Страна без середины

Россия – это удивительный дом, где есть фундамент, есть крыша, но те этажи, что должны быть между ними – и составлять что-то очень важное в здании, а именно его главную, населённую часть, – с ними всё неоднозначно. То ли они есть, а то ли их нет.

Родина политически состоит из начальников и подчинённых, из госслужащих и бюджетников – и оба эти типа нам отлично знакомы. Дело одних – выдавать невразумительные заявления на бюрократическом языке («оповещение населения о проводимых мероприятиях согласно установленному порядку производится в рамках действующего законодательства и направлено на поддержание стабильности и поступательного развития в целях обеспечения…» – и так ещё долго, долго), а когда все обязательные речи на заседаниях отбарабанены и бумажки подписаны, начальники, сверкая швейцарскими котлами, отбывают куда-то в сторону десятиметровых заборов и вертолётных площадок. Подчинённые, напротив, должны сидеть перед телевизором и, ни в чём по возможности не участвуя, ни на что не претендуя, смотреть одно бесконечное ток-шоу, где вопящие дурными голосами «эксперты» в стотысячный раз уже обсуждают, надо ли разбомбить наших врагов ядерной бомбой или лучше пока подождать. И телезритель – человек битый жизнью и немолодой, и скорее тревожный, чем восторженный, склонный гордиться страной, но категорически не доверять никаким конкретным властям, – с удовольствием запьёт и закусит воображаемую победу «экспертов» чем Бог послал, но тут же о ней и забудет. Ему с утра рано вставать.

Юристов и программистов. Бизнесменов средней руки и примоднённых офисных менеджеров, счастливо прыгающих в воздух на фото с пляжа. Художников и музыкантов. Самоназначенных «психологов», консультирующих по всем проблемам на свете, и владельцев лавок, торгующих увлекательными, но непонятными товарами в разноцветных коробочках. Мальчиков и девочек с фиолетовыми волосами. Наконец, интеллигентов с экзотическими научными интересами и страстными мнениями в соцсетях.

Все эти люди, образы и профессии в России есть. Но получается так, что этот образованный городской мир у нас – либо бесформенно аполитичен, либо, что даже чаще бывает, активно враждует с родиной и ничего общего с ней иметь не хочет. Чем столичнее, чем образованнее, чем фасонистее, чем сытнее и благополучнее русский человек – тем меньше он любит Россию, и тем больше стесняется её существования, и особенно сейчас, когда она переживает трудные времена на поле боя. Уж особенно-то сейчас – он, этот нарядный и высоко себя ценящий человек, хочет то ли эмигрировать, то ли революции, то ли всего сразу, и ещё лучше немножко иностранной оккупации, слёз фальшивого покаяния и выплаты репараций кому попало, а хлеба можно совсем не давать.

Не то, совсем не то происходит во всех ближних к нам заграницах. В Киеве – о, именно и прежде всего в Киеве, но и не только, – в Минске, Риге, Тбилиси, Ереване и далее по списку, – как раз те самые «средние» люди, будь то интеллигенция, бизнес или офисные работники, чувствуют себя соучредителями государства, его ревнителями и хранителями. Они – рьяные националисты, борцы с внешней угрозой, они – волонтёры, собирающие помощь для фронта, если он возникает. Это они размахивают флагами и поют гимны, и даже если случается так, что финансовый голод ведёт их на заработки в чужие столицы, в Москву в том числе, они вовсе не переходят на сторону тех, у кого стали работать, напротив, на почтенной дистанции от своего отечества они делаются совсем уж отчаянными патриотами, составляя резкий контраст со своими русскими коллегами, дисциплинированно проклинающими Россию хоть из Парижа, хоть из Тбилиси. А если начинается революция – или хотя бы её попытка, – то это только московские клерки, юнцы, умники и богема выходят на улицу за упразднение собственной гордости, за её умаление перед чужими странами, – тогда как соседи (майдановцы тому идеальный пример) воюют с собственной властью из-за того, что она, эта власть, недостаточно патриотична, и её мелкие интрижки не соответствуют тому жару национального духа, который им так мил и близок.

Отсюда вопрос.

Так почему же эта похожая публика – классово, как раньше сказали бы, близкая, – везде за своих, а у нас – против?

Ответов несколько – и во всех есть своя правда.

Первый – и самый простой – состоит в том, что у нас эту публику не приманивают, не зовут, а за забором её любят. И действительно, мы хорошо знаем своё начальство и знаем, что это, мягко говоря, не те деятели, которые с кем-нибудь охотно поделятся властью, и даже изображать – лицемерно, но правдоподобно – интерес к общественному мнению им неинтересно. А средний класс – это не продавщица из супермаркета, которой только бы поспать после смены, и не пенсионер из райцентра, убивающий время в компании экранных «экспертов». Он, этот класс, повторюсь, высоко себя ценит. И то демонстративное равнодушие, которое испытывает наша власть к его потребностям, вкусам, запросам и прочим капризам, – заставляет этих людей искать счастья, пусть даже выдуманного, где-то не здесь.

Второй ответ сводится к тому, что хорошо живущие и много о себе понимающие люди всегда нелояльны к своему государству, если оно – бывшая или действующая империя, а не провинциальный карлик. Им кажется, что они – такие нравственные, сложносочинённые, что просто обязаны жить посторонними проблемами, плюнув в надоевший родной дом. Американцы и англичане бурно негодовали в адрес вьетнамской или иракской войны, а уж французы – из тех, опять-таки, социальных слоёв, о которых идёт речь, только и делают, что голосуют за безумный маотроцкофемгендермультикультисоциализм, а вовсе не за степенных голлистов, не говоря уж о местных националистах. Вот и культурная-буржуазная Москва – ведёт себя как Нью-Йорк или Париж, а не как Киев и Ереван, что, разумеется, огорчительно, но и закономерно.

Но есть ещё одна версия, самая грустная.

Сценарист смотрит нетфликс. «Байер» интересуется миланскими тряпками. Пиарщик подражает американскому успеху. Подросток знает, что «где-то там» велено носить эти кроссовки, а не те. Доктор наук обязан держать в уме публикации профессоров из Гарварда. А дальше – шах и мат. В Киеве, Тбилиси или Ереване родственные им персонажи могут быть самыми неистовыми патриотами, и вместе с тем – ратовать за сближение родины с Франциями и Америками, и конфликта не будет. Мировые столицы разрешают им болеть за своих, поскольку быть за своих у них там – всё чаще значит: быть против русских. И даже если некоторые из них – к примеру, армяне, – держат в русском вопросе нейтралитет, это не страшно. Страна у них маленькая, какая, в сущности, разница, что они там любят и чего хотят.

С Россией так не выходит. У нас нельзя быть за родину – и, одновременно, за весь западный мир. Наш национальный дух просто не влезает в тот домик, где живут нетфликс, Милан или новейший телефон. Мы слишком большие, опасные, амбициозные, и выбор, который нам дан заграницей – быть по отношению к ней или противником, или побеждённым, но не сильным союзником, мы или с ними, но без самих себя, или сами с собой, но без них. Так что у нас просто отсутствует тот тип патриотического чувства, который мог бы разделить с нами средний менеджер или интеллигент. Он хочет размахивать флагом на митинге, при этом обзаведясь и айфоном-нетфликсом. Но здесь этот выгодный набор не выдают.

И всё-таки эта наша конфликтная – то бунтующая, то эмигрирующая, то игнорирующая родину «середина» – могла бы чувствовать Россию своей, пусть не вся, но отчасти. Не каждый пиарщик, клерк, романтический студент, и уж тем более – художник, учёный – стандартный либеральный дурак, в безрассудном восторге кланяющийся загранице. Люди умнее социальных шаблонов, и думать о них так однозначно – было бы несправедливо.

Но официальной России – не до них. Официальная Россия занята. Она, в рамках действующего законодательства, занята обеспечением поддержания и стабилизацией оповещения согласно инструкции, в общем, у нас закрыто, приходите завтра или когда-нибудь, а лучше вообще не приходите. Зачем нам это сложное современное общество?

Зато у нас есть телевизор.