Культура массового поражения

Современная российская культура настолько вторична, что даже называть её российской – большое преувеличение. В сфере искусства исключительно концептуализм, продвигаемый западными институциями, считается подлинно современным направлением. Если произнести «современное искусство», то даже самый истовый ценитель красоты скорее подумает о скандальной «Большой глине № 4», чем о любом другом менее «концептуальном» арт-объекте. Именно в рамках концептуального искусства и художественного акционизма Пётр Павленский прибивал себя к брусчатке Красной площади и поджигал двери Центрального банка Франции, а группа Pussy Riot «выступала» в храме Христа Спасителя.

На раскрутку одних деятелей искусства и предание забвению прочих заточена огромная и сложная индустрия, включающая в себя международные культурные и финансовые фонды, галереи, СМИ и коллекционеров с огромными состояниями.

Такое положение дел – результат системной работы правительственных структур Соединённых Штатов, глобальных организаций и крупнейших игроков арт-рынка. Каждая из сторон преследует свои цели: галереи, аукционные дома и коллекционеры получают возможность приумножать свои богатства, государство использует культурное доминирование для распространения политического влияния.

В России много говорят о необходимости формировать свою собственную идентичность и продвигать в мир альтернативу западной идеологии. При этом в нашей стране либо продолжают упорно (но не слишком успешно) играть по чужим правилам, либо призывают вернуться к истокам. Но ни попытки превзойти западный оригинал, ни архаизация не принесут желаемого результата.

Неудачная работа России в этом направлении особенно удивляет, если учесть, что в начале XX века страна предложила миру очень привлекательную и подлинно глобальную модель искусства, которая была встречена на ура во всех развитых странах. Сейчас перед российскими культурными элитами стоит похожая задача. Однако, чтобы потеснить конкурентов, необходимо создать систему, работающую по крайней мере не хуже.

Тот же Бэнкси показывает, что концептуальное искусство тесно связано с политикой. С одной стороны, искусство может вносить свой вклад в политический дискурс, поддерживая интересы истеблишмента и провластные идеологические взгляды. С другой – оно нередко служит инструментом для разрушения существующих политических и социальных систем, аккумулируя оппозиционные и протестные настроения. Концептуальное искусство сейчас одновременно является и коммерческим предприятием, и политическим ресурсом, то есть пропагандой.

Концептуализм способствует созданию единого культурного пространства для глобального мира, маргинализируя региональные особенности. Самобытные эстетические формы той или иной страны становятся в лучшем случае экзотикой, привлекательной для туристов, а то и вовсе исчезают. Эти процессы происходят под разговоры о необходимости сохранять местные традиции и обычаи. В реальности под видом сохранения национальных культур происходит выхолащивание их изначальных смыслов и работа на глобалистский дискурс. Такой подмене способствует ещё и то, что, следуя собственным культурным ориентирам, автор не может добиться не только международного признания, но даже просто приемлемого уровня жизни.

Ещё одна важная функция концептуализма – уничтожение традиционного культурного пространства через его десакрализацию, высмеивание и извращение. Яркие примеры – гигантские скульптуры, изображающие фекалии, или исполинские секс-игрушки скульптора Пола Маккарти, которые устанавливаются на площадях европейских городов. Или огромный чемодан Louis Vuitton на Красной площади в Москве. Каждый отдельный случай скандален, но, на первый взгляд, не критичен. Однако всё вместе это способствует размыванию и в конечном счёте утрате культурной идентичности.

Любой, кто создаёт произведения концептуального искусства, изучает их, раскручивает, продаёт или даже уничтожает, неизбежно продвигает идеи глобального мира, потому что играет по правилам, придуманным американскими арт-дилерами, финансистами и политиками. Культурное доминирование США, которого они достигли, навязав миру концептуализм, сродни влиянию финансовой системы, основанной на долларе.

Система концептуального искусства сегодня – это организация с жёсткой иерархией. В неё входят коллекционеры, медиа, галереи, аукционные дома, научные центры со своими исследователями и критиками и, в последнюю очередь, художники. А творцы сравнимы с легко заменяемыми сотрудниками низшего звена, которые производят товар по указанию руководства. Как и в любой престижной организации, чтобы войти в её штат, а в данном случае попасть в обойму модных деятелей концептуализма, необходимо пройти тщательный отбор.

Он проводится в Нью-Йорке, где молодые художники, получившие гранты, живут, общаются и принимают участие в выставках. Самых подходящих с точки зрения потенциальной прибыли и соответствия идеологическим задачам начинающих мастеров отбирают и начинают раскручивать. Важнейшую роль в этом играют грамотно выстроенные стратегические коммуникации.

На формирование благоприятного информационного фона работают СМИ, научные центры и музеи, сотрудники которых объясняют ценность и глубокий смысл того или иного произведения.

Это позволяет быстро сделать им имя и поднять цены на их работы.

Важное преимущество концептуализма заключается в том, что в его рамках произведением искусства считается всё, что создатель назовёт таковым. Например, Марсель Дюшан в 1917 году взял писсуар, перевернул его и назвал эту знаменитую работу «Фонтан». Более полувека спустя британский художник Дэмиен Хёрст принялся помещать в формальдегид разных мёртвых животных, продавая их за миллионы фунтов стерлингов. Самой известной и дорогой работой из этой серии является тигровая акула в аквариуме. Произведение претенциозно названо «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». Иронично, что акула начала разлагаться и была заменена на другую особь.

Чтобы считаться настоящим современным художником, необязательно иметь хоть сколько-нибудь хорошую технику в живописи или скульптуре. Важно соответствовать совсем другим требованиям – продвигать правильную идеологию. Есть расхожее выражение, которое используется критиками концептуализма: «Я тоже так могу». Это справедливо: любой может набрызгать на картину краски, как это делал Джексон Поллок, или незатейливо нанести на полотна три цвета, подобно Марку Ротко. Но не любой может получить за это деньги и славу.

Политическое влияние продвигаемого США концептуального искусства – это ещё один элемент «мягкой силы», но в отличие от популярной культуры, ориентированной на массового зрителя, концептуализм работает ещё и с интеллектуальными и политическими элитами. Это направление искусства может органично присвоить не только любой физический предмет, но и любую идею. При условии, что она не будет расходиться с магистральной линией – быть глобальной и отрицать всякую региональную идентичность. Концептуальным искусством может считаться любое произведение, кроме произведения классического.

Именно поэтому такая максимально широкая рамка идеально подходит для глобального культурного доминирования. Деятели концептуального искусства могут быть ярыми противниками капитализма, критиковать общество потребления и популярную культуру, но при этом они будут считаться выдающимися творцами, а их работы станут активно продвигать и дорого продавать.

Один из многочисленных примеров – самый известный в мире китайский художник-диссидент Ай Вэйвэй, требующий на страницах глобального финансово-политического журнала The Economist отвоевать искусство у капитализма. Среди наиболее известных работ Ай Вэйвэя показательной является серия старинных китайских ваз, на которые мастер нанёс логотип Coca-Cola или просто небрежно выкрасил их в яркие цвета. Опять надругательство над традиционной культурой. Из-за этого метода в мире искусства художника можно было бы сравнить с хунвейбином, который портит «устаревшие вещи».

Пример Ай Вэйвэя показывает, как концептуальное искусство используется в качестве инструмента воздействия на внутреннюю политику.

Как это может навредить? Например, тот или иной учёный крепко задумается, прежде чем принять приглашение китайского университета: как бы не повредить репутации.

Для использования художника в политических целях желательно, чтобы он был оппозиционером и имел проблемы с властью. Своими работами такой мастер будет продвигать нужный внешнеполитическим игрокам нарратив, а в обмен получать признание и защиту. Спонсорам достаточно легко объяснить необходимость такой поддержки, ведь творец идейно близок. Кроме того, помимо морального удовлетворения, это опять-таки даёт выгоду: художника можно раскрутить и заработать на его творениях, заранее купленных по более низкой цене.

Примером может служить «Бульдозерная выставка» советских художников-диссидентов, которая попала на страницы The New York Times. Её незаконно устроили на одном из пустырей в Москве как раз в дни важных торговых переговоров между СССР и США. Благодаря агентам влияния и иностранным коллекционерам в Штатах и даже во Франции появились соответствующие музеи. Они обеспечили диссидентскому движению известность, создали хорошую репутацию и дали средства к существованию. При этом советские диссиденты способствовали дискредитации коммунистической идеологии в среде западных интеллектуалов.

Очень удачно и то, что талантливым художником кураторы могут назначить любого, так как в целом концептуальное искусство очень терпимо к таланту, а точнее, к его отсутствию. Уже упоминавшийся британский художник Дэмиен Хёрст создал работу «За любовь Господа», представляющую собой платиновый череп, инкрустированный бриллиантами. Выдающееся произведение! Оно было продано за 100 млн долларов. В британском арт-мире Хёрст прославился ещё и как невероятно слабый живописец, который заставил общественность задуматься, не является ли концептуальное искусство фальшивкой.

Направление кажется заумным, пока зритель не принимает правила игры, главное из которых – не нужно думать, что хотел сказать художник. Потому что, во-первых, всё объяснено кураторами на выставке, а во-вторых, никакого заданного смысла у произведения нет – его определяет сам зритель. Таким образом, каждый может почувствовать себя ценителем. Бессодержательность произведения позволяет понимать его как угодно. Концептуальное искусство на самом деле – максимально народное.

Стоит отдать должное тем, кто сумел сделать такую подмену.

А по-настоящему понятное классическое искусство сделалось скучным и немодным. Живописные полотна старых мастеров красивы и для неискушённого зрителя, однако при определённом багаже знаний их созерцание даст большую глубину переживания. Чего не скажешь о концептуальном искусстве, в котором за пространными объяснениями кураторов чувствуется какая-то фальшь.

Соединённые Штаты не преуспели в создании своего национального искусства. Отставание от европейской цивилизации с тысячелетней культурой было настолько непреодолимо, что им было легче не догонять Европу, а пойти своим путём. Они решили не создавать, а упаковывать. Именно этим занимаются разные течения внутри концептуализма. Например, в поп-арте художники не творят искусство сами, а работают с готовыми образами, красиво их компилируя и обрамляя.

В частности, Энди Уорхол и его картины, на которых не изображены, а напечатаны десятки банок супа Campbell’s или девять лиц Мэрилин Монро. Уорхол в своей студии, названной «Фабрика», штамповал одинаковые работы сотнями и продавал их за десятки тысяч долларов. Вот так, пока в Европе интеллектуалы говорили о смерти автора (Ролан Барт) и о потере ауры произведения искусства в эпоху технической воспроизводимости (Вальтер Беньямин), в США воплотили эти идеи в жизнь. Именно американцы создали искусство без заглавной буквы И и придумали, как его продать.

Ещё одна сильная сторона концептуализма как системы – он выполняет свою идеологическую функцию, но при этом не только не требует вложений, но ещё и обогащает участников арт-рынка. То есть все причастные рады включиться в игру.

Медиа, с одной стороны, позиционируют концептуальное искусство как часть индустрии развлечений, моды и дизайна, а с другой – работают над созданием образа надёжного средства хранения и приумножения средств. Такая репутация вполне заслужена: инвестиции в произведения стоимостью от 20 тыс. долларов приносят 9 процентов годовых, работы от 100 тыс. долларов – 10–15 процентов. Это гораздо выше даже нынешних запредельных уровней инфляции американской валюты. Кроме того, такие вложения относительно безопасны.

Но бывают исключения. В разгар кризиса 2008 года цены на произведения концептуального искусства сильно упали, так как обедневшие владельцы работ были готовы продавать их за бесценок. Этим воспользовались более состоятельные коллекционеры. Например, миллиардеры из семьи Рэйлз пополнили свою коллекцию примерно 50 работами, многие из которых они приобрели по очень низким ценам. Сейчас семейная коллекция Рэйлзов стоит более 1 млрд долларов.

Например, Джефф Кунс, чья скульптура «Кролик» была продана за 91 млн долларов. Инсайдер арт-рынка Дональд Томпсон отмечает, что о репутации художника судят по уровню цен на его работы. Существует правило: чем выше цена на произведение искусства, тем ценнее оно кажется покупателю и тем больше радости приносит его покупка.

Торговля концептуальным искусством очень выгодна. Работы в этом жанре сопоставимы по стоимости с признанными шедеврами. Однако в отличие от последних авторы первых ещё живы и могут сделать новые работы. Уровень культурной ценности объекта определяется кураторами произвольно, затем товары существуют в изолированной среде арт-рынка, где они выставляются в подконтрольных галереях и продаются на аукционах, которым выгодно следовать сложившемуся порядку вещей. Оборот нью-йоркского аукционного дома Sotheby’s составляет почти 4 млрд долларов в год. У лондонского аукциона Christie’s – почти 5 млрд.

Рынок искусства функционирует как большая машина консенсусного маркетинга, а его участники внимательно следят за сигналами, указывающими на качество тех или иных произведений. Такими индикаторами могут быть, например, слова авторитетного куратора о художнике или факт того, что у мастера есть выставки в престижных музеях. Также важным признаком, повышающим цену работ, является внимание влиятельных коллекционеров.

Концептуальное искусство – финансовый инструмент, идеально подходящий для глобального мира и американоцентричной экономической системы. Даже по своим свойствам арт-объекты и финансовые инструменты довольно похожи. Как и не подкреплённые ничем материальным деньги, произведения концептуализма зачастую не имеют не только эстетической ценности, но и физического воплощения. В отличие от более традиционного искусства, в концептуальном зачастую продаётся и покупается не сам объект, а только его идея, тот самый концепт.

Это очень удобно ещё и потому, что саму работу или права на воплощение идеи можно держать в сейфе в специальных экстерриториальных зонах – порто-франко. И таким образом избегать уплаты налогов, в том числе на наследство. Кроме того, концептуальное искусство активно используется для перемещения капиталов и отмывания денег.

В отличие от всех прочих инструментов оптимизации налогового бремени концептуальное искусство нередко выставляется коллекционерами напоказ и очень положительно влияет на их репутацию. Миллиардер, покупающий такие произведения с целью заработать или спрятать деньги, в глазах публики выглядит тонким ценителем и меценатом. Можно обратить внимание на то, какие громкие покупки за рубежом совершают самые богатые бизнесмены России (помимо, разумеется, домов, яхт и спортивных команд).

Аналогично влияет концептуальное искусство на восприятие городов и стран. Открытие музеев этого направления, организация ярмарок и биеннале, а также приглашение художников на стажировки значительно улучшают имидж поселения или государства, привлекают состоятельных туристов и даже повышают стоимость земли.

Арт-мероприятия мирового уровня неизбежно привлекают богатых коллекционеров, за которыми тянется свита из кураторов, финансистов, обслуживающего персонала разного уровня, прессы и дам полусвета. Однако, чтобы получить статус международного, мероприятие должно выполнять условия, в частности отдавать треть своего пространства американским и международным галереям, дискриминируя местное искусство, если оно не вписывается в глобальный контекст.

События в сфере концептуализма стали центрами развлечений для самых богатых и влиятельных людей планеты. А руководители аукционных домов, галерей и ярмарок оказались в роли дорогостоящих аниматоров. В непринуждённой обстановке политики и бизнесмены могут наладить контакты и обсудить дела. В целом для так называемых глобальных людей, коими являются владельцы крупнейших состояний планеты, концептуальное искусство – одна из немногих светских тем для разговора. Причём факт встречи друг с другом даже по самым чувствительным поводам можно не скрывать, поскольку реальная цель маскируется под необходимость пополнить коллекцию.

Господство глобалистского нарратива в культуре и искусстве не может длиться вечно. И уже сейчас наметились векторы, по которым он начинает сдавать позиции под напором других тенденций. Хороший пример подаёт Китай, в котором ни государство, ни коллекционеры не стали отказываться от своей региональной специфики, – всё-таки китайская культура старше и сложнее европейской.

Вместо этого в стране начали восстанавливать своё культурное наследие и продвигать его на мировые рынки, играя по американским правилам. В частности, содействуя включению своего искусства в международный контекст. Вместе со своей современной культурой Китай предложил миру и другие, отличные от глобалистских идеи.

Щедро вкладываясь в создание музеев и организуя арт-мероприятия, в последние десятилетия КНР создала ещё один контур, работая в котором, художник может выйти на мировой уровень, прославиться и разбогатеть. Китай сделал ставку на тех мастеров, которые не вписались в концептуальное направление, – живописцев и скульпторов классической школы. Их продвигают в том числе с помощью передвижных выставок, кстати, изобретённых когда-то в России. А китайские арт-дилеры торгуют современными произведениями своей страны в том числе и на западных аукционах. Цены на них уже достигают миллиона долларов.

Интересно, что Китай в культурной политике следует конфуцианской мудрости, согласно которой противоположности взаимосвязаны, лучшее их положение – равновесие. В данном случае это касается китайского современного искусства и глобального концептуализма. Китайские музеи и коллекционеры активно работают по современным глобальным направлениям, оставаясь в актуальном международном контексте.

В современной китайской живописи, помимо классических течений, есть и экспериментальные образцы. Примером может служить очень популярный в мире мастер Цай Гоцян, использующий при создании своих работ тушь, которую разбрызгивает взрывающийся порох. Несколько лет назад он выставлялся в Пушкинском музее в Москве и произвёл на публику сильное впечатление.

В 2015 году китайские власти позаботились и о финансовой стороне присутствия на современном арт-рынке, введя ограничение на вывоз валюты из страны. В итоге все ведущие мировые аукционы и ярмарки организовали площадки на территории КНР, способствуя росту культурного влияния, а также сохраняя капитал внутри страны.

В целом Китай сумел успешно предложить ещё одно направление современного искусства, свободное от идеологического и финансового диктата США и глобальных институций. Сделав ставку на региональные особенности и поддержав мастеров, выброшенных на обочину глобальным концептуализмом, он показал путь, который может оказаться привлекательным для многих стран. Особенно тех, которые разделяют антиколониальную идеологию.

У России есть собственный успешный опыт продвижения своей идеологии на глобальном уровне, в том числе через искусство. Советская культура в начале XX века была признана во всём мире благодаря революции, которую повсеместно восприняли с большим энтузиазмом. В тот период именно в России внедрили передовые общественные практики: права женщин, всеобщие выборы, социальную поддержку. То есть в нашей стране появилось всё, о чём европейцы рассуждали с конца XIX века. Возникшее в ту эпоху новое экспериментальное искусство – авангард, которое противопоставляло себя устаревшим буржуазным направлениям, оказалось понятным широким народным массам по всей планете.

Похожим образом искусство и, шире, идеи из России стали популярными после нашей победы во Второй мировой войне.

Однако интеллектуалы традиционно настроены против своих правительств. Именно они стали проводниками советских идей и, соответственно, влияния.

Кроме того, правая идеология, показавшая свой звериный оскал, была совершенно дискредитирована, что привело западные интеллектуальные элиты в левый лагерь и сделало социалистическую модель привлекательной. Быть гуманистом после войны значило быть левым.

В СССР впервые изобрели систему, которая превращала интеллектуалов и деятелей культуры по всему миру в своих сторонников. Именно её, усовершенствовав, потом взяло на вооружение ЦРУ. Идеологически близких писателей, художников и учёных целенаправленно и методично продвигали на международной арене. Им помогали с публикациями и выставками, поддерживали через фонды, приглашали на конференции и оплачивали стажировки. Таким образом интеллектуалам создавали мировую известность и репутацию борцов за мир во всём мире.

Эта модель была привлекательной для самых выдающихся деятелей культуры. Например, большим другом Советского Союза был художник Пабло Пикассо. Можно сказать, что, рисуя своего голубя, он разрабатывал фирменный стиль глобального движения за мир. Разумеется, такая работа щедро оплачивалась.

Опыт последних месяцев показывает, что вторичность и зависимость от внешних игроков делают страну опасно уязвимой. Это справедливо не только для промышленности или финансовой системы, но и для культурного поля. Именно поражение в войне за умы может оказаться самым опасным. Следует признать, что сейчас Россия находится не в самом лучшем положении, в том числе потому, что не предлагает миру привлекательный образ своей культуры и искусства.

Работать над этим никогда не поздно. Для начала стоило бы заняться продвижением русского современного искусства на мировой рынок.

Важно направить усилия на развитие местных мастеров, работающих в жанрах, не вписывающихся в глобальный контекст. Пример концептуализма показывает, что сделать их модными можно, вложив деньги в проведение выставок и, например, в закупку работ для музеев и госучреждений, а также в стипендии и гранты. Это важно, поскольку национальная культура не должна следовать диктату глобалистов из аукционных домов и галерей. И она не должна продвигать вредную для страны идеологию.

Однако это будет только первым этапом. Примеры и США, и СССР показывают, что, только пестуя новые, даже революционные течения, возможно победить в культурной войне. Так продвигался концептуализм, который на заре своего существования вобрал в себя всю самую революционную повестку своего времени. При этом для соответствия глобальному мультикультурализму концептуальное искусство представляли не как разрыв со всем предыдущим миром, а как его естественное продолжение. Только так можно создать альтернативную культурную парадигму, которая будет обладать и общепризнанной ценностью, и глобальным влиянием.