Сложность московского характера

Есть те, кто сожалеет о том, что один из древнейших храмов Китай-города оказался замурованным внутри пристроек. Они рассуждают, как здорово было бы его оттуда извлечь, воссоздав во всей первозданной красе. Поверьте, что это невозможно ни в этом, ни в большинстве других подобных случаев. Чтобы воссоздать храм 1519 года, надо разобрать верхний храм XVII века и обеспечить круговой обзор, устроив посреди прямой и стройной улицы пустошь, углублённую на два метра относительно современной поверхности. А после, следуя принятой логике, поступить так же с другими древними памятниками Китай-города, превратив его в сплошной парк «Зарядье».

Наложение фасада 1519 года на чертёж современной постройки.Схема автора, 2020 год

Но ведь сложность внутреннего устройства Москвы и есть основная, интереснейшая черта её характера. Показывая туристам старые московские дома, я всегда хвастливо отмечаю, что именно этого нет в Петербурге: в Москве внутри одного здания могут уживаться напластования трёх, а то и пяти столетий. И отряхивать с фасадов всё позднее, выявляя абстрактный «изначальный образ» – мода середины позапрошлого столетия.

Да, советские реставраторы иногда слишком решительно расправлялись с поздними (с их точки зрения) пристройками, но они никогда не делали этого ради фантазийного проектирования по условным аналогам. И потом, нас от них отделяют бремя прогресса и новое понимание смысла охраны наследия – десятилетия, вынуждающие совершенно иначе относиться к презираемой прежде эклектике или псевдорусскому стилю.

Нашёл в старых бумагах удивительный экспонат, рисунок той самой Ильинской церкви, сделанный мною в возрасте семи лет. Гулял по центру с кем-то из родителей и заметил диковину: вроде как обычный дом, но из крыши у него торчит нечто, отдалённо похожее на главу спрятанной внутри церкви. Я ничего об этом не знал, но, придя домой, попытался набросать то, что теперь бы назвал графической реконструкцией. И мне бы в голову не пришло мечтать об извлечении церкви наружу, потому что интереснее всего была зачарованная неочевидность этой (как я теперь говорю) краеведческой аномалии.

Реконструкция объёма церкви в структуре Тёплых рядов.Схема автора, 1979 год

Прошло 20 лет, и я случайно оказался на Ильинке в команде исследователей храма, и своими руками извлекал его древние детали из-под поздних закладок. И все вокруг понимали, что наша задача – прочитать находки, проявить их на стенах здания, но ни в коем случае не множить бушующую в городе волну разрушений. А потом прошло ещё 20 лет, и я снова толкую о том же, взывая не к субъективному чувству прекрасного, а к закону и принятым принципам охраны памятников.

Здесь уже не может быть споров о вкусах и о том, что считать истиной, есть только строго установленные правила. Если вы считаете их неверными или недостаточно гибкими, то вступаете в открытый спор, пытаетесь изменить процедуру или добиться исключения из общего порядка. Любые другие методы – шулерство или преступление. И я в этой связи вспомнил два противоположных примера из практики общения с собственниками памятников церковного зодчества столицы.

Сначала печальное: в 2014 году был на 2/3 снесён замечательный памятник XVII века, дом Киреевского на Остоженке. Он был передан Зачатьевскому монастырю и разрушен под вывеской реставрации – обычная оптимизация расходов, выстроим такой же, разницы не будет. Это, кстати, то же самое упрощение города: фасад остался, а содержание утрачено.

Официальные лица просили не втягивать в скандал уважаемый монастырь, тем более что он оказался причастен к преступлению совершенно случайно. Но мне очень хотелось, чтобы заказчики стройки хотя бы выразили сожаление о случившемся – или даже не выразили, а просто поняли бы, что натворили. Ну так, на будущее.

И тогда я написал статью о доме и его знаменитом хозяине Петре Киреевском и через нужных людей попросил донести её до монастырского руководства. Через некоторое время спросил о результате и получил аккуратный и вежливый ответ: «Видишь ли, Саша, по итогам инцидента остаётся только признать, что уважение к нормам действующего законодательства всё ещё не входит в число очевидных добродетелей нашего народа».

Дом Киреевского на Остоженке.Фото: Pirogov/PastVu

А вот другая история: вы, возможно, помните, что по сторонам знаменитой церкви Воскресения в Кадашах стоят две довольно тяжеловесные будки под круглыми кровлями – паперти, пристроенные в начале XIX века. В другом месте они бы, может, и не раздражали, а здесь очень контрастируют с изяществом барочного храма. Советские реставраторы не смахнули их только потому, что помещения использовались. Как-то давно я стоял напротив церкви, размышляя о том, что зря они этого, пожалуй, не сделали. И вдруг услышал в стороне громкий разговор: настоятель храма спорил с кем-то на эту самую тему. «Вы что, – говорил он, – а если бы по любому другому адресу 1806 год сносили, что бы вы тогда сказали? Так нельзя, и всё тут».

Церковь Воскресения в Кадашах.Фото: сайт Храма Воскресения Христова

Я устыдился и посмотрел на будки с другой стороны: а ведь они связывают город с памятником, слишком прекрасным для нынешнего окружения. Это же Замосковоречье, присутствие европейски изысканного храма здесь намного более странно, чем того, что к нему пристроили.

Если мы хотим знать, как жила настоящая, а не нами выдуманная Россия прошлого, то должны ценить любые подлинные свидетельства, коих и без нарочитых усилий с каждым днём становится меньше. Цените свой город таким, какой он есть, улучшайте, но не пытайтесь переделывать – и уважайте действующее законодательство.