Последняя неделя показала, что зелёная энергетика, создаваемая для борьбы с изменением климата, не выдерживает элементарных колебаний погоды и не функционирует без поддержки со стороны традиционных способов генерации.
Самым вопиющим примером стал американский штат Техас, 25 процентов электроснабжения которого приходится на долю ветряной энергии. Ситуацию осложняет обособленность техасской энергосистемы, что исключает получение помощи от соседних штатов. Жертвами прогрессивных технологий стали 4 миллиона жителей Техаса и несколько сотен домохозяйств Луизианы и Орегона, оставшихся без света, тепла и воды, а также все юго-западные штаты Америки, где цены на электроэнергию выросли в 360 раз – с 25 до 9 тыс. долларов за мегаватт.
Одновременно есть что-то символичное в том, что для реанимации объектов зелёной энергетики используются самые грязные технологии: ветряки поливают химическими антиобледенительными смесями с вертолётов, работающих на обычном авиационном топливе. Тут в одном флаконе – отвратительная химия и выбросы углекислого газа в атмосферу. Всё как в пошлой истории про детей, которые, заигравшись в «светлое будущее», попали в беду, и тогда пришли взрослые дяди и стали их спасать.
В этом смысле коллапс в Техасе – это ушат холодной воды для тех, кто страдает климатическим психозом, и хороший повод для пересмотра плана Евросоюза к 2050 году полностью перейти на чистые технологии, которые дали сбой не только в США, но и в северных районах Европы.
Зелёная энергетика как политический тренд
На следующий день после инаугурации президент США Джозеф Байден подписал указ, отменяющий решение Дональда Трампа о выходе из Парижского соглашения по климату. Затем было заявлено о создании в Белом доме специального офиса по национальной климатической политике и намерении удвоить к 2030 году объёмы энергии, производимой на ветряных электростанциях.
Это означает возвращение в большую политику климатической повестки. Сателлиты США, прежде всего в Европе, взяли под козырёк, но тут вместо ожидаемого потепления, с которым они собирались бороться, пошёл снег и ударили морозы. Жизнь в очередной раз оказалась богаче планов политиков и расчётов финансистов, зарабатывающих на росте акций зелёной энергетики.
Важность климатической повестки в глобальной политике подтверждает подписанный Джозефом Байденом указ, отменяющий решение Трампа о выходе из Парижского соглашения по климату.Фото: Zuma/TASS
Если же обратиться к реалиям жизни, выяснится, что доля ветра составляет в электроэнергетике США около 12 процентов, солнца – около 5, а самой грязной и самой дешёвой угольной генерации – около 21 процента. Что касается Европы, которая выступает в роли фронтмена борьбы за сохранение окружающей среды, то там зелёные технологии распределены крайне неравномерно. В некоторых странах достаточна велика доля самой грязной и самой дешёвой угольной генерации: в Польше – 79, в Голландии – 26, в Германии – 23 процента.
В являющемся главным производственным цехом мира Китае к концу 2019 года уголь был источником 67 процентов производимой энергии, и в течение 2020 года было введено в эксплуатацию ещё 38,4 гигаватта новых угольных мощностей. Как это согласуется с заявлением Си Цзиньпина о том, что «к 2060 году Китай станет углеродно нейтральной экономикой», непонятно. Для сравнения: в России доля угольной генерации снизилась до 13,5 процента.
В мировой энергетике 76 процентов генерации приходится на грязные технологии: нефть – 33, природный газ – 23, уголь – 20 процентов. Доля атомной энергии (АЭС) – 6, гидроэнергии (ГЭС) – 6, других видов – 12 процентов. Это значит, что, несмотря на постоянные разговоры о грядущей климатической катастрофе, переход на зелёные технологии происходит крайне медленно, и на то есть серьёзные причины.
Солнечная и ветряная ВИЭ – обуза для сетей и потребителей
Каждый вид чистой генерации имеет свои особенности. Стабильно работающий блок АЭС мощностью в 1 млн ватт окупается в течение 4–7 лет. Важным достоинством этого вида генерации является его непрерывный характер, но есть проблема переработки отходов и риск тяжёлых последствий в случае аварии. Из-за этого после Чернобыля власти некоторых европейских стран приняли программу закрытия АЭС.
Срок окупаемости ГЭС колеблется в пределах 10–15 лет. Это абсолютно чистая энергия, однако объёмы генерации подвержены сезонным колебаниям: максимум – во время весеннего половодья и минимум (или прекращение работы на мелких, промерзающих до дна реках) – зимой. Но эти изменения происходят плавно и всего два раза в год, а методики прохождения сезонных переходов давно разработаны и проверены на практике.
Совсем иначе работают солнечные и ветряные станции. Их мощность в десятки и сотни раз меньше, чем мощности традиционной генерации, но ещё большей проблемой является зависимость не только от сезона, но и от погоды, которая может меняться по несколько раз в день. Зимой европейская зелёная энергетика производит электроэнергии в пять раз меньше, чем летом. В странах, расположенных ближе к экватору, таких сильных сезонных колебаний нет, но ежедневная зависимость от солнца и ветра есть везде.
Согласно имеющейся статистике, солнечные станции реально работают 10–25, а ветряные – 25–35 процентов от всего времени их эксплуатации, а вырабатываемая ими мощность колеблется в зависимости от яркости солнца и силы ветра. То есть главными особенностями этого вида энергетики являются её непостоянный и прерывистый характер. Отсюда техническое название – прерывистая альтернативная генерация (ПАГ). Звучит не так красиво, как зелёная, зато раскрывает суть.
Из-за этих прерывистости и непостоянства затраты на транспортировку зелёной энергии в три раза превышают затраты на передачу электроэнергии АЭС или электростанций, работающих на угле.
При увеличении количества объектов ПАГ эти расходы растут, как и расходы на строительство и обслуживание линий передач, которые должны соответствовать максимальной, редко достигаемой мощности. Для сглаживания постоянно возникающих колебаний и перебоев генерации необходимо большое количество батарей, которые нужно закупать, а потом утилизировать.
Все эти организационные проблемы и расходы ложатся на сети, в которые поступает зелёная энергия, что приводит к росту цены на электроэнергию для потребителей. По оценке Международного энергетического агентства, при росте доли ПАГ с 20 до 45 процентов конечная стоимость электричества увеличивается на 50 и более процентов.
Неравномерное производство зелёной электроэнергии, связанное с сезонными колебаниями, автоматически увеличивает стоимость продукта.Фото: Patrick Pleul/dpa/picture-alliance/TASS
На деле, как показал опыт южных штатов Австралии, подобный рост доли ПАГ приводит к веерным или аварийным отключениям. А это является абсолютно неприемлемым и для производственного сектора, особенно для предприятий постоянного цикла (на их повторный запуск могут потребоваться месяцы), и для торговли, нормальное функционирование которой невозможно без работы холодильников, и для социальной сферы, где отключение от электроэнергии больниц, лифтов и других объектов может привести к гибели людей.
В случае осуществления мечты защитников климата о полном переходе на зелёную энергетику справляться с этими проблемами ей придётся самой, без помощи грязных источников энергии. Не исключено, что с технологической точки зрения такую задачу можно решить. Но это потребует строительства и обслуживания ещё большего количества сетей, а также огромных затрат на хранение электроэнергии и утилизацию накопительных батарей и отработанных солнечных панелей. В результате цена для потребителя увеличится в разы, что не понравится людям и сделает нерентабельным энергоёмкое производство.
Зелёные субсидии – это распил огромных денег
Для продвижения солнечной и ветряной генерации правительства многих стран используют зелёные субсидии для компаний – производителей энергии и обязывают сети закупать их продукцию по ценам, соответствующим её себестоимости, и брать на себя все расходы по выравниванию «рваной» генерации. Учитывая, что себестоимость на солнечных электростанциях в 5,8 раза выше, чем на АЭС, а стоимость выравнивания в 2–3 раза превышает себестоимость, итоговая цена продукции зелёной энергетики в 11–17 раз выше, чем стоимость атомной электроэнергии.
Это влияет на формирование розничных цен, и в результате все потребители фактически спонсируют чистую энергетику. В Великобритании эта ситуация спровоцировала череду скандалов, что привело к сокращению субсидирования и закрытию 13 зелёных компаний. Сейчас все с нетерпением ждут запланированного на этот год окончания 20-летнего периода субсидирования ПАГ.
Правительства стран обязывают закупать продукцию солнечной и ветряной генерации по ценам, которые в разы выше, чем стоимость атомной электроэнергии.Фото: Susan Montoya Bryan/AP/TASS
Страдают от этой схемы владельцы сетей и конечные потребители, а её бенефициарами являются компании – производители солнечной и ветряной электроэнергии. В России их отношения с держателями сетей определяются Правилами оптового рынка электрической энергии и мощности, обязывающими сети закупать «рваную» энергию ПАГ, и Правилами определения цены на мощность генерирующих объектов, функционирующих на основе ВИЭ, где прописано право зелёных компаний на годовой возврат на вложенный капитал в размере 12 процентов независимо от инфляции и налогов.
Но главное – это определяемые российским Правительством квоты на объёмы поставок и лимиты на капитальные затраты и утверждённые распоряжением Правительства от 08.01.2009 расценки в размере 97–140 тыс. рублей за один киловатт и плановая величина капитальных затрат в 126 млн рублей за один мегаватт «рваной» мощности. В итоге получается, что, если полностью перейти на зелёную генерацию, цена на электроэнергию достигнет 50–70 рублей за один киловатт-час, что в 10 раз превышает нынешние тарифы для населения.
К счастью, доля зелёной генерации составляет в России всего лишь 0,06 процента и высокая стоимость чистой энергии не оказывает существенного влияния на формирование потребительских цен.
Россия обкатывает новые технологии, в необходимости развития которых никто не сомневается, в совсем маленькой «песочнице».
Иначе обстоят дела в европейских странах. В Германии из-за непогоды парализована почти половина энергетического сектора. В Испании аналогичная схема привела к спаду производства и финансовому кризису. Сегодня в тот же сценарий загоняют Италию. Зато довольны владельцы и инвесторы зелёных компаний: они успели неплохо заработать на высокой прибыли и росте акций.
Надувание финансового пузыря на рынке зелёной энергетики происходит за счёт искусственно созданной высокой рентабельности этих компаний. У нас она превышает 100 процентов (для сравнения: рентабельность АЭС колеблется в пределах 16 процентов). Злые языки утверждают, что действующую в России схему пролоббировал в интересах инвесторов Анатолий Чубайс, который до мая 2008 года возглавлял РАО «ЕЭС России».
Парадоксы зелёной энергетики
По данным аналитиков транснациональной компании British Petroleum, инвестиции в зелёную энергетику составляют 20 процентов рынка электроэнергии, что в совокупности с ростом акций обеспечивает переток капиталов в экологически чистую нишу энергетического рынка.
Этот тренд поддерживается и образом действий банков, регулирующих свою кредитную политику на основании «климатических критериев». Некоторые банки Швеции полностью прекратили кредитование грязных проектов, включая работы на арктических шельфах.
Зелёная энергетика, как пылесос, втягивает в себя мировые деньги, лишая инвестиций производственный сектор, и надувает финансовый пузырь, при схлопывании которого кто-то хорошо заработает.
Тем временем страны, которые субсидируют эту авантюру, сокращая традиционные виды генерации, начинают «догадываться», что что-то пошло не так. Фактически в мировой экономике сложилась парадоксальная ситуация: продвигаемая по политическим и корыстным мотивам зелёная энергетика живёт за счёт государственных субсидий и при этом уничтожает производственную базу, что ведёт к снижению налоговых поступлений в бюджет. Так что ещё немножко усилий по защите климата – и субсидировать зелёную энергетику будет попросту нечем.
В Европе хуже всех приходится Германии, которая после аварии в Чернобыле прекратила развитие атомной энергетики и закрыла часть АЭС, а потом принялась сокращать другие виды генерации и развивать солнечную и ветряную энергетику. В результате в 2020 году доля АЭС снизилась до 11,6, газа – до 12,7, угля – до 22,3 процента, а объём зелёной генерации превысил 45 процентов. Теперь из-за природной аномалии солнечные батареи и ветряки засыпаны снегом и заледенели, энергетический сектор Германии находится на грани коллапса, и она закупает уголь и запускает на полную мощность сохранившиеся угольные электростанции.
Сложнее всего приходится Германии, где в условиях дефицита энергии приходится использовать передвижные отопительные станции.Фото: Daniel Karmann/dpa/picture-alliance/TASS
Гораздо лучше обстоят дела во Франции, которая не закрыла свои АЭС и прекратила субсидирование зелёной энергетики ещё в 2018 году. Её примеру последовал Китай, вдвое сокративший субсидии в 2020-м и полностью прекративший спонсирование ПАГ в этом году. Ещё одним беглецом из зелёного будущего стал третий по уровню развития возобновляемых источников американский штат Орегон: там тоже решили снизить финансирование чистой генерации и предоставить субсидии АЭС и угольным электростанциям.
На этом фоне выросли цены на уголь и нефть, а государства Европы осознали важность «Северного потока – 2» и кинулись покупать российский газ: по сравнению с прошлым годом Германия увеличила закупки на 35, Италия – на 113, Франция – на 44, Польша – на 64 процента.
На сегодня в борьбе нового зелёного со старым чёрным побеждает последний, но велика вероятность, что, когда потеплеет и кризис завершится, Европа по команде из Вашингтона снова начнёт покорять вершины экологически чистой энергетики.
19 февраля 2021