Геннадий Онищенко: «Это не такая страшная инфекция»

Геннадий Онищенко: «Это не такая страшная инфекция»

Истории 25 декабря 2020 Иван Зуев

Депутат Государственной думы, бывший главный санитарный врач России Геннадий Онищенко в интервью «Октагону» рассказал, в какой реформе нуждается Роспотребнадзор и благодаря чему Россия переносит коронавирус с меньшими потерями, чем другие страны.

– Президент предложил реформировать санитарно-эпидемиологическую службу. Как вы считаете, что нужно реформировать?

– Во-первых, это естественно. Те вызовы, которые мы переживаем с ноября 2019 года, показывают, что сегодня эпидемиологическая безопасность страны в соответствии с тем указом, который президент ещё в 2019 году подписал, требует постоянного внимания к себе и совершенствования. Это и внедрение новых методов исследований, расширение лабораторных возможностей службы – а она этим занимается сегодня. Потому что выявлять носителей, больных, в том числе с лёгким течением болезни, которые сегодня определяют погоду, – это, конечно, задача службы, которую нужно совершенствовать.

Нужно правовую сторону совершенствовать. Нужны современные подходы к подготовке кадров. Материальная база должна быть укреплена под те задачи, которые сегодня очевидно выросли, – это современное оборудование, которое сегодня требуется для внедрения ПЦР-диагностики на геномном уровне развития исследования. Такие исследования должны уже быть рутинными, а не уделом каких-то уникальных медицинских институтов. Та же мутация, которая была обнаружена в британском варианте, – как раз тоже задача службы.

Провокационный вопрос: достаточно ли полномочий у Роспотребнадзора для того, чтобы справиться с пандемией?

– Во-первых, это задача не только Роспотребнадзора. На этом фоне нужно ещё раз вернуться к переосмыслению задачи, которая носит игривое название «[регуляторная] гильотина». Гильотина – это прибор, который отрубает голову от туловища. В данном случае определённый символизм в этом прослеживается, потому что я всегда исходил из того, что все правила и все требования написаны чьим-то здоровьем, чей-то кровью, а иногда и жизнями людей. Другое дело, что их нужно пересматривать, но отменять всё сразу, чтобы потом заново создавать.

«То, что сказал президент насчёт совершенствования, – правильный подход. Просто всё отменить и потом заново написать – такого не бывает в жизни. Это обязательно аукнется чьим-то здоровьем. Поэтому сегодня в этом направлении нужно ещё раз подумать».

И, конечно же, нужно не только видеть проблемы и задачи службы, есть вопросы и к бизнесу. Бизнес правильно говорит: их закрыли и не дают работать. Они совершенно правильно ставят вопрос: «Ребята, вы чего творите? Нам нужно поддерживать дело, ведь никто денег не даст». Одно дело, когда мы посадили [домой] бюджетников: ничего не делай, получай зарплату. Хотя это тоже неправильно, но в марте было оправданно.

Давайте дадим работать, но выставим жёсткие условия для каждого конкретного случая. Хочешь работать – вот тебе условия, ты их должен выполнять. Но если из-за твоей безалаберности кто-то заболеет, мы с тебя спросим по полной, по всем статьям. Вот это нормальный подход! И бизнес чувствует ответственность, и те, кто разрешил ему работать, тоже чувствуют ответственность. Тогда и экономика будет двигаться, и люди будут в какой-то мере защищены. Это не такая страшная инфекция, что экономику нужно полностью останавливать, ничего не делать, никому ничего не разрешать, – слишком дорогую цену мы платим.

– Чей подход к пандемии был правильным, на ваш взгляд, – Лукашенко или европейских стран?

– Во-первых, не только Лукашенко, но и скандинавские страны, в частности Швеция, шли по пути неограничения. В каждой стране есть свои особенности. Сегодня самую правильную политику диктует Китай. 86 тысяч больных за год в полуторамиллиардном населении, при этом территория Китая в разы меньше, чем территория нашей страны. Китайцы как раз демонстрируют ту политику, когда они с помощью неспецифической профилактики – маски, гигиена рук и социальное дистанцирование – [ограничивают распространение инфекции], при этом экономика работает и прирастает. И одновременно мы – 146 миллионов, огромная территория, где на один километр даже четвёртая часть человека не приходится, – останавливаем экономику.

Геннадий Онищенко: «Это не такая страшная инфекция, что экономику нужно полностью останавливать, ничего не делать, никому ничего не разрешать, – слишком дорогую цену мы платим».Геннадий Онищенко: «Это не такая страшная инфекция, что экономику нужно полностью останавливать, ничего не делать, никому ничего не разрешать, – слишком дорогую цену мы платим».Фото: Сергей Бобылев/ТАСС

Разница в подходах, потому что у каждого народа своя культура, главная составляющая которой – отношение к своему здоровью. Шведы заявили, что у них ответственное отношение населения к своему здоровью и все будут соблюдать масочный режим, гигиену, социальное дистанцирование. Потому они сделали более щадящий режим ограничений. Китайцы по этому пути идут, в такой же ситуации находится Южная Корея, это типично рыночная экономика. Но абсолютную беспомощность показывают Соединённые Штаты Америки. Вот там на население абсолютно нельзя полагаться. Сегодня 17 миллионов из 74 миллионов заболевших в мире – это американцы. Они показали полную свою несостоятельность с точки зрения обеспечения биологической безопасности в главном его звене – отношении каждого человека к своему здоровью.

То, что было у Лукашенко, для мононациональной страны с достаточно дисциплинированным населением было правильным поведением. Но у нас по такому пути в марте идти нельзя было.

– Почему Америка так упала?

– Потому что у Америки нет здравоохранения, у неё есть бизнес на здравоохранении. И они это ярко продемонстрировали.

«Это большой урок для наших реформаторов, которые шли сугубо по американскому пути, особенно в 90-е годы: “Внедрим страховую медицину – пойдут деньги за больным, и тогда будет всё хорошо”».

У американцев деньги идут за больным: чем больше ему назначают, чем больше он потребляет лекарств, тем выгоднее тому, кто занимается страховой медициной. Роль сыграло и абсолютное бескультурье американского народа, они в этом плане ещё более беспечны, чем мы.

– А может быть, нам помогло советское прошлое с домами гигиены?

– Наше здравоохранение было с самого начала профилактическим. Профилактика – это не только дома гигиены. У нас была санитарная служба, которой не было ни у одной страны. Она изучала влияние на здоровье условий труда, особенно во вредных профессиях, влияние среды обитания. Это первичная профилактика. Сегодня у нас в атомной промышленности – казалось бы, в абсолютно вредной среде – самая большая продолжительность жизни. А всё почему? Отбор, диспансеризация, которая выявляет болезнь на ранней стадии. А у американцев этого нет, есть только бизнес. Америка, имея огромные финансовые возможности и ресурсные с точки зрения оборудования, полностью провалилась в этом направлении.

Россия всегда исповедовала организованное государственное здравоохранение, оно появилось только при советской власти. Хотя у царя не было министерства здравоохранения, было «Пироговское общество» – негосударственное объединение врачей, которые тоже занимались профилактикой. Когда первый нарком Семашко пришёл, сразу был провозглашён профилактический принцип российского здравоохранения.

Государственное здравоохранение сыграло огромную роль не только в нашей стране. Многие инициативы Всемирной организации здравоохранения исходили от советского здравоохранения. Это ликвидация оспы, полиомиелита, других массовых заболеваний – всё это были просчитанные, выстраданные и реализованные в масштабах всей планеты решения.