность, тем не менее попробую изложить свою версию причин успешности Ирана и недопонимания этих причин отечественным экспертным сообществом. Начну с осознанности.
Наша элита, сформировавшаяся в 1990-х годах, в своё время не позаботилась об институализации национального интереса в формате национального государства, за что в самом начале 2000-х поплатилась, когда вынуждена была поделиться властью с корпорацией силовиков.
Урок прошёл бесследно. Как был вывод средств за рубеж главным интересом элиты, так им и остался. Как была у элиты слепая (на грани религиозного фанатизма) вера в то, что источником инвестиций является доллар (американский долг), а не рубль (суверенный долг), так тому элита и продолжает поклоняться.
Заказчика на суверенизацию страны среди крупного бизнеса России как не было, так и нет. Значит, заказчиком может выступить только государственный аппарат. Значит, рано или поздно, но обязательно встанет вопрос перераспределения природной ренты (мы всё ещё принципиально рентная страна). Условно, яхты и дворцы в Лондоне или рост благосостояния России и уровня жизни её граждан.
Изменение принципов распределения природной ренты неизбежно повлечёт за собой изменение принципов построения иерархии – с корпоративных на солидаристские.
Первый подход постулирует, что государство создаёт прибыль, а бизнесмены являются главными носителями национальных интересов. Второй утверждает приоритет общества над отдельными (по выражению Владимира Потанина, не пальцем сделанными) личностями.
Первый подход требует максимальной свободы для бизнеса (в нашем случае – для экспортёров). Второй – администрирования в ущерб свободе рынка (личная выгода). Это обстоятельство вводит в ступор отечественную экспертную среду, привыкшую мыслить исключительно в рамках корпоративной метрики.
Когда государство окончательно осознает свой интерес и реально оформит заказ на суверенизацию, вопрос времени. Но времени у нас практически не осталось. Перевод мышления из рыночной логики в политическую – задача чрезвычайно сложная, если вообще выполнимая. Как правило, она требует полной смены субъектного состава в пространстве принятия стратегических решений.
Про новые критерии.
Мы все (все, чтобы не обидно было другим) когда-то поверили в некий нейтральный (математический, политически нейтральный) механизм национального роста, который может служить основой общего роста. Механизм, как показала практика, требует в первую очередь политической унификации (общая рамка правил) и только потом унификации экономической (единый стандарт).
Здесь проблема. Экономически детерминированный, как нам казалось, механизм «общего» роста не предусматривает согласования (сочленения) социокультурных противоречий и разногласий (нестыковок). Он их просто в расчёт не берёт в качестве хоть сколь-нибудь значимого фактора общего развития. По сути своей это фашизм.
Что нас заставляет подчиняться чужой воле и чужим интересам? Отсутствие проектности. Мы живём в чужом кредитном горизонте, значит, в чужом инвестиционном контуре. А это значит, что наши инвестиционные приоритеты формируются не там, где принимаются политические решения.
Здесь кардинальный разрыв, который необходимо преодолеть. Как? Вариантов всего два. Либо развивать собственную образовательную, научную среду (жить своим умом) и строить собственную промышленную модель развития. Либо отказаться от права на самостоятельное принятие политических решений.
Иран свой выбор в пользу мобилизационного формата роста сделал. Мы всё ещё продолжаем жить в инерционном сценарии обеспечения благоприятных условий для бизнеса, который сам собой (под действием рыночных законов) решит все национальные проблемы и разрешит глобальные противоречия.
Про практическое приложение науки и конечную прибыль от технологий.
Отвечая на постоянные вопросы представителей России о маржинальности, иранские товарищи никак не могли объяснить, что разработка собственных технологических решений и их внедрение всегда выгоднее (дешевле, рентабельнее), чем покупка западных. В конце встречи один из её участников выдал совершенную, на мой взгляд, формулу.
«Понимаете, – сказал он, – если в семье умирает от рака ребёнок, а родители не могут себе позволить купить очень дорогие (из-за санкций) западные лекарства, то они всегда будут обвинять в смерти своего ребёнка страну и государство. Ребёнок – самое ценное, что есть в семье. А если страна даст родителям возможность вылечить своего ребёнка, да ещё и по приемлемой цене (В Иране лечение рака входит в страховку. – τ.), то они будут гордиться своей страной».
Я не знаю, что можно добавить к этому ответу. Любая попытка интерпретации будет выглядеть нелепо, но я всё-таки рискну обобщить. Речь не о прибылях и деньгах, о чём постоянно спрашивали российские представители, а о новых возможностях. О новой системе координат, которую надо внедрить в головы элиты. О принципиально иной системе оценок возможностей (принципы принятия решений) и фиксации (распределение) эффектов роста.
Если уж совсем просто, то необходима новая метрика оценки социальных последствий (выгоды и потери). Сегодня в России социальные эффекты измеряются, мне так кажется, не по количеству детей, вылеченных от рака, а по лайкам в соцсетях и мониторингам СМИ…
Автор – публицист, аналитик, доцент Финансового университета при Правительстве России.
