Врачи говорят

• Хватит ли в России коек для пациентов с коронавирусом?
• Тост за здравие покойного

Скорая рискованная помощь

Фельдшеры скорой помощи – солдаты войны с коронавирусом. Именно они выезжают на вызовы с ОРВИ, когда у диспетчера есть подозрение, что у пациента COVID-19. Никто при этом не отменял и обычных вызовов.

Дмитрий Серёгин, фельдшер станции скорой помощи в Орловской области:

«Динамика нарастает. У нас в Орловской области 41 заразившийся человек (по данным на 15 апреля. На сегодняшний день заразившихся – 238 – τ.). Большинство заражённых сейчас – приехавшие вахтовики из Москвы. Таких в области хватает. Экономические параметры в Орловской области не блещут, в два-три раза зарплаты средние ниже, чем в Москве. Когда в Москве случилась вспышка коронавирусной инфекции, они все решили вернуться домой к семьям.

У нас был один беглец, у моего коллеги. Из Москвы его привезли, и когда он садился в нашу, орловскую, машину скорой, то резко побежал. Наши коллеги за ним не побежали, он был агрессивным.

За всё время было сделано 490 тестов, если мне память не изменяет. Это на регион с населением 735 тысяч человек. Из них 117 тестов было сделано медработникам. Я работаю на станции скорой помощи города Орла, у нас 400 сотрудников, всего у 20 человек взяли анализы за всё время. Это только в нашей организации.

Каждый день работает 32 бригады скорой, за сутки 350 вызовов, четверть из них – ОРВИ. Тестирование на дому не проводится. При этом пациент может ввести в заблуждение медработников, сказав, что он ниоткуда не приезжал. Медработники к таким больным, которые скрывают свои поездки, едут без защиты, только в масках и перчатках. А потом едут по другим вызовам, к пожилым людям, разносят инфекцию. Если у кого-то из сотрудников выявится коронавирусная инфекция, вся смена уйдёт на карантин. Это будет коллапс.

Мы спрашивали о тестах у главврача. Он сказал, что тестов просто нет. Мы работаем в тревоге и неопределённости. Многие мои коллеги просто уехали от семей, чтобы не заразить их.

От коронавирусной инфекции маска врачей плохо защищает. Хорошая защита – одноразовый костюм. У нас они все находятся на главной подстанции скорой помощи, их используют только медики, которые выезжают именно на коронавирусную инфекцию. Если человек звонит и говорит, что у него ОРВИ и он ниоткуда не приезжал, к нему едут без костюмов».

Юлия Нестерова, фельдшер. Московская область, город Реутов: 

«Я привезла пожилую женщину после контакта с заражённым коронавирусом. Она с трудом передвигалась из-за хронических заболеваний и возрастных особенностей. Пришлось взять и положить на ступеньки пластиковую дверь и одной завозить по этой двери бабушку, как по пандусу. Коллеги уехали после санобработки.

Стационары именно в Московской области подготовлены не все. Например, не готовы пандусы у клиник. Не хватает антисептиков. У нас есть свои большие антисептики в машинах. Маски и перчатки в режиме экономии. «На температуру» мы надеваем двойные маски, респираторов уже нет.

Мы сдавали экзамены, получили сертификаты – это уже сверх нашего образования, где мы тоже этот вирус изучали.

Хотя мы недалеко от Москвы, разница огромна. Мы две совершенно разные скорые, с разными доплатами. Разница в два, в три, в четыре раза. Так же и с костюмами: в Москве защищённые, хорошие костюмы, у нас – уже похуже, типа «Садолита». Узкий размерный ряд. Не всем подходит.

Наши сотрудники проверяются регулярно, поскольку это безопасность для пациентов. Вчера я возила положительного больного и должна провериться, лечь на 14 дней на карантин. Но так как мы защищены и подготовлены, на карантин мы не уходим».

Аркадий, водитель частной скорой помощи в Екатеринбурге (автор популярного аккаунта «Скороход» в TikTok):

«Не могу сказать, хватает ли бригад скорой. На моей подстанции все работают штатно, в обычном режиме.

До перепрофилирования 15-й подстанции Екатеринбурга мы возили только контактных – тех, кто приезжал из-за границы. Хозяин нашей аутсорсинговой компании отреагировал достаточно быстро. СИЗ нашлись оперативно, дезинфекция тоже. Салфетки, маски, – нам всё предоставляют.

Лично я с заражённым не контактировал. Мы возили контактных. При этом мы все в защитных костюмах. На месте машина уже полностью дезинфицировалась.

Коллеги из других регионов жалуются, что у них не берут анализы на COVID. Мы тестируемся каждую неделю в обязательном порядке.

©octagon.media, 2020

Вопрос выплат стоит ребром. Мы возили контактных, возили приезжих из-за границы. Я писал губернатору о выплатах в Instagram, в других соцсетях, ответа пока нет. Наш работодатель тоже по своим каналам пытается выяснись. Пока конкретной информации о том, будут ли выплаты для бригад частной скорой помощи, нет.

Все переработки у нас оплачиваются, хотя их немного. У нас полный соцпакет по трудовой книжке. Пока всё идёт более чем хорошо».

Первая встреча

После того как пациента с коронавирусом или подозрением на него привозят в больницу, он проходит через приёмный покой. Тут его встречают педиатры и врачи-инфекционисты. Для ускорения процесса в регионах призвали максимально возможное количество таких специалистов.

Ирина, врач-инфекционист СПИД-центра, работает в приёмном покое городской больницы. Хабаровск:

«Моё основное место работы – центр СПИДа, но в связи с эпидемией я была командирована в обычную клинику. Ещё до эпидемии в России мы в центре СПИДа изучали вопрос, учились быстро надевать защитные костюмы, составляли план действий.

Самая тяжёлая смена (во время эпидемии. – τ.) была первая в городской больнице. Просто физически тогда устала. С 8 утра везли огромное количество пациентов, приходилось одновременно отправлять на анализы, принимать их, беседовать, выбирать тактику: госпитализация или отправить домой. Мозг постоянно работает и не отключается.

Наплыв больных пока не пошёл. Всё ещё впереди. Сейчас у нас за смену на трёх врачей в приёмном покое 10–12 человек пациентов.

Нас постоянно проверяют на коронавирус. Внутреннего страха у меня нет, но есть страх за близких, за родственников.

И маски, и респираторы у нас есть, костюмы есть, пока всего в достатке».

Шарап Немаев, врач-педиатр. Улан-Удэ: 

«Из-за нехватки кадров меня отправили в Улан-Удэ. Наплыв у нас начался в марте. Сейчас в Бурятии больных около 100 человек. Нас специально инструктировали на нескольких планёрках о работе с коронавирусом. Мы и сами проходили дистанционное обучение в структурах Минздрава.

Масок и перчаток пока хватает. Лично меня не проверяли на коронавирус, потому что нет показаний.

Самая напряжённая для меня смена была в горбольнице. Брал мазки у контактировавших с вирусом и отправлял на анализы.

В среднем у нас 10 вызовов в день на коронавирус. К страху уже привыкли, приходится как-то работать».

Реанимация проблем ИВЛ

Аббревиатуру ИВЛ многие узнали только с началом эпидемии COVID-19. До этого никто и не думал считать, сколько аппаратов искусственного дыхания приходится на одну больницу, на один регион. Офицерами войны с COVID-19 неожиданно стали анестезиологи-реаниматологи. Этих специалистов ещё меньше, чем самих аппаратов. Им приходится работать вне всяких нормативов и 40 процентов времени проводить в реанимации, где скопление вируса максимально. С началом эпидемии внутри регионов немедленно началась рыночная конкуренция за этих штучных специалистов. В некоторых больницах Москвы появлялись вакансии с зарплатами почти в полмиллиона рублей.

Константин (имя изменено), врач-анестезиолог одного из крупнейших центров медицины в Сибири:

«Больных мы не называем больными, это пациент. Я слышу постоянно такой термин, но им пользуются, как правило, те, кто пропускал занятия в вузе.

Навыком перевода на ИВЛ владеют только анестезиологи-реаниматологи. Если все предварительные работы проведены, то сам перевод на ИВЛ занимает не менее двух минут. Это если она проходит без осложнений. Сколько есть пациентов, столько и можем поставить аппаратов, тут проблема возникает именно в наличии.

Выполнять постановку ИВЛ могут только реаниматологи-анестезиологи, процедура достаточно сложная, требует навыков и опыта. Когда анестезиологи учатся, это происходит в операционных, на плановых пациентах, всегда есть рядом доктор, который поможет и поправит. Как правило, в течение первых нескольких недель попытки интубации заканчиваются провалом. По мере накопления опыта рука начинает крепнуть. Не очень разумна идея обучить всех врачей этой процедуре. Это просто очень опасно для пациентов. Пути назад может просто не быть, пациент может погибнут от асфиксии.

Лечением на ИВЛ тоже занимается врач-реаниматолог. Он следит за постановкой аппарата, распоряжается о взятии анализов крови. Согласно нормативным документам, на одного реаниматолога приходится 6 пациентов. Естественно, они нарушаются, в реальной клинической практике это бывает и 8, и 10 и 12 пациентов – сколько потребуется.

В Москву действительно зовут. Моё мнение такое: врачей в Москве на самом деле не хватает, но вот эти космические зарплаты в 400–450 тысяч рублей – мне кажется, тут есть кидалово. 

Даже если они (зарплаты) действительно будут выплачиваться, то, во-первых, это совсем небольшие деньги для той работы, которую предстоит выполнять. Там совершенно дикие графики предполагаются, вроде сутки через полсуток, не снимая костюма (если он будет), с проживанием неизвестно где. Мы все видели эти вакансии, но пока у нас решилось уехать только два человека, после чего начальство запретило остальным такие манёвры. С одной стороны, оно так бережёт кадры у себя, с другой – это всё-таки своего рода забота. У нас у всех есть коллеги в Европе и США, мы общаемся, сидим в общих чатах и видим, что на самом деле там происходит. Это работа, которая, скорее всего, завершится серьёзной болезнью. Даже если приехать только на месяц в Москву, вряд ли это завершится получением 450 тысяч. Скорее всего, через полторы недели ты заболеешь и уйдёшь на неоплачиваемый карантин. Не всё так просто.

Нашего научно-исследовательского центра эпидемия ещё не коснулась, кроме того, что у нас остановились плановые операции. Сам я записываться в ковидные отряды, пока не будет объявлен режим ЧС или пока моя клиника не станет ковидным центром, не буду.

В нашей очень крупной больнице – один такой набор (костюм биологической защиты). Он держится для проверок и комиссий. Могу предположить, что в больницах похуже всё ещё плачевнее. Вообще один экземпляр, который никому не выдают. С другой стороны, я работаю с рафинированной категорией пациентов – плановая хирургия. Надеюсь, в ковидных центрах нашего региона всё иначе».

Ильдар (имя изменено), студент Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова, будущий врач-анестезиолог:

«У нас в Москве было три волны призыва студентов к действию. Первая коснулась только терапевтов и педиатров. За зарплату ребята в защитных костюмах ходят по вызовам. Потом был призыв целевиков, в районные больницы призывали также педиатров и терапевтов. Третья волна – призыв уже ординаторов-анестезиологов. Тоже за деньги. Но так происходит в столице.

Насколько я знаю, в Новосибирске, где я раньше учился, призывают на добровольно-принудительной основе в поликлиники. Просто перекроили учебный план и назначили практику обязательную на эту весну».

Рукотворная защита

О нехватке СИЗ ежедневно говорят даже на федеральных телеканалах. Медики по всей стране сами шьют себе маски и костюмы. Главврачи оказываются в непростой ситуации. С одной стороны, в небольшом регионе главврач – это политик. Ему приходится соблюдать определённые правила, с другой – клятва Гиппократа и профессиональная гордость.

Борис Топоногов (имя и фамилия изменены), руководитель ЦРБ в Забайкалье, член районного оперативного штаба по борьбе с COVID-19: 

«Государство верно решило, что продажа СИЗ на территории РФ должна регулироваться. Право продажи их было передано региональным операторам, в итоге те договоры, которые мы заключали ранее, были расторгнуты, новые только в процессе, а маски нужны сейчас. Запас какой-то у нас есть, но, если все пойдёт по неблагоприятному сценарию, он сгорит максимально быстро. Поэтому мы изучаем возможность пошива СИЗ своими силами на территории района. Мы уже выступили с открытым обращением к гражданам по этому поводу. Мы не просим материальной помощи, мы просим помощи на возмездной основе. Если кто-то согласится шить маски на безвозмездной основе – это право людей. Мы не будем против.

За полтора месяца выходит уже пятый выпуск методических рекомендаций по работе с коронавирусными пациентами от Минздрава РФ. Мы им следуем.

Существует схема маршрутизации пациентов. Её разрабатывает оперштаб. По ней выделяется ряд клиник, которые работают с пациентами с COVID, наша ЦРБ в эту схему пока не вошла. Если все пойдёт по худшему варианту, мы можем там оказаться, я это вполне допускаю.

Меня проверяли на коронавирус однократно, согласно предписанию Роспотребнадзора, как члена районного оперштаба.

У нас в районе отмечается снижение случаев заболевания гриппом и ОРВИ. Как правило, у нас период роста острых респираторных заболеваний продолжается с января по апрель месяц, но сейчас мы наблюдаем снижение. Думаю, тут повлияла самоизоляция, закрытие школ и так далее. У нас, для сравнения, сейчас зарегистрировано 6 случаев ОРВИ, а раньше в аналогичном периоде – 200 случаев.

У меня нет страха, есть настороженность. Знаем от медработников других стран, что инфекция серьёзная, высокая летальность, высокая скорость распространения».