Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире Все записи автора
Дмитрий Ольшанский
23 ноября 2020

Чего хочет Россия

Куда нас тащит дух времени?

И существует ли на самом деле то коллективное стремление из точки А в точку Б, которое можно назвать национальной мечтой?

Что-то похожее чувствуется в каждую эпоху, но невозможно никак доказать, что страна вдруг взяла, да и повернула в другую сторону, а туда, куда шла она раньше, уже не пойдет.

Придётся поверить на слово, а потом вместе проверим.

Россия середины двадцать первого века (как это странно звучит) давно разлюбила утопии – те, которыми она так прославилась сто лет назад, и за которыми она следовала до космических шестидесятых.

Редко-редко ещё раздаются какие-то экзотические, одинокие голоса, вещающие о том, что мы, мол, это «всемирная империя», что «наша миссия – это справедливость», нам надо на юг, на восток, на край света, на Марс, и что русский человек для того и живёт, чтобы исполнить чью-то прихотливую фантазию – и неважно, коммунистическую, военную, научную или сектантскую. Но это, повторюсь, редкость, это теперь вестник цирка, а не будничный, массовый сдвиг.

Россия с китчевых американских картинок – ракета, медведь, борода, танк, балалайка, то ли к сердцу прижмет, то ли водки нальёт, – кончилась навсегда.

Её постепенное исчезновение связано с изживанием двух исторических типов: политрука и мужика. Одержимый самыми радикальными идеями студент, революционер, комиссар, интеллигент – и податливый, слабо ориентирующийся за пределами сельского мира бывший крестьянин, – эта не то чтобы сладкая, скорее, горькая парочка лет этак сто трясла родину как несчастную грушу, производя страшные и великие события, а потом тихо иссякла.

Деревенский ресурс – дёшево стоящий, молодой, многодетный, покорный, легко поддающийся переделке в казармах, заводах и партийных органах, – сменился новым городским обществом, куда более требовательным, если угодно, взрослым.

А прогрессивная общественность, пройдя сквозь войны, репрессии, разочарование в революциях и эмиграцию, сильно уменьшилась, и вся её прежняя ярость, весь её боевой и непримиримый настрой теперь умещаются в паре дежурных фраз: дайте нам Сидорова вместо Петрова и гей-парад вместо обычного парада.

Мы уже не империя, и никуда не летим. Медленно ходим от одной лавочки до другой, ворча под нос.

Вместе с тем, Россия середины двадцать первого века (и снова выразимся так непривычно) – давно разлюбила так называемую свободу, в той её шумной и мнимо заграничной версии, что была в такой моде лет тридцать назад.

Огромных размеров обида – или, иначе говоря, неприятное отрезвление, сразу и государственное, и народное, произошедшее с родиной на границе тысячелетий, когда стало понятно, что нет того волшебного западного мира, который ждет русского человека, который любит его и считает равным, а вместо него имеются ближние и дальние соседи – когда надо – жестокие, а когда – лицемерные, но всегда – не в ущерб себе, – так вот, эта новая жизнь уже без американского и европейского Деда Мороза идёт до сих пор, и крайне маловероятно, что она скоро сменится взрывом надежд и эйфории насчёт того, что мы тут всех свергнем, всё перевернём, и всех вокруг нас обнимем, и таким образом процветём.

К тому же и заграничные, фирменные представления о свободе – мягко говоря, мутировали за это время.

Буквально из ничего в передовых странах образовался пугающий, мрачноватый порядок, в рамках которого мужчина вечно виноват перед женщиной, белые – перед приятно смуглыми, местные жители – перед мигрантами, и все они – испортили климат и недостаточно страстно хотят сменить пол.

С какими чувствами на этот оруэлловский рай смотрит Россия?

Со смесью страха и смеха.

И сама туда точно не хочет.

Но есть и ещё один свергнутый кумир.

Дело в том, что родина устала от шальных денег.

От чужого разгула, который чиновники быстро заимствовали у бандитов, от запаха скоробогачества и агрессивного освоения кассы любой ценой. Условная Рублёвка, некогда работавшая символом счастья, вызывавшая острый интерес, замешанный на густой зависти, уволена со своего пьедестала – и в этой нынешней неприязни к бессмысленному шику уже нет советского пафоса. И это вовсе не гнев униженных и оскорбленных, а усталость мирного и зажиточного обывателя: але, гараж, ваш праздник закончился, хорош шуметь.

И вот именно эта интонация – раздраженная, как у отца, который пришёл с работы, а дети бегают по потолку и играют с котом в космонавта на центрифуге, – и подводит нас к главному национальному желанию ещё на долгие годы.

Нормализация.

Правила и порядок.

Честность, отчётность, деньги в дом и жизнь по средствам.

А если кто забывается, так сразу бить по загребущим рукам.

Потому что чем дальше, тем больше Россия таит в себе, как говорил классик, некоторую грубость по отношению к миру глобальных планов, бесконечных торжеств, щедрости в чужой карман и хронической неспособности сделать что-то мелкое и конкретное, нужное здесь и сейчас: починить, заплатить, вылечить.

Русский человек больше не солдат, не крестьянин, не барин, не интеллигент, не подросток, не коммунист и не наивный мужик с бомбой и медведем.

Он – много раз битый жизнью, опытный и недоверчивый бюргер, растерявший любые иллюзии что про тех, что про этих, ведь сегодня одна власть, а завтра другая, но кредит всё равно надо платить.

И он уверен, что уж после всего, что случилось за эти лет тридцать, нет, сто, да может и больше, – его уже не обмануть.

Пусть он окажется прав.

Другие записи автора

05 апреля 202415:23
Русаковская и Гастелло
Мы все когда-нибудь видели, как возникает дачный посёлок, а то и многоэтажный квартал. На бывшем колхозном поле, где ещё позавчера не было ничего, кроме гороха и клубники, образуется суета: шум, грязь, поднимаются заборы, раскапываются котлованы и ездят грузовики. И вот уже встают одни, другие и третьи стены, вот на заборе клеится реклама домов или квартир, и бродят смуглые строители, а потом уже и невозможно поверить, что на этом самом месте однажды была блаженная пустота. Здесь теперь на каждом метре курьеры, коляски, пацанчики, качели, парковки, наливайки, пенсионерки, олухи на самокатах и хозяйственные женщины, которым надо туда, и ещё вон туда, и везде – что-то тащить, выбиваясь из сил. И человек, ещё заставший тот, прежний мир, где были горох и клубника, привыкает к этой новой жизни, и ходит мимо неё и сквозь неё, нисколько не удивляясь её присутствию. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
18 марта 202412:32
Тень Хрущёва
Отношение коммунистических вождей к буржуазной загранице было затейливо разнообразным – и, по мере движения советской истории, менялось в сторону всё большей благожелательности. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
19 февраля 202409:01
Человек, который не вышел
Я смутно помню, когда и где мы познакомились. Но это точно произошло в глубине нулевых, таких невинных, как теперь кажется, годов, в путанице между блогами «живого журнала», дешёвыми скверными кафе, политическими дебатами в исчезнувших клубах и быстрыми встречами всех, кому было дело до громких вопросов, и кому часто не было и тридцати лет. И я тем более не помню, когда этот высокий человек с забавной фамилией Навальный* выделился из шумной московской толпы ораторов, тусовщиков, активистов, радикалов и пьяниц – и стал событием. Сделался тем, о ком модно было говорить: у него большое будущее. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
08 февраля 202411:30
Через лес
Все закончилось так: Максим Соколов, лучший политический журналист России рубежа веков, неожиданно скончался у себя дома, в деревне Шишкино возле города Зубцов, не дожив до шестидесяти пяти лет – и одного дня до Нового года. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
19 января 202413:24
Дети
Интересно обнаруживать будущее в прошлом, когда уже всё закончилось, и мы знаем, куда повернёт жизнь. Находить красных комиссаров и просто советских знаменитостей на дореволюционных фотографиях, где они, как будто бы ещё такие невинные, смирные – стоят среди гимназистов или солдат, а то и кокетливо позируют в нарядах до того буржуазных, что за такое сами себя расстреляли бы, если бы были честнее. Или, что проще и чуть более блёкло, узнавать русских миллионеров, политических тузов и авантюристов недавнего рубежа веков – всё ещё в пионерских галстуках и школьных пиджачках, где-нибудь на уборке двора в семьдесят лохматом году. Новая власть, большой новый мир, который ещё не подозревает о собственном могуществе, тихо подчиняясь правилам старого, обречённого на неожиданное или плавное исчезновение, – эта история будет вечно воспроизводиться. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
30 декабря 202315:30
Битва за мораль
Страстная борьба за ту особую субстанцию, которую заинтересованные лица называют то «духовно-нравственными основами», то «духовными скрепами», то «моральным обликом», то «традиционными ценностями», но вещество её примерно понятно – это всё то же самое вещество, которое заставляло советские парткомы заседать по поводу семейных измен, а советских милиционеров – стричь хиппи в своих отделениях, – так вот, страстная борьба за эти свирепые идеалы началась в России в 2012 году и идёт до сих пор, постепенно разгоняясь и становясь всё более непримиримой. Максимально туманно сформулированных статей, связанных с «оскорблением» и «разжиганием», в Уголовном кодексе становится всё больше, как и специфических организаций, которые ведут охоту на безобразников. Дмитрий Ольшанский Записки о сложном мире
Читайте также