Карабах – горячая медиаточка
Первое столкновение с реально погибшими в ходе боевых действий людьми произошло на границе Армении и Азербайджана. Однако сам по себе карабахский конфликт вырос из мифа, активно продвигаемого в медиа ещё с начала 90-х годов. Распад СССР и усиление США, возрождение Турции и Ирана привели к тому, что спор за территорию стал удобной картой для геополитической игры. В XXI веке все войны идут в интернете, однако иногда за отстаивание чужих интересов гибнут невинные люди. Идя на смерть ради идеалов, многие и не подозревают, что их идентичность – результат многолетней работы профессиональных технологов.
Политическая идентичность сегодня становится главным элементом, из-за которого разыгрывается геополитическое противостояние, войны между народами и государствами. Такая идентичность чаще проявляется там, где судьба населения связана с военными конфликтами, спорными территориями и нерешёнными проблемами.
Кто получил кредит доверия от населения – представителя этой идентичности (этнической, религиозной и в том числе политической), обеспечивает себе военную, электоральную и экономическую поддержку. Но в условиях постинформационного общества важнее не силовые, а медиатехнологии, конструирующие политические идентичности, ради которых человек идёт на смерть.
Немного истории. Один из самых старых конфликтов на постсоветском пространстве – это Нагорный Карабах. Переговоры между Арменией и Азербайджаном берут начало в ранних 90-х. Ереван отстаивает право наций на самоопределение, ссылаясь на Хельсинкский акт, Баку стоит на позиции сохранения территориальной целостности государства. У мирового сообщества не получается сгладить армяно-азербайджанские противоречия и по той причине, что после распада СССР сменился пул геополитических акторов влияния: возникли новые государства, позиции России ослабли, а США – укрепились, в 2020 в игру вошли Турция и Иран.
США важно доминировать в этом регионе, поэтому Вашингтон не заинтересован в окончательном разрешении конфликта, пока Россию не удастся вытеснить из процесса.
Поддержание конфликта, наоборот, создаёт новые возможности для крупного капитала в богатом энергетическими ресурсами регионе, не давая упрочиться здесь Китаю и другим странам. Россия же так и не смогла предложить рабочую модель выхода из конфликта. Ввиду того, что акторами противостояния выступают не только сами государства: Армения и Азербайджан, Россия и США, Иран и Турция, но и их лоббистские группы – своеобразные «башни» и кланы. В этих условиях разворачивается мощнейшая информационная битва за политическую идентичность НКР (Нагорно-Карабахская Республика). А сколько армян, азербайджанцев и турок не только живут в Москве, но и являются де-факто олигархатом, элитой российской системы управления? Думаю, приводить конкретные фамилии не имеет смысла, их и так все знают.
В конце 90-х Армении удалось договориться о финансировании со стороны США, но армянские лоббисты так и не смогли полностью склонить на свою сторону Госдеп, стоящий на более выверенных позициях. Экономическое развитие Турции и Азербайджана начала нулевых позволило их представителям проводить более активную лоббистскую политику в среде исполнительной власти США. Причина кроется в том, что Вашингтон никогда не забывал о собственных интересах, нацеливаясь на вытеснение своих конкурентов из переговорного процесса. Штаты стремились формировать новостную и политическую повестку в этом регионе, не уступая никому, а особенно России. Поэтому нет ничего удивительного в том, что отношения западных стран и России стали ухудшаться уже в конце 90-х – начале 2000-х, а после «пятидневной войны» в Южной Осетии 2008 года западные страны стали тормозить усилия Москвы по принятию соглашения, согласно которому российские миротворцы могли бы разъединить армянскую и азербайджанскую стороны. Обострение информационной войны между Вашингтоном и Москвой после событий на Украине перевело конфликт в очередную затяжную фазу.
Развитие соцсетей позволило увеличить темпы противостояния и с усиленной скоростью воспроизвести многие мифы, ранее распространяемые только через СМИ и литературу.
Многие такие мифы возникли недавно, а в ходе информационной войны приобрели эффект мультипликатора, а их распространение – эффект цепной реакции. Спорная территория получила роль центрального элемента формирования политической идентичности Армении, Азербайджана и НКР. В процессе складывания местных идентичностей немалое значение имели и технологии создания «образа врага» из оппонента. Территория постоянно связывалась не с прагматичной, а с символичной (этнической, религиозной) проблематикой, несла в себе символ «могил предков», священной исторической памяти. В итоге преувеличенное чувство опасности приводило к стилистике крайних силовых решений, а блокировка Карабаха со стороны Баку создала идентичность «осаждённой крепости». Всё это усугубило и запечатало конфликт.
Политическая мифология и по сей день формирует идентичность Карабаха. И это зависит от силы пропаганды армянской либо азербайджанской стороны, которые имеют собственное видение вопроса, кто из них древний народ, а кто – пришлый. Армянская идентичность столкнулась с азербайджанской в условиях сильнейшей мифологизации общественного пространства. Примером политизации истории может служить дискуссия, развернувшаяся вокруг фигур 26 бакинских комиссаров. Так, с началом 90-х годов в азербайджанской периодике и научной печати с подачи академика Буниятова деятельность комиссаров стала переписываться и рассматриваться как заговор армянских националистов и их приспешников против Азербайджана.
В итоге в подготовке материала для информационного противостояния участвовали обе стороны, сводящие научные споры к обыденному «сетевому срачу» вроде исконности этноса на территории и пришлого народа, мученичества и геноцида собственного народа, и в итоге – проецирование истории на современность, переход из истории в политику. В результате информационная война вкупе с реальной «горячей» войной привела к формированию политической идентичности Нагорного Карабаха, тесно связанной с политической историей Армении и её политическими интересами.
Это яркий пример того, как сетевые политические идентичности, до того существующие лишь в виртуальной среде, при медиатизации политики постепенно влияют на реальность. «Интернет-срачи», таким образом, – это механизм по конструированию восприятия событий различного плана всеми участниками процесса, от местных до мировых. С самого начала конфликтующие стороны затеяли схватку не только за территорию, но и за преобладание в информационном пространстве. То есть истоки информационной войны можно обнаружить ещё в конце прошлого века, тогда как технологии XXI века лишь разогнали этот процесс.
Сейчас ситуация разогрета настолько, что виртуальная война переросла в войну реальную.
Так что задача политиков и других участников переговорного процесса – не множить исторические мифы, а, наоборот, развенчивать их, ведя ситуацию к мирному урегулированию, а не к консервации конфликта. Но для этого потребуется преодолеть прежние претензии другу к другу не только Баку и Еревану, но и Москве и Вашингтону. Однако вряд ли обе стороны преследуют эти цели. Скорее наоборот – хаос и неразбериха способствуют появлению «серых зон» как вокруг России, так и во всём мире, а власти и их финансовые патроны активно этим пользуются. В этом смысле стабильность в Закавказье мало кому нужна, каждая из сторон может преследовать свои интересы. США и Россия в очередной раз выносят собственные конфликты на сопредельные территории, Турция и Иран расширяют территорию своего влияния, а новые власти Армении, возможно, не прочь были бы избавиться от проблемы НКР чужими руками, чтобы продолжить движение в сторону сближения с Западом.