В начале марта исполняется два года с момента введения в России первых ограничительных мер, связанных с распространением COVID-19. 5 марта 2020 года о режиме повышенной готовности, вылившемся в многодневный локдаун, заявил мэр Москвы Сергей Собянин. В дальнейшем подобные меры начали вводиться по всей стране. На сегодняшний день почти все ограничения отменены. Однако качество жизни россиян уже никогда не будет прежним. О том, как оно изменилось, в интервью «Октагону» рассказал заведующий лабораторией проблем уровня и качества жизни, главный научный сотрудник Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, директор Научного центра экономики труда РЭУ им. Плеханова Вячеслав Бобков.
©octagon.media, 2022
– Какие существуют критерии оценки качества жизни?
– В период моей работы во Всероссийском центре уровня жизни (ВЦУЖ) мы выделили несколько компонентов и продолжаем на них опираться. Прежде всего это качество общества, затем – качество трудовой жизни, качество социальной инфраструктуры, безопасность жизнедеятельности, экологическая безопасность. Уровень жизни мы также рассматриваем как компоненту качества жизни. И последнее – это субъективная оценка.
– Как понять, что такое качество общества?
– Этот критерий говорит о человеческом потенциале, о возможностях его реализации. При его определении используется такой показатель, как индекс человеческого развития. И есть основные подкомпоненты – здоровье, образование и доходы.
В период коронавируса ухудшились все эти компоненты, особенно здоровье. Сократились дотации в Пенсионный фонд. Это значит, что сократилось число людей, которым нужно платить пенсии. Их не стало. То есть можно говорить о серьёзной потере населения, ухудшении здоровья тех, кто переболел, а таких очень много. Это семьи, которые пережили потерю, нерождённые дети или дети, рождённые с болезнями. В общем, с точки зрения здоровья это главная потеря.
«В какой-то мере здоровье считают интегральным показателем качества жизни. В нём отражаются все процессы, которые происходят в обществе».
– Второе – это образование. Тут есть существенные изменения: резко сократилось общение преподавателя и студента или ученика. Возникали паузы, которые не компенсируются онлайн-образованием. Если говорить о школьном образовании, то известны факты, когда, особенно в сельских школах, на отдалённых территориях, дети просто не могут учиться. Нет устойчивого интернета, компьютеров. Так что и здесь есть потери в качестве. Возможно, они не так заметны сейчас, но проявятся в перспективе. В ближней перспективе – на тех выпускниках, которые пойдут в экономику, а в дальней – на школьниках, которые столкнутся с трудностями при поступлении в вузы.
– Но с доходами-то всё хорошо? Росстат сообщил о небывалом с 2013 года росте.
– Если верить статистике, по общему объёму мы выходим на компенсацию прежних потерь, но реальные доходы населения не растут. Они падали и до пандемии. Поэтому я бы всё же говорил о том, что все компоненты человеческого потенциала ухудшились. Это характеризует общество как на макро-, так и на микроуровне.
«Я бы добавил к характеристикам ещё разобщённость, которая возникла в период ковида. Это важно, даже образование проще компенсировать. Мы потеряли возможности общения».
– Онлайн никогда не компенсирует личного общения, в результате которого возникают так называемые эмерджентные (системные) свойства, умножающие возможности каждого человека и общества в целом. Я, например, уже два года не езжу на научные конференции, которые необходимы для того, чтобы поддерживать прежние связи и создавать новые.
– Качество трудовой жизни – это занятость?
– Да, здесь мы тоже вынуждены фиксировать ухудшение. Ограничения, локдауны, утрата бизнесов. Снизилась постоянная и резко возросла гибкая занятость в связи с развитием цифровых технологий. Люди потеряли часть трудовых прав. Мы посчитали, что для наёмных работников, которые работают в организациях, 40 процентов имеют те или иные признаки неустойчивой занятости. Это либо очень невысокая зарплата, либо короткие контракты, либо они ищут работу, не будучи удовлетворёнными имеющейся, чёрные выплаты, добровольный уход людей в тень и другое.
– Но цифровизация в целом – это же не плохо?
– Безусловно, есть и противоположные процессы. Цифровая занятость создаёт новые возможности. Но они появляются для определённого круга людей, которые конкурентоспособны. Вопрос в том, какая доля конкурентоспособных работников у нас есть? Я думаю, что технологии развиваются быстрее, чем компетенции, связанные с образованием, с возрастом, когда теряется потенциал для освоения новых технологий. Конечно, дистанционно можно работать в любой точке мира. Есть те, кто сознательно идёт на неустойчивую занятость, компенсируя это более высокими доходами. Но их меньшинство. Конечно, саморазвитие в этом смысле активизировалось, поскольку стало ясно: хочешь выжить – развивай свои компетенции. Для них появились новые возможности.
«Снизилась постоянная и резко возросла гибкая занятость в связи с развитием цифровых технологий».Фото: Антон Ваганов/ТАСС
– Выросло ли неравенство в социуме в связи вот с таким положением вещей?
– Резко выросло. Прежде всего неравенство в доходах от занятости. Новые технологии, как я уже сказал, требуют других компетенций, но дело не только в них. У абсолютного большинства людей просто нет возможностей пользоваться преимуществами новых технологий. В семьях и на рабочих местах отсутствуют для этого средства. Ряд затрат переложен на работника. Есть закон о дистанционной занятости, который обязывает работодателя обеспечить средствами труда, но делают это далеко не все. Чтобы это было действительно так, должно много лет пройти. Пока у работодателя философия такая – есть у тебя компьютер, ну и работай на нём, интернет оплачивай сам.
От неравенства выиграл крупный олигархический бизнес, особенно занятый в сферах, связанных с коронавирусом – медицинскими препаратами, вакцинами, расходными материалами, IT-технологиями. К сожалению, есть предпосылки и для дальнейшего роста неравенства.
– Качество социальной инфраструктуры, видимо, тоже в минусе.
– Социальная инфраструктура подразумевает достаточность таких учреждений – здравоохранения, образования, культуры, спорта и так далее. И их доступность. С точки зрения достаточности и доступности мы испытали очевидные проблемы в медицине. Пострадали люди с хроническими заболеваниями, нуждавшиеся в плановом лечении, поскольку на них ресурсов у медицины не хватало. Ограничения накладывают на спортивные клубы, театры, концертные залы. Ощутили на себе нехватку разного рода кружков и дополнительных занятий школьники.
«От неравенства выиграл крупный олигархический бизнес, особенно занятый в сферах, связанных с коронавирусом — медицинскими препаратами, вакцинами, расходными материалами, IT-технологиями».Фото: Антон Новодерёжкин/ТАСС
– Есть ли хоть где-то изменения в лучшую сторону?
– Вот как раз в следующем аспекте – безопасности. Здесь из-за вводимых ограничений снизилась преступность. В этом смысле стало лучше. Правда, киберпреступность, напротив, выросла и стала новой проблемой. Люди, как вы знаете, даже стали бояться подходить к телефону, опасаясь мошенников. То есть изменилась структура преступности – традиционная снизилась, просто потому что уменьшилось число коммуникаций между людьми, а цифровые сферы приросли. При этом резкий рост киберпреступности опережает пока возможности её предотвращения.
– Ну в экологии-то точно позитивные подвижки?
– Здесь сложная трансформация. Производство в период коронавирусных ограничений упало, и вроде бы экологическая среда должна была улучшиться. Помогает отчасти и мировой тренд на «озеленение», который побуждает принимать новые нормативные акты в этой области. С другой стороны, есть накопленные десятилетиями проблемы. Плюс ускоренное развитие военных потенциалов вносит не очень хороший вклад в окружающую среду. Я имею в виду разработки новых систем, пуски, испытания оружия и так далее. За один-два года даже при общем большом желании здесь многое не изменишь, хотя временные улучшения произошли. Теперь, в свете новых антироссийских санкций Запада, посмотрим, что будет дальше.
Таким образом, оснований утверждать, что качество жизни россиян в «ковидные» годы в целом улучшилось, нет. Оно, безусловно, ухудшилось. Некоторые процессы безвозвратные. Но надо думать, как помочь людям в новых условиях, как быстрее перешагнуть этот вынужденный период в жизни.