В чём угроза генетической паспортизации

• Генетическая паспортизация – новый шаг в здравоохранении?

Несколько лет назад одна из компаний Александра Шнейдера стала резидентом кластера биомедицинских технологий фонда «Сколково», а сегодня учёный вместе с коллегами испытывает генный терапевтический противораковый препарат, руководя международным сотрудничеством учёных из США, Израиля, Белоруссии, Бразилии, России и Европы.

Отдалённые последствия

– Генетическая паспортизация россиян и в целом развитие технологий скрининга генофондов человека, животных и растений (банк сывороток крови, система мониторинга инфекционных заболеваний и так далее) дадут отечественным врачам инструмент для предсказывания различных заболеваний и для эффективной борьбы с ними?

Александр Шнейдер, президент компании CureLab Oncology, Inc.Фото: из архива Александра Шнейдера

– Я не берусь комментировать этот конкретный указ президента России, я учёный и предприниматель, а не политик, и прошу воспринимать мои слова только в этом статусе. Я не сомневаюсь, что изначальное желание авторов программы всецело обусловлено благими порывами. Однако история и философия учат, что предвидеть отдалённые последствия наших действий очень сложно. А они могут оказаться решающими. Я в ужасе от катастрофы, которую может повлечь массовый сбор информации генетического характера о гражданах.

Безусловно, «паспорта» могут принести пользу. Их создатели (проект финансируется из федерального бюджета, его контролирует премьер Михаил Мишустин, а осуществляется он при участии НИЦ «Курчатовский институт», технический партнёр – «Роснефть». – τ.) объясняют, что если у людей есть склонность к таким-то заболеваниям, им стоит предоставить больше профилактики и меньше опасной для здоровья работы и так далее. Но параллельно готовится большая угроза.

Сегодня трудно сказать о мощи, которой будет обладать эта информация, и как её можно будет использовать. Мы имеем дело с абсолютно необратимой ситуацией. Ведь собранную информацию уничтожить или забыть в современном мире не удастся.

Предположим, вы решили отказаться от «паспорта». Но как запретить вашим родным и двоюродным братьям и сёстрам, дядям и тётям это сделать? А сдавая персональный геном, они сдают данные и о вас. Когда информация попадёт в неконтролируемые руки, а рано или поздно это неизбежно случится, назад её не вернуть. Сегодня мы обрекаем и будущие поколения на уязвимость.

Например, вы готовы к тому, что через сколько-то лет, когда у вас появятся дети или внуки, кто-то сможет точно и целенаправленно манипулировать их поведением, вгонять их в те или иные физические состояния и даже подсаживать на те или иные продукты просто потому, что родители сегодня покорно сдадут свои биообразцы. Ваши дети ещё не родились, но они уже могут оказаться под пожизненной угрозой. И угроза эта будет возрастать всё больше и больше, так как методов использовать эту информацию тоже будет всё больше.

Возникнут новые для общества проблемы, их оно пока решить не готово. Начиная с 1995 года, проводя опыты на грызунах, учёные изучали, как nitric оxide synthase – фермент, который синтезирует в организме оксид азота, влияет на поведение. Многое опубликовано, что-то так и осталось на уровне конфиденциальных рассказов учёных друг другу. Выяснили, что если искусственно нарушить уровень активности данного фермента, животные становятся повышенно гомосексуально агрессивны и с большей агрессией начинают убивать других особей. В исследовании их поведение стало некоторым аналогом криминогенного или асоциального поведения в обществе.

Синтетаза оксида азота.Фото: Wikipedia

Зная это, адвокаты, например, пойдут в тюрьмы за проверкой активности синтетазы оксида азота у насильников или убийц, а затем измерят этот показатель у людей вне тюрьмы. А если обнаружим, что у заключённых уровень отличается, то скажем, что они не виноваты, они такими родились? Их нужно выпустить на свободу? И сколько после этого будет новых убийств, изнасилований?

А вот более сложная задача. Рождается мальчик с необычным уровнем этого фермента. А когда он вырастет, ему что, запретить работать учителем физкультуры в школе для девочек или массажистом? С точки зрения презумпции невиновности он ничего не сделал, но папа ребёнка, который посещает эту школу, скажет: «Я ничего не имею против учителя, но не хочу ждать, пока он совершит насилие. Он не виноват, но ему труднее сдержаться, увидев мою дочку, чтобы не напасть на неё». А этот преподаватель видит свою профессиональную жизнь именно в спорте, он потенциально гениальный тренер или массажист.

Или ещё случай из грядущего будущего. Вы работодатель. К вам приходят два инженера. Если вы знаете, что у одного больше шансов сидеть на больничном, чем у другого, кого вы будете брать при прочих равных?

Станем ли мы исключать право людей участвовать в политике на основе их склонности к тем или иным импульсивным решениям? А как определить допустимый порог, особенно если от их действий зависит жизнь других? Я уже не говорю, что история медицины и вообще любой науки учит нас постоянно пересматривать ранее данные оценки. Что будем делать, если далее выяснится, что зря кого-то исключали?

Для профилактики и лечения мы пытаемся понять, какие гены и мутации предсказывают заболевания. В результате под угрозой находится вся система медицинского страхования, ведь она основана на том, что мы не знаем, кто именно заболеет тем или иным недугом. Знаем только, что на 100 тысяч таких больных будет столько-то, и они на такую-то сумму увеличивают цену страховки для всех. Но если станет возможным всем цену страховки понизить, а нескольких наиболее рискованных людей просто не страховать, то что будем делать? Запреты могут не сработать.

Опасные критерии

– Какова логика действий биотеррористов?

– Сегодня я боюсь не столько целенаправленных действий биотеррористов или военных, сколько в корне порочной культуры, которая доминирует в научном сообществе. Сначала она возникла в США, потом в остальных странах Запада, а теперь охватила весь мир. Я говорю о количественных критериях оценки научного труда: в какого уровня журналах ты публикуешься, сколько ссылок на твои материалы. Хотели ведь как лучше: чтобы исследователи не бездельничали, не занимались кумовством и коррупцией. Но в результате выросло уже два поколения, у которых за душой ничего или почти ничего, кроме «ссылок», нет.

Создавая противораковый препарат, «Еленаген», я прошёл путь от лабораторной идеи до клиники. И теперь мне очень трудно общаться с большинством моих университетских коллег (далеко не со всеми, разумеется), которым для академической карьеры выгодно делать то, что для реальной разработки лекарств абсолютно не нужно, не делать необходимое, но при этом утверждать себе и другим, что делают они всё во имя борьбы с конкретным заболеванием.

– Получается, учёные перестали осознавать последствия своих действий? Сегодня многие приписывают им изготовление COVID-19.

– Сегодня все пишут о статье в Nature учёных из Университета Северной Каролины (США), опубликованной в 2015 году, указывая на возможную причастность к пандемии биологов из этого заведения и их коллег из Уханьского института вирусологии.

Однако в ближайшее время мы с Александром Кудрявцевым и Анной Вахрушевой из МГУ опубликуем статью, где расскажем, что мы обнаружили, что ещё за семь лет до этого в обычной гражданской лаборатории в Vanderbilt University был искусственно создан коронавирус, заражающий клетки человека и убивающий мышей.

Для этого в некоторую область вирусного S-белка был введён кусочек примерно в тысячу нуклеотидов, помогающий данному вирусу поражать клетки человека.

Мы увидели, что очень похожий фрагмент в этом же месте появился и в вирусе, вызывающем COVID-19. С очень большой долей вероятности SARS-CoV-2 мог быть рукотворной попыткой воспроизведения в Ухане данной работы, ведь коллеги из Vanderbilt детально опубликовали свой рецепт в одном из лучших научных журналов, PNAS. Но на 100 процентов мы этого утверждать не можем. Не исключено, что всё-таки вирус имеет естественное происхождение.

– А сбор геномной информации животных и растений вас так же пугает? В указе говорится об основных биологических угрозах для страны. Это новые инфекции, заболевания, занос их на территорию России, в том числе через животных и растения. Способны ли биотеррористы заразить основные сельхозкультуры страны, племенной скот, птицу?

– Лично я не вижу опасности в сборе информации o сельхозживотных и растениях. В конечном счёте они не имеют гражданских прав и гуманитарной ценности, которые могут быть потеряны. Конечно, если количество сортов и пород очень маленькое, злоумышленник может попытаться использовать генетический материал о животных и растениях, чтобы селективно создавать патоген против них.

Нужно априори исходить из того, что не удастся сохранить информацию в секрете. И если кто-то решит заняться в этой сфере терроризмом, то чем больше у него будет данных, тем легче ему сделать своё оружие. Однако я скорее боюсь идиотов, чем преступников.

Напомню, что максимально эффективная система достигается на грани надёжности. Представим: вы поехали на дачу, захватив запасное колесо. Очевидно, оно снижает эффективность движения. Но если его выбросить, надёжность упадёт. И если проколоть одно из четырёх колёс, поездка закончится. Поэтому всегда существует конфликт между эффективностью и надёжностью.

Пренебрежение этим принципом может отразиться на сельском хозяйстве. Чтобы произвести больше продуктов, фермер выводит наиболее эффективные породы животных и растений. Но как только он их получил, а его прибыль пошла вверх, конкуренты будут вынуждены или уходить с рынка или закупать этот племенной материал. Так постепенно мы сводим широкую гамму сортов и пород к очень узкому, но эффективному спектру. Мы получили его в каких-то условиях, повысили объём производства, но уменьшили надёжность. Когда у нас сотни и тысячи сортов, то при появлении вируса, бактерии или грибка видно, что какие-то к нему более устойчивы, чем другие. И они, кстати, могут быть далеко не самыми эффективными. Но именно на таких сортах человечество выживало. А если мы сведём всё к очень узкому количеству пород и сортов, любой возникший патоген может уничтожить поголовье и плоды.

Кружок «шаловливые ручки»

– Владимир Путин не выступил бы с таким указом без содержательных консультаций с ведущими генетиками страны. Уверен, что у него есть помощники, которые ему объяснили, в чём дело, просветили насчёт вероятных атак со стороны злоумышленников.

– Я с Путиным не знаком, и меня, разумеется, никто не спрашивал. Однако Владимир Путин не Никита Хрущёв, не Леонид Брежнев и даже не Борис Ельцин, которым, я думаю, рассказывать о науке было неблагодарным делом. Думаю, у него есть желание говорить с учёными и слышать их мнение.

Я слышал от своих источников, что несколько лет назад Владимир Путин встречался с очень толковыми российскими биологами, проявив достаточно солидную обучаемость. А затем он встречался с лидерами других государств и превзошёл их по объёму знаний по геномике. Если имена тех, с кем он беседовал, мне назвали правильно, то это действительно толковые специалисты. Также в частном порядке он встречался с педиатрическими онкологами и искренне пытался понять, в чём их задача, пытался им помочь. Думаю, у него есть какой-то неафишируемый интерес к этой светлой области. Людей, с которыми он встречался, я очень уважаю. Они действительно прекрасные учёные. Не бюрократы, а фанаты и профессионалы своего дела.

Но, несмотря на интерес Путина к биомедицинской тематике и, в общем-то, неплохой вкус к людям, с которыми он разговаривал, любой руководитель – заложник своих консультантов. Часто учёным кажется, что в интересах общества им нужно дать максимальный карт-бланш и ресурс.

Проблема в том, что, описывая руководителю, сколько ты сделаешь пользы, нередко забываешь указать, сколько другие на основе этих же разработок могут сделать дурного.

Из наилучших соображений человек может оказаться в заложниках у своих советчиков и натворить страшных ошибок. А история оставит его не как жертву несбалансированных консультантов, а как злодея. Я не знаю, насколько Владимир Путин этому подвержен. Но, по моему мнению, в России сегодня отсутствует инструмент принятия сбалансированных решений. Хотя я могу ошибаться.

– Зачем иностранным государствам может понадобиться биоматериал россиян (об этом интересе говорил президент РФ в 2017 году на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека. – τ.)?

– Не столько власти, сколько учёные всех стран интересуются генетической информацией других народов. Но не думаю, что россияне в этом плане привлекательнее других.

Исследователи и учёные абсолютно всех стран интересуются генетикой других народов.Фото: Roman Kosolapov/Shutterstock

Есть много разношёрстных данных, обладая которыми, мы бы принесли миру много полезного. У нас есть мифы, предания, летописи о передвижении народов по планете. Ты смотришь на геномную карту и начинаешь лучше понимать человеческую историю. Становится видно, как те или иные группы населения, народы перемещались с места на место, возникали, исчезали, смешивались друг с другом.

Данные о геноме можно совместить с информацией о заболеваниях, климате. Можно исследовать, как мутации при определённом климате усиливают или предотвращают такие-то заболевания. Или анализировать, как те или иные группы населения эволюционировали в большей или меньшей степени, потребляя в пищу разные продукты. Дальше они куда-то переезжали, и у них исчезали или возникали те или иные заболевания. Перечислять разные интересные и даже полезные применения можно очень долго.

Но собирать информацию для получения этих знаний надо только очень анонимизированно, чтобы не открыть ящик Пандоры, о котором я говорил.

– Против России могут создать генетическое оружие?

– Угроза создания генетического биооружия – это глупость. Может быть, для каких-то очень гомогенных стран вроде Японии это ещё было бы реально. Но для гетерогенных государств, как Россия или США, где столько всего намешано, такого оружия не стоит бояться. Можно ли это использовать как-то во вред стране? Наверное, нет. Можно ли применять во вред конкретным людям? Наверное, да. Стоит поменьше думать о целенаправленных врагах. Уверен, что большую опасность сегодня представляет кружок «шаловливые ручки» – международное академическое сообщество, где далеко не всегда понимают, что творят. Причём без всякого злого умысла.