Лефорт нашего времени

В России чего-то существенного – очень не хватает.

В России есть что-то, что вечно происходит не так, но – что именно? Казалось бы, ведь у нас есть столько всего прекрасного. Огромная, разнообразная земля. Тёмные ёлочные леса и высокие берега тихих рек. Города, которым под тысячу лет. Нефть, газ и прочие хозяйственные ценности. Одарённые люди – жившие когда-то раньше и, надеюсь, ныне действующие. И даже – отдельные службы и сервисы, работающие на удивление неплохо. И даже – сама наша власть, которую вряд ли можно назвать прекрасной, но, во всяком случае, она умеет десятилетиями поддерживать более-менее складную и спокойную жизнь без хаоса и потрясений.

В России много казёнщины, много – вне мегаполисов и их центров, конечно, – мелкого повседневного безобразия, неуюта, какой-то неприбранности и бесхозяйственности, и когда ты смотришь на бесконечные ряды заборов с колючей проволокой, охраняющих гниющие руины, смотришь на серые дома, на убогие скверы, на остатки каких-то советских фабрик и колхозов, на зарастающие чахлым лесом поля, на газеты с деревянными словами региональных чинуш, на такие трогательные и такие несчастные городки, где некому убрать мусор, вырубить ненужные кусты, проложить набережную, затеять полезную торговлю, отремонтировать то и это, – ты думаешь: как не хватает хозяев. Как не хватает умения и желания приводить свой мир в порядок.

Где в таких случаях находится идеал, возникающий в памяти?

Сразу в двух местах.

С одной стороны, вспоминается опыт западных путешествий по европейской и американской провинции. Так называемый Запад – сравнительно с нами – силён именно жизнью глубинки, хотя бы относительно разумным распределением денег, комфорта и стиля по всему пространству благополучных стран, медлительной уверенностью обывателя, который, конечно, миллионов не заработает и звёзд с неба не хватает, но зато уверен в том, что у него всегда будут и хороший кофе с круассаном, и улица в цветах, и чиновники, готовые суетиться.

С другой стороны, вспоминается утраченный рай Российской империи – та его часть, что доступна нам на ветхих фотографиях и в дотошных описаниях статистиков и иных мемуаристов. Казалось бы, Советский Союз своим величием 1945 и 1961 годов побил все «царские» достижения, но так можно сказать, только исходя из самого обобщённого, глобально-государственного взгляда, которому мелкие человечки просто незаметны. А если спуститься чуть ниже, на уровень повседневности, то мы видим вот уже 100 с лишним лет как немыслимую для нас страну, где на каждом шагу что-то ценное было самостоятельно, с минимальным участием государства устроено: усадьбы, храмы, земства, ярмарки, речное судоходство, цветение городских семей, какие-то мельницы и амбары, заводики и деревеньки – везде, где сейчас пустота.

Дело в том, что огромную роль в создании старой империи, какой мы её помним и любим, – несомненно, не главную, но всё равно грандиозную – сыграли выходцы из европейских стран. Бесконечный поток французов и немцев, а иногда и голландцев, и швейцарцев, и датчан, и шведов, и кого только не – два столетия тянулся в Россию. Многие из этих людей ныне забыты, хотя Лефорт, Миних, Остерман, Ришелье или доктор Гааз и сейчас знамениты, но дело здесь не в знаменитостях, должностях и чинах, а в том прочном слое офицеров и купцов, управляющих имениями, врачей и аптекарей, агрономов, инженеров, профессоров и учителей, который составили эти европейцы, обучая вслед себе русских и производя русских из собственных детей.

Это было не то глупое и вредное «западничество», какое мы имели в конце XX века, когда Россия поставила себя в зависимость – психологическую и финансовую – от чужих структур. Нет, в те времена она ставила на службу себе – тех, кто искал счастья и карьеры за пределами своих отечеств.

И в новом веке у нас возникает великий шанс повторить этот ценнейший опыт.

Разумеется, эта возможность не будет реализована – если только не произойдёт с нами чего-нибудь исключительно удачного, – и всё-таки она есть, и о ней нужно сказать.

Западный мир меняется. И – с точки зрения консервативно настроенного человека – меняется в сторону чего-то непонятного и неприятного, и чем дальше, тем радикальнее. Едут толпы мигрантов из экзотических стран, лютуют феминистки, бушует совсем уж безумный «гендер» в виде каких-то сложносочинённых ориентаций, в которых чёрт ногу сломит, цивилизация вдруг обожествляет перемену пола, полиция отказывается бороться с нарушителями, если те – из меньшинств, и оды тем же меньшинствам в советском стиле становятся обязательными для шоу-бизнеса, в университетах ползают на коленях перед «жертвами», у которых «травма», нескончаемо разоблачая империализм-колониализм, сносят памятники, переписывают учебники, и всё чаще выдвигают начальниками по единственному принципу – чтобы не было белых, христиан и мужчин.

Словом, дурдом нарастает.

И – в условиях этого загадочного коллективного сумасшествия – если бы нашлась страна, которая хотела бы принять сотни тысяч, а то и миллионы людей из Европы и Америки, всех тех, кому со всей этой модной благодатью не по пути, – она обрела бы неслыханное процветание.

Потому что именно тот западный человек, который недоволен происходящим у себя дома – это человек качественный. Трудолюбивый, верующий, деловой. Герой успешной экономики, эталон того общества, что некогда имелось в заграницах – и которое они постепенно теряют.

А теперь представим себе, сколько всего замечательного могли бы осуществить на пользу России не те приезжие из нищих и чужих нам стран, массовым переездом которых нас балуют уже так давно, а – французы, американцы, немцы, скандинавы. Все, кто устал от своей больницы Кащенко и хотел бы жить и работать в мире здравого смысла. Где есть вера, отечество, семья, собственность, порядок и красота, а не жертва и травма.

Как укрепили бы нас эти фермеры, лавочники, бизнесмены, доктора, учителя, да и просто хозяева, умеющие обустраивать жизнь вокруг себя с умом и вкусом, то есть делать именно то, что так последовательно выбивала советская власть, ликвидируя «буржуев» и «кулаков» и приучая страну ориентироваться только на бюрократические бумажки.

И вовсе не потому, что все эти иностранные консерваторы – назовём их так для простоты – не захотели бы переменить место жительства и приехать, когда их собственные государства окончательно утонут в безумии. Захотели бы, я уверен.

Нет, проблема в том, что их никто не ждёт – и не будет ждать здесь.

Ведь если вместо неквалифицированной, зависимой, малограмотной миграции в России появится целое море отличных специалистов, умеющих жить и создавать, – с ними придётся делиться гражданскими правами. Нашему чиновнику придётся подвинуться – и признать, что, помимо его собственных сословных интересов, рядом с ним есть крепкий частник, который много на что претендует и заслуживает тех же возможностей и полномочий, какие имел в западном мире. А вместе с ним – ровно того же заслуживает и русский человек, который получит перед собой образец самостоятельного, свободного хозяина, а не вечного бюрократа. Сколько всего насущного, но пока что несбыточного захотят для себя эти люди – конкуренция, самоуправление, суд.

Смерти подобна такая перспектива для той системы, что сложилась у нас за последние 106 лет.

Нам эти инициативные, хозяйственные, рациональные, много о себе понимающие – не нужны. Как ими потом управлять? – если управлять так, как давным-давно привыкли.

И, значит, новые Лефорты и Гаазы, способные найти у нас себе новое место – в обход «гендера» и религии меньшинств, – это не более чем мечта.

Но мечта, согласитесь, красивая.