Россия: транзит между прошлым и будущим

Ничего не вижу, ничего не слышу

Возмущение системных партий и политтехнологов понятно – окончательная победа процедуры над смыслом устраняет из системы выборов электорат. Партийный рейтинг (социальная база) девальвируется, критически – до нуля – сужается площадка торга с элитой. Политтехнологи из операторов процесса превращаются в фиксаторов результата, падает статус и доходность.

Девальвации подвергается множество дисциплин, включая академические: политология, социология, экономика, философия. Ура цифровизации! Вопрос источника власти решён окончательно и бесповоротно? Конец истории?

Сколько раз в истории человечества власть приходила в состояние гипертимии от собственного могущества и беспредельности, столько раз она падала в грязь. Сознательно подменил общепринятую в таких ситуациях экзальтацию психиатрическим диагнозом.

Гипертимия – болезненно повышенное настроение, определяемое снижением способности к адекватной оценке ситуации и собственного поведения. Больные веселы, довольны собой, чувствуют себя счастливыми. Представления о своих возможностях преувеличены. Говорят много, легко овладевают инициативой в разговоре. Благодаря живой мимике, быстрым и нередко порывистым движениям выглядят обычно моложе своих лет. Витальные влечения повышены.

Лавры Герострата меня никогда не привлекали. Понятия подменил из необходимости подчеркнуть остроту момента. Белорусский прецедент буквально вопиёт.

Фото: Сергей Карпухин/ТАСС

Чем ближе окончание второго «второго срока» президентства Владимира Путина, тем актуальней проблема транзита-2024. Эксплуатирует её несистемная оппозиция. Цель понятна – создать вакуум власти (эффект «хромой утки»). Власть тему табуирует, а официальные медиа – игнорируют. Видимо, из тех же соображений, чтобы избежать вакуума власти, тем самым создавая его.

Вопрос серьёзный. Выбор придётся делать не между вариантами развития страны, а между принципиально разными странами: национальной и стерилизованной. Отсутствие внятной (транслируемой властью и отрефлексированной обществом) картины будущего чревато разрушительными для страны последствиями. Власть, взятая украдкой и впопыхах (Привет, Лукашенко!), безосновательна и недолговечна.

Проблему, высвеченную в ходе ЕДГ, пытаются персонализировать – перевести в привычный формат. Представить как конфликт первого зама главы АП, куратора внутренней политики Сергея Кириенко и его предшественника, ныне спикера Госдумы Вячеслава Володина. Конфликт интересов, безусловно, присутствует, но проблема носит системный характер.

Проблема в том, что собственность (материализованная стратегия) у нас напрямую зависит от власти. Общественное согласие (источник собственности) вокруг итогов приватизации не сложилось. Вопрос в 90-е годы решался в кремлёвских кабинетах, минуя парламентские процедуры, что позже стало условием успеха коррекции («дело ЮКОСа»).

Почему в России возникла обратная конфигурация взаимоотношений власти и бизнеса, тема отдельного разговора. Здесь же принципиально то, что на выборах у нас всегда решается вопрос собственности (где делили, там и рулят).

При устойчивой власти (преемственность) обратная конфигурация власти и бизнеса проблем в себе не несёт. Риски возникают, когда власть провисает и начинает решать свои вопросы в обход общества – сценарно. В этот момент собственность вместо стратегии роста начинает генерировать системную коррупцию. Будущее превращается в зону неопределённости.

Именно это случилось со страной в 90-е годы. Парадоксально, но общественный консенсус, несмотря на отсутствие согласия вокруг собственности, в какой-то момент и на какой-то период сложился вокруг власти (не абстрактной власти, а лично вокруг Путина). Парадокс именуется очень просто – крымский синдром.

Сегодня Путин является единственным гарантом собственности на системообразующие активы страны (право на стратегию).

Пикантности ситуации придаёт тот факт, что конструкция устраивает и крупный бизнес России, и политическую элиту, и даже ближний круг президента. Будущее не определено, ответственность на себя лучше не брать. Отсюда компрадорский характер бизнеса и пораженческая позиция значительной части управленческой элиты.

Собственно, замалчивание темы транзита власти именно об этом. О неготовности и неспособности обсуждать, конструировать будущее. Страх парализует волю.

«Махмуд, поджигай!»

Единственной попыткой завязать дискуссию на тему транзита-2024 в официальных СМИ стала уже подзабытая статья Владислава Суркова «Долгое государство Путина». На системное исследование статья не тянет («глубинный народ» – оксюморон и тавтология одновременно). Рассматривать её следует как прорыв внутриэлитных страхов в публичное пространство.

Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

В своё время в журнале «Деловые люди» у меня вышел провокационный текст под названием «Уважаемый премьер-министр Путин!». Казалось бы, чего особенного? Однако суть провокации была в том, что текст вышел в декабре 2004 года. Впереди у Путина была вечность – второй срок президентства в первый президентский срок.

Премьером Путин станет только через четыре года. Он только что с блеском победил на выборах, и никому даже в голову не приходил вопрос, что дальше. Между тем «дело ЮКОСа» набирало обороты: «Юганскнефтегаз» уже продан, Ходорковский и Лебедев под следствием, Невзлин – в Израиле.

Контракт с ельцинской элитой (приватизаторы) разорван, дан старт переформатированию экономики (коррекция собственности и стратегии). Кроме того, Путин ведёт войну с региональными баронами (ещё одна группа бенефициаров передела), которую он начал в 1999 году после ликвидации антиконституционного заговора в недрах Совета Федерации.

После залоговых аукционов и раздела крупной собственности значимость федеральной власти резко упала.

Настроения в «Боярской думе» задавали лидеры регионов-доноров: Москва, Татарстан, Башкирия, Екатеринбург. Крупный бизнес в своей политике ориентировался на региональные элиты, формируя олигополии. Страна плавно двигалась в сторону конфедерации.

Стартовал заговор с «дела Mabetex», связанного с коррупцией в президентской семье, которое возбудил генеральный прокурор Юрий Скуратов. Изначально было понятно, что Скуратов не решился бы на такой шаг без серьёзной поддержки. Когда сенаторы отказались отправлять его в отставку, всё встало на свои места.

По мере нарастания скандала «новые бояре» России выступили с инициативой отмены прямых выборов президента и их замены на голосование в Сенате. Речь шла о распаде России. В этих условиях Ельцин назначил директора ФСБ Владимира Путина главой Совета безопасности, в рамках которого была создана комиссия по «делу Скуратова». Региональную вольницу в итоге подавили, а Скуратова отправили в отставку.

Фото: Алексей Филиппов, Антон Буценко, Михаил Метцель, Сергей Савостьянов, Валентина Черединцева/ТАСС

Сначала место губернаторов в Сенате заняли их назначенцы, что исключило возможность прямого сговора. Потом губернаторы сами превратились в назначенцев. Мажоритарные выборы в Госдуму, оплачиваемые олигархами, упразднили, ставку сделали на федералистские политические партии.

На тот момент суть моей провокации была проста. Я написал, что Путину уходить некуда, да и не отпустят. Его уход в условиях двух незавершённых внутренних войн чреват смутой и развалом страны. Дальше просто. Написал, что единственным вариантом выхода из ситуации является пересадка Владимира Владимировича в кресло премьера с последующим возвратом в Кремль.

Угадал ли я сценарий или подсказал, неважно. Важно, что заметку «затёрли» (в интернете только название и ссылка на закрытые библиотеки осталась), а сценарий реализовали. При «обратной рокировке» его озвучил Дмитрий Медведев, заявив, что они изначально так с Владимиром Владимировичем договаривались.

Фото: Дмитрий Астахов/ТАСС

Убеждён, что в этом и состояла главная задача Болотной. Здесь сошлись интересы оппозиции и окружения Путина (той части, что боялась диверсификации власти).

Сегодня, как и в 2004 году, власть предельно персонифицирована. Задача у власти та же – создать национальную проектность, проблема та же – неработающие институты, а ситуация хуже. Региональный сепаратизм вновь поднимает голову, крупный бизнес по-прежнему «живёт» в глобальном проекте (ждёт реванша), а к скрытой войне внутри добавилась открытая на внешнем контуре.

Что в этих условиях означает статья Суркова? Статья, безусловно, несёт в себе элемент самопиара: возьмите меня обратно, я всё ещё могу конструировать смыслы. Так её оценили эксперты. Тем не менее она очень точно отражает проблему грядущего выбора элит, потому что выбор этот стоит и лично перед Владиславом Юрьевичем.

Выговаривая страхи и пожелания элитных групп России, Сурков предельно откровенен. Если отбросить стилистические изыски, то смысл его предложения очень прост: надо оставить всё как есть. Историческая аналогия между государством Ивана III, Петра I, Ленина и Путина именно про это.

«Глубинный народ» – лишь аллюзия на «deep state» («глубинное государство», англ.). Попытка используя эту аллюзию противопоставить западный тип государства и современную Россию («самосдерживание мерзавцев» и патернализм) как минимум наивна. После Поланьи, который столкнул рынок (алчность) и традицию (следование культурным кодам), вскрыв эклектику капитализма и государства в его социальном воплощении, – и вовсе примитивна.

Статья Суркова, вынужден повториться, любопытна не по причине глубины исследования, а из-за принадлежности автора к закрытым группам интересов. Что и позволяет заглянуть вглубь проблемы.

Политическая шизофрения

Тот факт, что сегодняшнее российское государство возникло вокруг Путина и сформировано Путиным, вряд ли вызывает сомнения. Однако идентифицировать государственность России исключительно через Путина – значит ограничить страну в развитии. Лишить её будущего, обречь на развал после Путина.

Россия, потерпев колоссальные потери, сумела воссоздать иерархию. Началось избавление от химер эгалитаризма (индивидуализм и равные возможности, сетевая социальная структура и горизонтальная организация общества). Шансы на культурную субъектность – представительство в мировой цивилизации – сохранились. Но возник целый ряд вопросов.

Считывает ли, а если считывает, как воспринимает информацию – как указание или как угрозу?

В эпоху соцсетей и цифровых коммуникаций вопросы выглядят немного наивно. Однако институты представительской демократии выполняют ещё одну очень важную (помимо коммуникационной) функцию – диверсификации ответственности. Сегодня вся ответственность замкнута на президента.

Предлагаемое Сурковым решение проблемы транзита-2024 на самом деле решением не является. Это отсрочка (сознательно не вдаюсь в сценарий реализации). На вопрос, как обеспечить преемственность групповых интересов, если они не институализированы, а разрешаются первым лицом через просьбы и пожелания, предложение Суркова не отвечает.

Если «во всём виноват Путин» или «спасибо за всё Путину», то тогда встаёт вопрос: кого мы будем винить и благодарить потом – после Путина? Даже если ВВП наденет френч, отрастит усы и закурит трубку, вечным он не станет. Вопрос токсичный. Поэтому его избегают во властных коридорах и официальных СМИ. Но если мы хотим осознанного будущего, то заданы должны быть все вопросы. Все до одного.

Фото: Алексей Никольский/пресс-служба президента РФ/ТАСС

Легитимность властных институтов страны, как и легитимность крупной собственности, возникает в привязке к главе государства. Хорошо это или плохо, неважно. Важно, что это так.

Понятно, что мобилизационный проект всегда авторский. Понятно, что у Путина пенсии не будет. Представить его с удочкой в руках на собственной заимке в окружении родных и близких невозможно. Думаю, он и сам себя в этой роли не представляет. Однако если «автор проекта» не оставляет после себя систему, то неизбежно наступает гниение и распад. За Сталиным идут Хрущёв, Андропов и Горбачёв.

Время на партстроительство (институализация общественных групп) упущено из-за Болотной. Крымский ресурс тает из-за пенсионной реформы. Номер с Медведевым на передержке не пройдёт. Новый Госсовет с включением в него глав Конституционного суда, Национальной гвардии и Совбеза без эффективной системы обратных связей породит новую хунту (Политбюро ЦК КПСС или ельцинская «Боярская дума»).

Уповать на цифру и новый механизм управления, обкатанный на пандемии, тоже глупо. Механизм носит глобальный характер. Создавался он не в России, и ключи доступа к нему находятся не в Кремле. Режим самоизоляции сработал, потому что мировой центр силы задействовал весь свой медийно-экспертный ресурс. Россия шла в кильватере.

Когнитивный диссонанс между суверенитетом (Nation State) и встраиванием в глобальный рынок (национальная вазэктомия) идентифицируют с разными группами элиты.

На самом деле границы диссонанса размыты (проходят в головах), носят характер шизофрении. Разные политические стратегии не укладываются в общую экономическую модель. Со стороны всё это выглядит как торг местной элиты с глобальной за более выгодные условия сдачи национального проекта под названием «Россия».

Неопределённость будущего порождает общественную апатию. Социальный кризис – болото, в котором тонут, лёжа на боку. В элитном (закрытом) формате без выработки национальной идеологии (целеполагание) проблему не решить. Отработка накоротке («Москва. Кремль. Путин» и многочисленные ток-шоу) здесь не годится.

В условиях социального кризиса рост плотности информации (цитируемость, узнаваемость и прочие KPI) лишь повышает уровень апатии населения и радикализирует политические фланги. Решение задачи требует длинной проектности. Это очень серьёзная и глубокая работа.

Надо восстановить преемственность российской государственности (историческая глубина).

Главным параметром должен стать не истмат или экономический детерминизм. Оба подхода объявляют историю России ошибкой (в лучшем случае – подготовкой к правильному выбору). История у нас начинается либо с 1917-го, либо с 1991 года. Всё, что было до, носит факультативный характер (несущественно и необязательно).

Центром исторической концепции должен стать социальный феномен России как мира, в котором сосуществует огромное разнообразие культур. Именно в разнообразии культур (не в их унификации) заключается цивилизация. Благо русская философская школа в этом смысле просто кладезь.

Если мы не сможем восстановить глубину проекта «Россия», если стратегия роста не станет условием выживания политической нации и её элиты, то мы никогда не добьёмся эффективного суверенитета. Так и будем на каждых выборах решать вопрос жизни и смерти, выбирать между двумя проектами и двумя историями – «белой» и «красной».

Отсидеться не получится, решать вопрос исторической проектности придётся. Процесс выработки новой формулы безопасности мира уже идёт. Россия является неотъемлемой частью глобальной системы разделения труда, текущее изменение которой сопровождается нарастанием и ожесточением межгосударственной конкуренции.

Вопрос сегодня заключается в том, сложится ли новая «формула безопасности» при активном участии России или мы примем её как данность, спущенную нам сверху, как это произошло в 1991 году. От истории невозможно убежать, в ней можно только раствориться.

Автор – доцент Финансового университета при Правительстве РФ.