Право ныть
В нынешней России есть вечные, как сейчас кажется, явления.
Страна – и особенно та её часть, что связана с государством или просто лояльна ему, – ругает коварную Америку, вспоминает 9 мая (как, бывает, пожилой чемпион перебирает свои олимпийские медали), опровергает своим усталым спокойствием все модные апокалиптические прогнозы, смотрит политические ток-шоу, где уже почти десять лет крикливые «эксперты» спорят о нашей драке с Украиной в бесконечных степях.
Но есть ещё кое-что неувядающее.
Борьба против пропаганды, скрываемой за аббревиатурой «лгбт» (кстати, в западном мире это дело уже называется «лгбтк+», – и страшно представить, что такое это загадочное «к»).
Гений Венедикт Ерофеев сказал об этом раз и навсегда:
«А надо вам заметить, что гомосексуализм изжит в нашей стране хоть и окончательно, но не целиком. Вернее, целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно. У публики ведь что сейчас на уме? Один гомосексуализм. Ну, ещё арабы на уме, Израиль, Голанские высоты, Моше Даян. Ну, а если прогнать Моше Даяна с Голанских высот, а арабов с иудеями примирить? – что тогда останется в головах людей? Один только чистый гомосексуализм».
Если смотреть на проблему политтехнологически, то механика думских законов, призванных бороться с главной аморалкой нашего века, понятна: властям всегда, и особенно в трудные времена, нужно искать какие-то общие с народом темы для переживаний, и неважно, праздничных или невротических. И находить – радости, страхи, угрозы, любые эмоции, позволяющие создать фон массовой поддержки. А этот фон, в свою очередь, несколько сдвинет в сторону другие, менее приятные для начальства сюжеты.
Но политтехнологии – это скучно. Интереснее другое.
Принципиальная разница между современной аморалкой «лгбт» и многочисленными аморалками двадцатого века, против которых возникали советские общественные бури – джаз и рок-н-ролл, алкоголь и наркотики, молодёжная мода и разные экзотические, как представлялось тогда, движения вроде стиляг, хиппи и панков, – так вот, разница между ними состоит в том, что сами чувства, составляющие основу старого и нового греха, изменились радикально.
В прежние времена, когда райкомы, парткомы, комсомольские ячейки, оперативники ГБ, милиционеры, тётки жанра «управдом – друг человека» и разгневанные трудящиеся в газете (то ли выдуманные, то ли подлинные, теперь это уже не так важно) атаковали какого-нибудь дерзкого человека, имевшего неосторожность отпустить волосы намного ниже благоразумного предела, вставить в ухо серьгу, раздеться не там, где положено, сыграть что-то немыслимо громкое на гитаре, словом, оскорбить своим поведением советскую власть, проявив попутно низкопоклонство перед Западом, – абсолютно все участники воспитательного мероприятия – и представители власти, и возмутитель спокойствия, – понимали, что речь идёт о попытке жить слишком весело и разгульно. О гедонизме. Стилистический и бытовой (не путать с чистой политикой) «враг народа» двадцатого века норовил вырваться из занудной и серой реальности куда-то в другой мир, вымечтанный им благодаря случайно увиденным страницам американских журналов или купленным у фарцовщика фирмовым пластинкам, – и там, в этом мире, можно было, наконец, прожигать жизнь в нездешнем экстазе и угаре. Пить виски и курить траву, ходить в безумных нарядах или ходить голым, заряжать оглушительное соло на саксофоне или «родном» стратокастере, плясать бешеные танцы, в общем, отрываться на полную катушку. И советская власть, затянувшая себя в крысиные одёжки и бормотавшая свои унылые, мёртвые молитвы Марксу с Ильичом, била по рукам этого хулигана, чтобы он не воображал невесть что, а жил бы скромно, как все, будильник-завод-авоська с кефиром.
Такова была аморалка ушедшей эпохи.
Теперь не то.
Я неплохо знаю идеологию, интонацию, настроение тех людей, которые заняты пропагандой в России того самого лгбт-плюс что-то там, лучше не расшифровывать, – знаю, поскольку имею давнюю привычку просматривать заголовки и аннотации статей, которые они пишут в своих прогрессивных журналах (целиком, правда, читать их у меня моральных сил не хватает).
И потому я могу ответственно заявить. Эти идеологи – или, как сейчас принято кощунственно говорить, – евангелисты моднейших леволиберальных учений не пляшут неистовых танцев, не жарят соло на каком-нибудь шумном инструменте, не пьют, не валяются в наркотической отключке, не гоняют на мотоциклах, не изобретают скандальных нарядов и, во что с трудом поверят моралисты, но им бы полезно поверить, я говорю чистую правду, – эти нарушители порядка очень далеки от сексуальной вседозволенности и всякой порочной свободы, хотя, казалось бы, это их «лгбт» воспринимается как нарушение именно сексуальных табу.
Чем же они тогда занимаются? – может удивиться невинный читатель.
Открою, наконец, этот секрет Полишинеля.
Они ноют.
Подлинная суть лгбт-ёпрст сводится к нытью.
В авангарде современности находится исключительно нудная, постная, тихая и трезвая молодёжь, знающая толк в цензуре, стукачестве, партсобраниях, разговорах о коллективной этике и чьей-то неизбывной вине, словом, в ограничении свободы, а вовсе не в её разгульно-разносном увеличении. Эти милые (шучу) ребята больше всего на свете любят ходить к психотерапевту, пить таблетки и страдать. Их любимая тема – «нарушение границ», это когда кто-то нечаянно или нарочно потревожил хрупкий мир их аутичного бытия, и от этого возникла «травма». И даже те самые сексуальные вольности, которые больше всего пугают консерватора – «работают» в их случае совсем не так, как это было в двадцатом веке. А именно, мальчики и девочки, заявляющие о себе как о каких-нибудь «небинарных гендерфлюидах», не хотят развлекаться как-то особенно смело. Они, наоборот, сигнализируют таким образом миру о том, что они – такие странные, экзотические, ломкие и непонятные особи, что лучше всего к ним вообще не подходить. Их главное стремление – обособиться, забиться в угол, а на угар и экстаз они смотрят, пожалуй, ещё и похуже, чем управдом-друг человека полвека назад.
Словом, наши депутаты, пребывающие в заблуждении, что ведут борьбу с развратниками, на самом деле преследуют новых пуритан – специфических, разумеется, но при этом ничуть не меньших ханжей, чем они сами. И достаточно почитать частые в молодёжной среде обсуждения непристойных выходок какого-нибудь «мизогина», «трансфоба», «фэтшеймера» или «газлайтера» (осуждающих терминов там так же много, как сортов колбасы в идеальном американском магазине, о котором мечтал советский человек), чтобы понять: в данном случае преследователь и жертва – явные родственники.
И это родство не замедлит сказаться, если вдруг получится так, что когда-нибудь в начальственных кабинетах-парламентах вместо тех персонажей, к которым мы давно привыкли, окажется то самое лгбт. Уж оно-то начнёт запрещать всех, кто ему не нравится, с такой фарисейской свирепостью, что мы ещё вспомним наши времена как ностальгически вольные. И ровно поэтому я довольно холоден к защите этих «евангелистов». Знаем мы их благую весть, там ничего интересного не написано, одна тотальная дисциплина, единомыслие и покаяние перед парткомом вперемежку с таблетками. Спасибо, обойдёмся.
Двадцать первый век (пока что западный, но и мы не застрахованы от того же) показал нам, что тихие нытики способны построить общество ничуть не менее мрачное и подневольное, нежели агрессоры и брутальные доминаторы из прошлого.
И всё-таки любые законы против пропаганды чего-нибудь – вредная затея, и всегда лучше обойтись без неё. Но дело здесь не в ёпрстк+ и прочем. Проблема в том, что «пропаганду» – если говорить о ней всерьёз, а не так, как это принято в наших судах, – просто невозможно юридически отличить от других жанров высказывания, будь то художественный, аналитический, юмористический, стилизующий etc. Нет такого критерия, чтобы на его основе постановить: Маяковский, когда написал «Я люблю смотреть, как умирают дети», не пропагандировал ничего дурного, да и Лимонов, когда в «Эдичке» дал, может быть, первое в русской литературе абсолютно откровенное изображение однополой связи, ничего не пропагандировал, а ты, имярек, виноват. Качественный суд такого решения принять не может, поскольку это вкусовщина, вопрос ощущений и мнений, тонко устроенного контекста, который можно по-разному трактовать, – а не простого набора слов.
И, значит, лучше бы сразиться с ёпрстк+ каким-нибудь иным способом. Внесудебным. Например, сочиняя другие, но не менее, а даже и более (это, поверьте, несложно) интересные способы жить, думать и развлекаться. Чтобы аутичные зануды, толкующие о гендерах, так и остались нелепой сектой.
Но сочинять всегда труднее, чем запрещать. И потому всесильное государство сейчас быстро и дёшево победит нытиков.
Ну а потом, как обычно, вечное обернётся временным, всё поменяется, придёт их время – и тут уж спасайся кто может.