Дело «Седьмой студии» как паттерн российской сословности
Дело Кирилла Серебренникова стало своего рода тестом и для судебной системы России, и для государства в целом. Проблема заключается в том, что назначенное театральному режиссёру наказание было делом вполне предсказуемым для людей, разбирающихся в правилах системы. Но общество, вернее тех, кто следил за ходом процесса и верил в то, что приговор окажется сообразным тяжести совершённого преступления, пусть и по самой нижней планке, оно повергло в шок.
Серебренников украл огромные по меркам российского обывателя деньги. Он по самым примитивным схемам обналичивал выделенные театру бюджетные средства, даже не пытаясь хоть как-то это камуфлировать. Это свидетельствует о том, что он чувствовал себя абсолютно безнаказанным.
Суд признал его виновным «в организации преступной группы и хищении 129 миллионов рублей». По квалификации УК – «хищение в особо крупных размерах». Статья предусматривает исключительно переезд в места не столь отдалённые: «наказывается лишением свободы на срок до десяти лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до пяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового».
Но наш герой получил условный приговор.
Система в очередной раз продемонстрировала гражданину, не имеющему нужных связей, колоссальной группы поддержки в либеральном лагере, что есть «чернь», которую закон карает беспощадно, отправляя на несколько лет в тюрьму за копеечную кражу, и есть неприкасаемая элита, в интересах которой тот же самый закон выключается в нужный момент.
Но самым горьким открытием во все этой истории является то, что она лишний раз подтвердила: где-то в недрах государственных структур не переводятся люди-винтики при разных чинах – от самых мелких до вполне себе крупных – тайно сочувствующие противникам «кровавого режима». Состоя на службе у государства, они не имеют возможности открыто выражать свои взгляды. Но когда дело доходит до суда над «своим», ещё и любимцем, ещё и творцом свободного до чёртиков искусства с захватывающими воображение девиациями, они приводят в боевую готовность все свои полки и спешат на помощь.
Это совсем не безобидная штука. «Пятая колонна», обеспечивающая работу государственной машины, во-первых, обязательно склонна к саботажу. Поэтому она скорее не помогает ускорить движение, а притормаживает его. Правда, так, чтобы не было особенно заметно, а то можно и должности лишиться.
Во-вторых, в лихую годину, когда государство критически ослабнет, люди-винтики перестанут проклинать «диктатора» на своих кухнях, сбросят маски и предстанут перед публикой образцовыми борцами с нынешней «российской тиранией». Этот будет момент оглушительного и, как я полагаю, весьма масштабного предательства. Эти банды чиновников, взращенных и выпестованных 90-ми, уже не очень молодых, в государственных щелях тихо ожидают своего триумфального часа и в тайне от коллег держат нос по либеральному ветру. Они люто тоскуют по прошедшим временам в надежде, что равнение на Запад снова когда-нибудь станет практикой государственного строительства.
Сословность тоже является наследием 90-х годов. Либертарианская теория, которая вдохновляла ельцинских реформаторов, воспринимала простого человека как обузу, как помеху на пути реформ, как слепой балласт, тянущий страну на дно. И избавление от этого бремени считалось в рамках либеральной идеологии несомненным благом. Именно тогда страна и была разделена на два сословия: тех, кто был прикован ржавыми цепями к проклятому коммунистическому прошлому, и тех, кто шагает в ногу со временем перемен, которые должны были дать России пропуск в цивилизованный мир.
Страна чуть не распалась в результате всех этих экспериментов, но мы выжили и даже выкарабкались из той зачумлённой ямы, в которую нас столкнули. А чудовищное социальное расслоение осталось. Оно даже не в колоссальном разрыве в уровне доходов: в конце концов, у нас капитализм, хотя и с нарастающими элементами активной социальной политики. Оно в том, что мнящая себя аристократией либеральная публика имеет колоссальные преференции во всех сферах государственной жизни, связи, закулисные рычаги влияния, тогда как «чернь», в качестве которой выступает большинство населения, попираема на каждом углу – по всей стране, в больших и маленьких городах.
Приговор Серебренникову вызвал массовое возмущение и ярость у отечественной интеллигенции, имеющей привычку обмениваться мнениями в социальных сетях. Тем более, что на очереди суд над актёром Ефремовым, устроившим смертельное ДТП. «Справедливость» – вот то слово, которое в обсуждениях встречается чаще всего. В этой истории её нет и в помине.
Но страна меняется.
В ельцинские времена, столкнувшись с подобной ситуацией, рядовой гражданин просто зло сплюнул бы и прошёл мимо, понимая, что он ничего изменить не в состоянии. Сейчас общественный настрой совершенно иной.
Люди пишут, собирают подписи под петициями, привлекают разными способами внимание властей к издевательским высказываниям чиновников, к таким вот моментам явной неправосудности, к даже самым мелким моментам несправедливости, продлевающим позорную традицию сословности. И очень часто добиваются нужной реакции. Чиновники вылетают с работы, приговоры пересматриваются, слабым и немощным внезапно приходит на помощь сам губернатор.
Сегодня надежда на справедливость, несомненно, есть. И у меня крепнет ощущение, что, кроме надежды, и самой справедливости в путинской России, именно потому, что она обзавелась этим прилагательным, будет становиться, пусть по чуть-чуть, но больше.