Исследователи ищут истоки «тагильской школы изобразительного искусства». Кто-то начинает с дореволюционного периода, с особенностей уклада «горнозаводской цивилизации», роли Демидовых в просвещении местного населения, расцвета лаковой росписи по металлу. Кто-то, перешагивая через полтора столетия, рассматривает послевоенный период. Другие, чтобы не распыляться, начинают искать с конца 1970-х. Но правы все, поскольку речь об одном и том же процессе: несколько столетий здесь накапливалась критическая творческая масса для творческого взрыва.
Тонкая работа ведром
– Бывает, пытаешься ты эту тряпку положить для натюрморта, крутишь её и так и сяк, но всё равно что-то не то, не получается. А потом просто бросишь и видишь – легла как надо, естественно, – рассказывает художник Николай Грачиков.
– А вот, посмотри, какая работа: цвет, фактура, сочетания цветов, эмоциональная насыщенность, настроение, очень смело, неожиданно, – показывает Николай на компьютере фото одной из своих работ. – Это я стол свой рабочий сфотографировал, кляксы, линии и царапины. А ещё люблю рассматривать рисунки древних людей. В то время, когда они жили, ещё и письменности не было, говорили, наверное, еле-еле, только что нужно по хозяйству или где ловушку на мамонта устроить. А рисунки совершенные, какая в них точность, мастерство, как будто автор академию художеств окончил. А дети как рисуют, они такие линии делают живые, настоящие.
Трудиться несколько месяцев над серией работ, шлифовать каждую деталь, выверять оттенки, рефлексы, совершенствовать композицию. Посмотреть на плоды своих трудов и восхититься их красотой. А потом испытать сомнения, от восхищения перейти к отрицанию, залить всю серию краской из ведра, очистить, дать постоять и сказать: «А вот это то, что нужно!» Николай Грачиков не склонен недооценивать элемент спонтанных решений в искусстве.
«Формат» – актуальное сегодня слово. В искусстве тоже существуют различные форматы. Но всегда ли так необходимо в них попадать?
Прежде чем освоить беспредметную живопись, надо много и предметно работать.
Краски, кисти, мастихины. Средства, с помощью которых создаётся абстрактное искусство, вполне конкретны, имеют стоимость и часто требуют обновления и восполнения.
Обычная рамка в приложении к эпизоду из повседневности даёт ему новое прочтение. Это уже не повседневность, а мелькнувший и ушедший в вечность момент жизни.
Подбор и установка рамы – завершающий этап в процессе создания картины. Но даже в очень большую раму художнику бывает трудно вписаться.
В конце 1980-х годов Грачикову предложили участвовать во Всесоюзной биеннале в Калининграде. Он отказывался – там ведь такой высокий уровень. Уговорили, выбрал несколько графических работ, отправил и занял третье место. Жюри впечатлили непосредственность и смелость, а главное, творческая свобода автора. С тех пор появилась уверенность в своих силах. На этой почве хорошо произрастать вдохновению. И вдохновение двинуло его дальше. Параллельно с графикой начал искать свой стиль в живописи. При исключительном чувстве цвета он, например, не боится экспериментировать с чёрным. На одной работе мы видим нежнейшие, тончайшие, «вкусные» сочетания цветов, линий и фактур, а на другой – чёрные кривые полосы сверху донизу с проблесками белого подмалёвка. И то и другое смело, талантливо и очень искренне.
– Однажды сделал шесть листов (гуашь, акрил), месяц работал, хотел отправить на выставку, разложил, посмотрел – и противно стало. Какие-то они были слишком прорисованные, как бы с намёком: мол, смотри, зритель, какие красивые работы. Я взял краску, из ведра плеснул, промокнул, и они так заиграли, стали естественными, как обсыпанные иконы, как природные камни. Не было впечатления, что туда лез человек, что-то подмазывал, украшал золотиночками.
©octagon.media, 2020
В 1942 году в Нижнем Тагиле было открыто отделение Союза художников РСФСР. Инициатором этого дела стал живописец Феликс Лемберский, эвакуированный сюда из блокадного Ленинграда. Он активно участвовал в создании картинной галереи, положившей начало Нижнетагильскому государственному музею изобразительных искусств, который был открыт 30 сентября 1944 года. В этом же году открыли Нижнетагильское художественно-промышленное училище, ныне Уральский колледж прикладного искусства и дизайна. А в 1959-м появился художественно-графический факультет Нижнетагильского государственного педагогического института. Большинство современных художников «тагильской школы» являются выпускниками знаменитого худграфа, мало того, почти все они в разное время были здесь преподавателями.
В 1950–1960-е годы центром творческой жизни становятся Уральское училище прикладного искусства, Музей изобразительных искусств, мастерские художественного фонда. Тон задают живописцы Леонтий Зудов, Александр Егидис, Александр Аверин, график Лев Перевалов, скульптор Анатолий Неверов, чуть позднее – живописец, великолепный мастер пастели Виктор Могилевич. Это художники старой классической школы, реалисты. Немного в стороне от них Алексей Константинов, опередивший время, не вписывавшийся в тогдашние академические традиции и идеологические клише (собиранием и публикацией его наследия сейчас занимается Грачиков).
Владимир НаседкинФото: из личного архива Владимира Наседкина
В 1970-е годы на арену выходит худграф. Именно здесь появилась та дерзкая молодёжь, которая подвергла сомнениям догмы «отцов-основателей». Главными для них становятся такие подзабытые понятия, как свобода творчества и поиск новых форм. Молодёжь не просто поднимала бучу, она делала дело, доказывая, что имеет право на своё мнение, заявляла о себе на всесоюзном и международном уровнях. Так, на международном конкурсе XYLON в Швейцарии из десяти советских художников четверо были из Нижнего Тагила. Постепенно худграф, вполне себе официальное и советское учреждение образования, превращается в некое собрание единомышленников, братство, хеппенинг, перманентный пленэр и дискуссионный клуб. Неформальным лидером «бунтующей» молодёжи был Владимир Наседкин, с его именем и связывают рождение термина «тагильская школа». Он первым увлёкся поиском формы, отодвинув на второй план так любимые в искусстве развитого социализма «тему» и «идею». Являясь учеником мастеров старой школы, он решился на смелый эксперимент. Не все восприняли его новации, но многие всерьёз заинтересовались возможностями, которые открывали новые подходы к искусству. В числе тех, кто поддержал искания Наседкнина, была Татьяна Баданина. Творческие и жизненные пути их пересеклись, сегодня они в Москве, за спиной десятки выставок, много наград и достижений, являются почётными членами Российской академии художеств.
Сегодня в клубе – обнажённая натура
– Замечательные наши старшие друзья Юра Платонов, Лёня Ваврженчик внесли большой вклад в искусство, мы учились у них, – рассказывает Владимир Наседкин. – Но они – представители старой школы, а нас накрыла волна нового искусства, мы постоянно ездили, смотрели лучшие выставки, бывали на творческих дачах. И мы, как это ни странно, не были андеграундом и жили в достаточно комфортных условиях. Может, официальная власть нас не очень принимала, но всё-таки к нам проявляли интерес музеи, искусствоведы, нас ценили. Абстрактная живопись в то время, когда формально вроде бы ещё доминировал соцреализм, уже превращалась в такой неофициальный мейнстрим, который со временем вытеснил соцреализм из актуальной повестки.
– Мы организовали такой как бы клуб – собирались у кого-нибудь в мастерской, рисовали обнажённую натуру. Для нас это стало формой профессиональной и человеческой коммуникации – работали, обсуждали фильмы, книги, события в мире искусства, – говорит Татьяна Баданина. – В то время на худграфе сформировалась очень хорошая в творческом плане атмосфера, было много интересных людей и среди преподавателей, и среди студентов. Как педагоги мы старались увидеть, что есть хорошего в человеке, не пропустить, заметить вовремя талант, одарённость, помочь советом.
Николай Грачиков (в нижнем ряду крайний слева) и преподаватели худграфаФото: из личного архива Николая Грачикова
–Тогда, в конце 1970-х годов, в нашей среде началось движение в сторону свободы, ассоциативного мышления, разработки вопросов собственной художественной формы, не связанной с идеологией, – вспоминает искусствовед Галина Курманаевская. – Мы начали понимать традицию не только как традицию реалистической школы передвижников второй половины XIX века, но шире, так, как это, скажем, характерно для постмодернизма, хотя тогда мы ещё не мыслили в постмодернистских категориях. Пытались черпать вдохновение в разных эпохах. Наседкин стал лидером этого движения, но истоки его, по крайней мере, в части поиска новых форм, надо искать в творчестве Алексея Константинова.
Абстракционисты на одиннадцатом этаже
Школа – это преемственность, тем она и отличается от течения или направления. Ученики Наседкина и Баданиной, увлёкшись новыми идеями, стали искать свои неторные пути в искусстве. Многие преуспели, один из них – Сергей Брюханов. «Принадлежит к числу художников, чьё творчество определило художественно-эстетические искания второй половины ХХ века в России, его работы хранятся в ведущих музеях страны и частных коллекциях США, Европы, биография включена в издание “2000 выдающихся художников и дизайнеров XX столетия”», – написано о нём в искусствоведческой литературе. Ярким представителем нижнетагильской художественной аномалии называет его Владимир Назанский, арт-директор галереи Эрарта в Санкт-Петербурге.
– Помню беседы с одним художником-реалистом в Ханты-Мансийске, а он уже в годах был, такой, знаете, колоритный дед, любитель выпить, очень хороший, крепкий художник, – рассказывает Сергей. – Так вот он, когда поддаст, любил порассуждать об абстракционизме. Даже выстроил свою иерархию ценности жанров. Говорил, что реализм и он вместе с ним находятся на четвёртом этаже здания искусства, а абстракционисты – на одиннадцатом. Почему такое большое расстояние, почему абстракционизм выше, чем реализм, что между и сколько в здании этажей, он не уточнял.
Сергей БрюхановФото: из личного архива Сергея Брюханова
Принято считать современное искусство вещью элитарной, а людей из этой сферы – замкнутыми внутри своей корпорации, отчасти снобами. Сергей опровергает этот стереотип. Он открыт общению со всеми, совмещает творчество и просветительскую деятельность, преподавание.
– Бывает, перед очередной тематической лекцией или творческой встречей смотрю на аудиторию и думаю: какие все разные. Студенты, пожилые люди, интеллектуальные дамы, дети, тётя Мотя с накрашенными ресницами. И все пришли сюда, а значит, им интересно. При этом я не ухожу в примитивизм, не упрощаю.
Сквозная тема в живописи Брюханова – изучение земли, неба и их отношений. У него есть целые серии работ, посвящённые этой истории. Недавно открыл выставку в Иркутске «Земля и краска». Другая тема – свет, передача света посредством цвета. И попытка осмыслить сам этот феномен.
– Вот представь, все источники света, которые мы можем видеть, материальны – солнце, луна, звёзды, электричество, огонь. Но почему тогда мы угадываем, что есть ещё какой-то свет, который трудно понять. Есть странное, неизъяснимое ощущение существования этого света. Я пытаюсь выразить это в живописи, и порою мне кажется, что все мои работы не закончены. Каждая следующая в чём-то продолжает предыдущие.
Валера-вихрь
Валера Хасанов вплетает восточные мотивы в живописный тагильский ковёр. И не только восточные: в последнее время увлекается культурой народов Севера, много путешествует в те края, где сотовой связи нет, а до ближайшего селения неделя пути. У него в мастерской уютно: керамика на полках, узбекский бубен на стене, кусок сандалового дерева и засушенный лаваш на маленьком столике.
Тагильская школа живописи – явление мультикультурное и интернациональное, как, собственно, и сам город, где, как в домне, в течение почти трёх веков из смешения культурной руды разного сорта выплавляется тагильский характер. Валера Хасанов своим творчеством вносит в него восточный темперамент, а в живописный тагильский ковёр вплетает яркие нити узбекского орнамента.
Завершена работа или ещё нет? Только автор знает, когда можно ставить точку.
Один из мощных источников вдохновения – православная архитектура и живопись.
Лимоны – вечная тема. И функциональная натура, учитывая любовь мастера к чаю.
В мастерской художника важно не только то, какими инструментами он пользуется, но и фон, на котором они размещаются.
– Я думаю, что в современном мире остро не хватает любви, – рассказывает Валера. – Поэтому задача художника – нести любовь, свет, гармонию. У меня нет какой-то одной темы, которую бы разрабатывал постоянно. Увлекает тема отношений Востока и Запада. Я воспитан в традициях станковой живописи, и мне чрезвычайно интересен сам процесс создания работы. Это ведь как чудо – появление новой картины.
Валера – как вихрь: движения стремительны, мысли тоже. Он освоил новый жанр – перформанс-мастер-класс. В начале акции мы видим подрамник и холст, в конце – готовую работу. На всё про всё полчаса рок-н-ролльного драйва, когда на глазах у зрителей появляется произведение искусства. Но такие скорости только в этом формате, над некоторыми своими картинами он трудится по несколько месяцев.
«Кремация живописи»
Другой представитель «узбекского лобби» в Тагиле, Рефат Мамутов, начинал как живописец и график, его работы вызывали большой интерес, но сегодня основные свои творческие усилия он сосредоточил на фотографии.
– Когда занимался только живописью, то в каждой из своих работ пытался изобразить некий знак – натюрморта, пейзажа, натуры, интерьера. Но не какой-то универсальный знак, который бы повторялся из работы в работу, а для каждой ситуации – свой. Мой «знак» включает в себя не только силуэт-рисунок, но и цвет-символ. Серьёзно отношусь к форме и композиции в целом, – говорит Рефат.
Рефат Мамутов на занятиях со студентамиФото: из архива худграфа
В 1999 году в рамках культурного форума, проходившего в Нижнем Тагиле (участвовали искусствоведы Иосиф Бакштейн – директор Института проблем современного искусства, Леонид Бажанов – членкор Российской академии художеств, художники из Москвы и Санкт-Петербурга), Рефат провёл акцию, которая называлась «Кремация живописи». Он сжёг две свои работы, собрал пепел и передал его на хранение в Нижнетагильский музей изобразительных искусств. В числе вопросов, обсуждаемых на форуме, были такие, как утрата картиной своих функций, уход искусства в пространство и акционизм. Перформанс Рефата стал яркой иллюстрацией к заявленным темам.
– Когда делал этот перформанс, не думал всерьёз, что со временем отойду от занятий живописью. Это произошло постепенно. По мере развития цифровых технологий в фотографии и интернета я увидел новые возможности для осуществления своих замыслов.
В актуальных художественных практиках (инсталляция, видеоарт), к слову, весьма преуспели представители тагильской арт-генерации следующего поколения. Выпускник худграфа, ученик Ларисы Грачиковой Владимир Селезнёв сегодня, по общему мнению критиков и экспертов, является звездой отечественного современного искусства. В этом году он получил престижную российскую премию «Инновация» в номинации «Художник года» за выставку-ретроспективу «Иногда кратчайший путь – самый длинный», которая проходила в Ельцин Центре, и премию имени Сергея Курёхина в номинации «Лучший кураторский проект».
Обыватели идут на…
Это было то время, лихие девяностые, когда концентрация свободы на худграфе и вообще в художественной среде Тагила достигала наивысшей точки. И эта среда активно коммуницировала с обществом, заявляла о своём существовании выставками, акциями, перформансами и даже самиздатовскими проектами.
Звёзды «тагильской школы» сияют не только в Нижнем Тагиле и столичных городах, куда их притянула гравитация успеха, но и в других, менее многолюдных местах. Наталья Петренко живёт в Каменске-Уральском, где, как выясняется, тоже можно широко развернуться, если есть талант и желание. Её направления – экспрессивная живопись акриловыми красками, мозаика и декорирование малых форм. Творчество сочетает с преподаванием, соучредитель студии интерьера «Индиго дом», где ведёт мастер-классы, пользующиеся большой популярностью.
Фотографировать художника надо незаметно, из укрытия. И хорошо, когда есть подходящая позиция для наблюдения.
В творческой и дружеской атмосфере нижнетагильского худграфа формируется вкус, приобретаются друзья и мастерство. Друзья могут уехать, мастерство остаётся навсегда.
Мы не знаем, какие приёмы использует художник для создания интерьера в мастерской. Плещет ли краской прямо из банки на поверхность стены, может, брызгает кистью, а может, ладонями растирает.
Зачем художнику закрывать жалюзи в мастерской среди бела дня, ведь ему для работы нужен свет? Только для того, чтобы в просвете окна мы могли увидеть красоту.
Тогда, в девяностые, появилось нечто панковское, агрессивное, чего не было прежде, в миролюбивых и эстетизирующих восьмидесятых, увлечённых чистым искусством. На худграфе показали немой фильм, снятый одним из студентов, смысл которого был понятен и без слов: обыватели идут на…, а нам всё по… Панковский заряд просуществовал где-то до начала двухтысячных.
Так о чём это они?
Недавно факультет отметил свой 60-летний юбилей. По мнению некоторых выпускников, волна повышенной активности, которая породила «тагильскую школу», постепенно уходит, новое поколение выбирает другие сферы – рекламу, дизайн, фотографию, и некому будет продолжить славные традиции. Но не все столь пессимистичны. В разговоре с одним знакомым журналистом, который пишет на темы искусства в Тагиле, мы попытались сформулировать основную идею «тагильской школы»:
– Посмотри на их картины. Обрати внимание, как богаты они цветом и фактурой, какие удивительные сочетания красок. И каждая – высказывание. Они контрастны хмурым будням, в них чувствуется радость воплощённого замысла, и трудно представить, что творческий заряд такой мощности может исчезнуть просто так, не имея продолжения в будущих талантах.
08 апреля 2020
06 апреля 2020