- Участник СВО: на Украине воевать сложнее, чем было в Чечне
- Чем и зачем воюет против нас Украина?
- Мобилизация в Донбассе обнажила многочисленные проблемы
По своей социальной структуре, общим настроениям и доминантам культурного кода Донбасс является уменьшенной проекцией российского общества. Но есть и существенное отличие: с точки зрения вовлечённости в специальную военную операцию (СВО) и её влияния на жизнь людей Луганская и Донецкая народные республики (ЛДНР) на несколько шагов опережают Россию. Поэтому нужно быть готовыми к тому, что при сохранении нынешних конфронтационных тенденций проблемы, зафиксированные в республиках, через какое-то время обрушатся на российский социум и реакция на них населения РФ может оказаться гораздо более болезненной, чем у жителей донбасских республик.
Связано это с тем, что для населения Донбасса СВО – это надежда на завершение кошмара, в котором они живут уже девятый год, а для граждан России (особенно для тех, кто не следил за происходящим в ЛДНР) военные действия на Украине – это слом привычной жизни, помноженный на страхи, связанные с перспективой испытать на себе полный набор проблем и трагедий, к которым за эти годы так и не смогли привыкнуть жители ЛДНР.
Донбасс фактически уже пришёл в Россию – в виде военных потерь, потопленного крейсера «Москва», участившихся стычек между российскими пограничниками и диверсионно-разведывательными группами (ДРГ) Вооружённых сил Украины (ВСУ) и обстрелов территорий Брянской, Курской, Белгородской и других областей.
Всё это позволяет рядовым гражданам говорить не о СВО, а о полноценной войне. Ничего необычного и злонамеренного в этой замене понятий нет. Режим спецоперации подразумевает абсолютное доминирование проводящей её стороны, а если такого доминирования нет, общество воспринимает происходящее как войну, и по большому счёту оно право.
Так уже было в недавней российской истории, когда контртеррористическую операцию в Северо-Кавказском регионе называли и до сих пор называют второй чеченской войной.
При этом нельзя не признать, что в данном случае трансформация понятий (от СВО к войне) происходит и под влиянием Донбасса, где проведение спецоперации вылилось в настоящую войну на собственной территории, а обострившиеся на фоне военных действий проблемы вошли в резонанс с тем, что происходит в России. В первую очередь речь идёт об угрозах, которым подвергается мирное население, необеспеченности воюющих подразделений экипировкой и военным снаряжением и мобилизации как стресс-теста на устойчивость общества.
По всем этим направлениям Россия существенно отстаёт от Донбасса как в событийном плане, так и по эмоциональному накалу, который объясняется переизбытком у жителей ЛДНР негативного опыта, полученного в ходе восьмилетней войны, и атмосферой взаимной ненависти, которая, судя по сообщениям в социальных сетях, клубится вокруг большинства связанных с Украиной тем.
Регулярные обстрелы приграничных российских регионов сигнализируют о готовности Украины и её западных хозяев (что бы они ни говорили по этому поводу) перенести военные действия на территорию России. Никаких иллюзий на этот счёт быть не должно.
Точно так же начиналась война в Донбассе. От отдельных стычек и танковых прорывов к воздушной атаке на центр Луганска и полноценным боям летом 2015 года и далее – к систематическим обстрелам городов и населённых пунктов, которые стали ещё более болезненными после начала спецоперации.
То есть по уязвимости своей территории Россия находится сегодня на уровне Донбасса 2014–2015 годов, а ситуация в Донецке, Горловке и других населённых пунктах региона стала хуже, чем в январе текущего года.
На этом фоне размывается былая уверенность в том, что российские военные не допустят катастрофического развития событий. Доминирующими такие настроения не стали и, вероятно, не станут прежде всего потому, что значительная и наиболее активная часть жителей Донбасса работает на победу и не рассматривает альтернативных вариантов, а подавляющее большинство граждан России живёт привычной мирной жизнью и ещё не осознало масштаба угроз.
Но в российских социальных сетях диагноз уже поставлен: «Тяжёлое вооружение США стреляет в Донбассе. Военные действия всё сильнее переносятся в Россию. Если так всё продолжится, в конце июня – начале июля начнутся массовые обстрелы крупных российских городов – Белгорода, Курска, Брянска. Дотянутся и до Крыма. В глазах всего мира это будет победой Запада над Россией».
«Октагон» уже писал о том, что в ЛДНР мобилизованных, но не прошедших соответствующую подготовку резервистов отправляли на передовую, где они несли большие потери. В России ничего подобного не было, потому что не было мобилизации. Зато был скандал с оказавшимися на передовой срочниками. Но есть другая общая проблема – стремление части резервистов избежать мобилизации.
Российские пропагандисты, ссылаясь на соцопросы, свидетельствующие о высоком уровне поддержки СВО, утверждают, что общество выдержало проверку спецоперацией, не учитывая, что эта поддержка носит пассивный характер. То есть подавляющее большинство граждан России одобрительно относится к тому, что кто-то другой (не они) воюет на территории Украины.
Будут ли россияне так же единодушны, если встанет вопрос о личном участии, непонятно.
Судя по тому, что в Донбассе, наряду с теми, кто, игнорируя личные проблемы, болезни и последствия ранений, сразу встал в строй, есть бегающие от призыва резервисты, проведение мобилизации в России даст аналогичный эффект. При этом бегающих от призыва в РФ будет намного больше за счёт жителей мегаполисов, которые в гораздо большей степени, чем провинция, проникнуты духом протестантской этики, ставящей на первое место личное и отрицающей коллективное. Такие люди не захотят рисковать собой, чтобы защитить страну.
Именно эта публика начала покидать Россию с началом СВО. Всего, по данным ФСБ на конец апреля, выехало около 4 миллионов человек, и многие не скрывали, что уезжают не только по политическим мотивам. «Мне всегда многое тут не нравилось, но эмигрировать я не собирался, а сейчас уехал, потому что боюсь мобилизации и не хочу участвовать в войне», – признаётся бывший москвич Виктор Ш., работающий в одной из западных IT-компаний.
Ничего необычного в такой позиции нет.
Дезертиры и уклоняющиеся от призыва были всегда – даже во время Великой Отечественной войны.
Есть много историй про молодых людей, которые окончили школу в 1941 году и по настоянию родителей пошли в Московский авиационный институт (МАИ) и другие вузы, где давали бронь (через год многих из них всё равно призвали), и про взрослых людей, искавших работу с той же бронью. Но тогда больше было тех, кто рвался на фронт.
Две недели назад министр цифрового развития Максут Шадаев, опираясь на данные сотовых операторов, заявил, что 80 процентов из тех, кто уехал из России после 24 февраля, уже вернулись в страну. Кто эти люди, зачем уезжали, почему вернулись и что вообще творится в головах российских граждан, в том числе молодёжи, непонятно. Качественных социально-психологических исследований на эту тему нет.
О проблемах с материально-техническим обеспечением армий ЛДНР известно давно. За восемь лет все привыкли, что хронический дефицит пытаются восполнить за счёт личных пожертвований и усилий волонтёров. Но оказалось, что централизованное снабжение военных не было налажено даже в ходе подготовки к спецоперации.
Хуже всего пришлось мобилизованным резервистам, у которых, в отличие от регулярных частей, не было ни запасов, ни контактов с волонтёрами: «У них вообще не было связи на уровне отделение/взвод. На четвёртом месяце войны. Это, простите, как? Про броню, шлемы, РПСки и другие важные вещи: коптеры, теплаки, ночники, которые бойцы считают роскошью и даже стесняются просить, – я уже просто молчу».
Среди прочего встречаются упрёки в адрес России: «Амеры везут ВСУ новое оружие. А где наш союзник? Ау, Москва?» Высказываются и конкретные претензии к таможенникам, не пропускающим военное снаряжение, и к Сберу, который блокирует карты волонтёров: «В Москву приехали коптеры. Те, на которые вы собрали деньги. Но парни на фронте их не получат. Потому что Сбербанк заблокировал карты, куда вы переводили деньги, а в итоге заблокировал и “Сбер Онлайн”».
Следом выяснилось, что вопросы снабжения не решены и в российской армии:
«Почему постоянно идут какие-то сборы денег на закупку разного снаряжения для армии? Там прицелы, глушители, дроны и много прочего. Нет, ладно бы для ЛНР и ДНР, у них понятно – много чего не хватает. А тут для кадровой российской армии».
Или: «Российскую армию просто украли. Поэтому так мало всего – РЭБ, “Ратников”, “Армат”, “Курганцев” и роботов Фёдоров. А кое-где нет даже бронежилетов, раций и сухпайков».
Никаких объяснений, как так получилось, что, начиная военные действия, не подумали о соответствующей экипировке и снабжении войск, в публичном пространстве нет. А в сети только домыслы и вопросы: «Не готовились, собирались победить в три дня, пустив десяток ракет», «Почему до сих пор не организовали скупку по всему миру квадрокоптеров, тепловизоров, бронежилетов – всего, чего так не хватает на передовой?», «Всё разворовали, как в Крымскую, когда у солдат не было шинелей, а у орудий – снарядов».
Для огромного российского социума эти инъекции пессимизма как слону дробинка: что в стране много всякого безобразия, все и так знают, как знают и про хорошие вещи. Философ старой немецкой школы скажет, что это диалектика, восточный мудрец – гармония. Но вода камень точит, и если всё плохо, приходится искать и находить виновного.
В 2016 году в издательстве «Яуза-Пресс» вышла книга Юрия Евича «В окопах Донбасса», нервом которой стала тема «предательства Кремля». Как сказано в аннотации, эта книга о том, как «наши мочили карателей в дебальцевском котле, готовы были брать Мариуполь и освобождать Украину от бандеровской нечисти, но Кремль не позволил добить врага, позорно прогнулся перед западными партнёрами и продал эту победу». Все эти беспощадные инвективы интересны не только сами по себе, но и тем, что нечто подобное уже было.
Название книги Евича отсылает к повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», из которой на волне хрущёвской оттепели выросла «лейтенантская проза». К ней относятся и блестящие в литературном и эмоциональном плане тексты, которые сломали бравурные стереотипы, максимально приблизили войну к читателю, показали её изнанку и – главное – сдвинули нерв повествования от противостояния с врагом на морально-нравственные аспекты столкновений между своими.
Именно тогда в военной литературе появились командиры и штабные офицеры, из-за которых бессмысленно гибли люди, и был обозначен конфликт между личной правотой солдата или младшего офицера и логикой высшего командования.
Это была горькая правда войны, но слишком большие дозы этой правды вытеснили из сознания читателей тот очевидный факт, что у всех этих людей – от рядового и командующего фронтом до сидящего в Кремле Сталина – был общий враг и общая цель – победа над ним.
В результате «окопная правда» (определение стало популярным в 60-е годы), содержавшаяся в этих книгах, подготовила граждан СССР к сочувственному восприятию перестроечных разоблачений злодеяний Сталина, Смерша и всей Красной армии с последующим доведением их до полного абсурда в фильмах и сериалах 90-х и 2000-х годов, в которых «что ни командир, то подлец и скотина… офицеры зря гробят солдат, а войну выиграли штрафбаты».
То же самое происходит сегодня в социальных сетях в Донбассе, где делающим всё не так, как надо России, её военным и донбасским командирам противопоставлены энтузиазм и умение простых людей: «Всё дельное приходится делать не тем, кто это обязан делать по должности, а ополченцам и добровольцам». Такое идейное сходство с военными фильмами и сериалами недавнего времени выглядит пугающе, тем более что всё это пишут не украинские боты, а реальные люди, отсидевшие несколько лет в украинских тюрьмах и воевавшие или до сих пор воюющие с укронацистами.
Зажатый между Россией и Украиной Донбасс оказался не только в географической, но и в политической ловушке. Отбиваясь от зла, наступающего с Запада, он попал в зависимость от Востока и, подобно подросткам, склонным винить во всём родителей, ищет и находит причины своих неприятностей и бед в России, которая не сделала и не дала, а если сделала и дала, то не вовремя, мало, не так и не то, что нужно.
Нельзя не признать, что критики Москвы во многом правы: Россия действительно совершает ошибки, в её центрах принятия решений есть неквалифицированные, недобросовестные и даже подлые люди.
Говорить об этом, безусловно, нужно, но не забывая о главном векторе российской политики, о том, кто враг и кто друг, а также о том, что это именно Россия, несмотря на гешефты её политиков, а иногда и благодаря им, в течение восьми лет прикрывала Донбасс, не позволяя Киеву устроить там столь желанную для него зачистку. И сегодня та же Россия помогает ЛДНР восстанавливать территориальную целостность своих республик.
Проблема, однако, состоит в том, что тема «предательства» России и головотяпства её чиновников уже стала мейнстримом в определённом сегменте донбасских сетей: «Наши не придут, все наши – это мы», «Мордор прогнил насквозь, с чего бы на этой войне было что-то правильно». А украинская пропаганда поддерживает и усиливает эту линию, продвигая формулу: «России наплевать на народ Донбасса, она использует его как пушечное мясо».
С помощью таких нехитрых приёмов неизбывная ненависть к русским, москалям и России в целом, являющаяся стержнем нынешней политики Киева, проецируется на Донбасс, заряжённый собственной ненавистью к украинским нацистам, которые «ликовали над растерзанным “Беркутом”, над умирающими в Доме профсоюзов, над дохлыми “личинками” [детьми] и убитыми “самками колорадов” [женщинами] в Донбассе».
Столь сильные впечатления не проходят бесследно, и когда понятная ненависть к сотворившему всё это врагу не находит выхода в мести, она переносится на тех, кто «не помог», «допустил всё это», а теперь ещё и «не дал всё, что нужно для фронта» и «заставляет выгонять из больницы наших раненых, чтоб лечить этих тварей из “Азова”* (Запрещён на территории РФ. – τ.)». Такие настроения пока не доминируют в ЛДНР, но инфильтрация уже началась. И в этом отношении Донбасс тоже существенно опережает Россию, которой, если она не хочет скатиться к политике ненависти, придётся изобретать какое-то противоядие.
* Организация признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации.