Люди на переломе судьбы

Наступили трудные дни, когда все в России думают об одном: об Украине.

О ней, но еще и о самой России – теперь, в новой реальности, и о той большой и драматической неизвестности, где мы сейчас оказались, неизвестности, где берут города, но никто пока не может представить, как будут выглядеть мир и тишина, и когда, собственно, они наступят.

Я не буду комментировать боевые действия, я не знаток танков и пушек.

Я не буду говорить о жертвах конфликта. Тут нечего говорить, каждая смерть – простая и вечная трагедия.

Я не буду обсуждать идеологию – слишком поздно. Я в этом смысле свой выбор сделал ровно восемь лет назад, когда в Севастополе, Донецке, Харькове и Одессе начались митинги антиукраинского протеста.

И уж тем более я не буду ругать наших противников – их специфические свойства известны. Холодное лицемерие западного мира, истерическое лицемерие московских прогрессистов, суицидально-некрофилическая борьба сторонников незалежности с Москвой, эта бездумно заимствованная ими у поляков историческая поза, – всё это мы уже обругали раз сто, и нечего к этому возвращаться в эти напряженные минуты.

Я лучше скажу о тех вполне гражданских, далёких от поля боя проблемах, наличие которых дополнительно утяжеляет нынешнюю драму.

Этот народ, по сути возникший из ничего в 1990-1991 годах, материализовавшийся из черной пены распада СССР, утверждается чиновниками до того топорно, что даже в книжном магазине я собственными глазами видел стенд с абсурдной надписью «Российская литература», и только что до «российского писателя Пушкина» дело не дошло, хотя, возможно, где-то и такое случилось. Но следует понимать, что если мы – российский народ, то есть народ государства РФ, которому тридцать лет от роду, то из этого логически следует, что мы никакого отношения не имеем к Украине, что Украина – это другая, чужая страна, с чужой землей и отдельным народом, свобода которого от нас обретает сакральное значение. Характерно ведь, что украинские националисты с таким остервенением много лет повторяют это московское официальное слово – «россияне», и упорно рассказывают о «российских оккупантах». Называя себя так, мы заведомо соглашаемся с беловежским разделом России, с идеей, что мы – какая-то новая общность, навсегда отделенная от всех прочих, что образованы этим разделом, – а не те, кто мы есть в действительности, тысячелетний русский народ с правом на всю историческую, национальную Россию. К сожалению, наше государство так долго охраняло и пествовало этот нелепый ельцинский псевдосуверенитет, так комически праздновало в июне день независимости незнамо от кого – от самих себя? – и заодно не препятствовало тому, что в аналогичных представлениях укреплялись все соседние страны, – и так много лет тянулась эта дурная фантазия, что теперь, когда сам здравый смысл отчаянно призывает нас к признанию противоположного факта, а именно русского единства, нам все еще сложно заново осознать это, и уж тем более начать убеждать в этом других.

Но это было соображение, если угодно, лирическое.

Есть и другое, политическое.

Армия, как выражаются в сухих сводках, выполняет свои боевые задачи.

Но там, где она прошла, остается печальный пейзаж. Остаются испуганные и растерянные люди – и это еще в лучшем случае, поскольку всегда есть и те, кто потерял близких, у кого разрушен дом или разбита привычная жизнь.

И защита этих людей, их материальная, эмоциональная и политическая поддержка – это самое главное, чем должна заняться Россия в местах, где гремел условный «фронт».

Им нужны инженеры и врачи, электрики и газовщики, полицейские и строители – чтобы возвращать к жизни обстрелянное общество и его инфраструктуру, повреждённую бессмысленным сопротивлением украинского халифата.

Им нужны психологи. Легко понять, сколько в этих русских городах людей, испытавших настоящий шок от пальбы и взрывов, и отдельно ещё – от нашествия мародёров и бандитов из всевозможной «территориальной обороны», которой киевский артист больших и малых театров раздал оружие.

Им нужны политические лидеры. Местные активисты – может быть, эмигрировавшие в Россию после четырнадцатого года, но именно местные, – которые помогли бы им понять, в какой реальности они оказались, что-то пообещать, кого-то наказать, выслушать просьбы и жалобы, решить элементарные проблемы.

Им нужно знать, что с ними будет.

Россия сделала нечто такое, что перевернуло их мир, и теперь этот мир должен вернуться на место, но уже на другое место, то, которое Россия же и должна им предложить.

В эти дни совершился внезапный перелом нашей общей судьбы. И, если так, нужна воля, чтобы облегчить этот перелом миллионам людей, которых этот решительный шаг уже затронул, и еще затронет.

И я надеюсь, что эта помощь придёт.