Наши слабые места

Исчезающий 2022-й – это, может быть, не самый трудный, но уж точно самый тревожный год за все те тридцать с хвостиком лет, что мы живём в послесоветском мире. И, прощаясь с ним, я хочу отвернуться от радостной государственной пропаганды, которая, как ей и положено, идёт от успеха к успеху, – и поговорить о том, что у нас не выходит. О тех неприятностях, что мешают России в её нынешней дуэли с Украиной, – но не о пушках и танках, в которых не смыслю. О людях – и тех идеях и образах, том настроении, что они создают, когда командуют историей.

У нас нет социального эталона. Популярного, отовсюду заметного человеческого типа, который воспринимался бы как «всем пример». Когда Москва объявила о своих решительных намерениях на юго-западных границах – было сказано, что дело не только в судьбе донецких и приазовских территорий, но и в конфликте целых систем. И мы вроде бы не только возвращаем домой родные километры посёлков и терриконов, но и оспариваем политическую монополию западного мира. А кто именно её оспаривает – и что им движет? Кто в этом кино в главной роли? Революционер в пенсне и кожаной куртке, религиозный фундаменталист с окладистой бородой, экзотический русский богатырь верхом на медведе? Россия широко размахнулась в своём антиамериканском восстании, но сам его масштаб ещё не придаёт ему, восстанию, содержательности. И нет возможности сказать, что герой нашего времени, претендующий на победу – после отступления 1991 года – пришёл. Его просто не видно.

Неприятелю, разумеется, помогает присланное заграницей оружие, но у него есть и сильный чувственный мотив; он, неприятель, застав общую страну только краешком, в детстве, после этого жил много лет в рамках той картины мира, где мазепы с петлюрами отважно сопротивлялись нашествиям северных кацапов. Его долго вдохновляли быть бойцовым псом Запада на восточном фронтире, защитником гордой нации – и вот оно состоялось, сбылось. А чем вдохновляли русского человека? Вероятно, деньгами, глобальным успехом, всем тем, что лет десять-пятнадцать назад называлось выцветшим уже словом «гламур», – а теперь вдруг оказалось заблокированным извне. Украина всю послесоветскую дорогу приучала людей к своей отдельности, но ведь и мы, в полном согласии с ней, не пытались ломать тот мир, где её отдельность считалась священной – нет, мы чтили собственное поражение. А потом передумали.

У нас нет уверенности, что новая политика необратима. Чтобы почувствовать эту робость, это начальственное сомнение, достаточно просто жить в ворохе случайных новостей, где на каждом шагу – то унизительные расшаркивания перед «мировым сообществом», то попытки призвать обратно в страну и на службу каких-нибудь заведомых проходимцев, про которых заранее ясно, что они продадут с потрохами не только родину, но и друг друга. Россия в 2022 году действует как человек на болоте: делает большой прыжок, но затем останавливается, оглядывается, растерянно пробует палкой поверхность вокруг себя, пытается шагнуть назад. И, кажется, до сих пор не отброшена иллюзия, что ещё чуть-чуть, ещё сто метров, день, месяц – и в Кремль, наконец, позвонят самые главные иностранцы, и предложат что-то такое, благодаря чему можно будет закрыть лавочку конфликта, да и зажить дружно, по-старому, в обнимку с яхтой и газовой трубой. А если не позвонят?

У нас до сих пор не разрешена русская национальная тема. Удивительный парадокс: Россия, противостоящая провинциальной, довольно убогой украинской идентичности, Россия, имеющая в своём репертуаре тысячу с лишним лет русской истории и культуры, пытается неловко и нелепо прятать собственную общность за ширмой то ли умершей советской, то ли несуществующей «евразийской» цивилизации. Вынуждена почему-то не быть собой, противопоставляя криво сколоченной, но простой и понятной украинской нации – невесть что, фантазийную химеру. Тут надо заметить, что даже Сталин, оказавшись в эпицентре мировой войны, был вынужден забыть про интернационалы с коминтернами и прочими братствами трудящихся и реабилитировать именно русский, а не «вообще какой угодно за справедливость и за всё хорошее» патриотизм. И его можно понять: припекло тогда сильно. Должно быть, сейчас настоящий петух ещё не клюнул, раз русское всё ещё под неофициальным запретом.

У нас господствует вялость. Страна управляется словно бы в замедленном кадре: правильные решения принимаются с таким опозданием, как если бы их утверждали на другом конце галактики, а всевозможное политическое творчество, от чьих-то речей до армейской рекламы, выглядит так, что невозможно не вспомнить коммунистический агитпроп сорокалетней примерно давности, когда «партия наш рулевой» бубнила положенные тексты со страстью и ловкостью зомби. Приходится признать, что и украинцы, при всём отвращении к их властям, и персонажи из наших девяностых, вообще-то знатные мошенники, далеко впереди нас по части выдумки, азарта и суеты: и в том, и в другом случае начальники понимали, что либо они убедят окружающих в правоте и успешности своего дела, либо им каюк прямо сейчас. Нынешняя же московская система царит в полном спокойствии. Она уверена, что торопиться ей некуда, а бояться некого. Отсюда и скорость действий, свойственная в мире фауны улиткам и черепахам, и острота замыслов, и качество исполнения. У людей всё хорошо, ну чего вы пристали?

Правила игры таковы, что человек без серьёзной должности – это ненужная мелочь, и даже противник – лучше, чем инициативник. Правила игры таковы, что в любом месте вассал думает прежде всего о благополучии сеньора – и отвечает только перед ним, а вовсе не перед избирателями, они же граждане, они же налогоплательщики, в общем, лишние люди. Правила игры таковы, что лучше проиграть, опозориться, провалить всё и везде, но зато сохранить под контролем свою маленькую тайную делянку, сохранить отношения с теми, кто тебя поставил – или кого поставил ты, лучше проиграть, но зато никого не пускать, а то мало ли что, вы кто такие, мы вас не знаем. Эти правила исключают отбор лучших и почти гарантируют выбор худших, они ведут в никуда, эти правила. И если бы знать, как отменить их, создать вместо них мир ответственности и конкуренции, – мы были бы счастливы, но это драгоценное знание неоткуда взять.

Всё вышесказанное – сказано не для того, чтобы продемонстрировать своё белое пальто на фоне грязной государственной телогрейки.

Всё намного проще. Хочется победить.

А переживать национальное поражение – третье за сто с небольшим лет, и, может быть, финальное в нашей истории, – почему-то не хочется. Дай-то Бог, его и не будет.

Но для этого надо кое-что поменять.