Процесс публичного обсуждения налоговой реформы начался несколько нервно. Незадолго до президентских выборов председатель комитета по налогам и по совместительству ключевой лоббист Правительства в нижней палате Анатолий Аксаков озвучил в качестве первой планки отсечения для повышенного НДФЛ социально «пожароопасный» уровень годового дохода в миллион рублей. При среднемесячной номинальной зарплате по стране 73 тыс. рублей это грозило попаданием в число «богатых» тем, кто в дополнение к такой сумме хотя бы дважды в течение года получил премию. По всей видимости, цифра отражает некий желательный для финансово-экономического блока показатель, вызвавший критику со стороны различных групп популистов.
Цель налоговой реформы понятна. При публичном декларировании идей справедливости на деле Правительство вынуждено изыскивать ресурсы на длительную спецоперацию на Украине, что становится в один ряд со смыслом кадровых назначений в руководстве Минобороны. Косвенным признаком того, что проработка идеи началась куда раньше, чем заявлено в послании, стали многочисленные утечки информации из Минфина и ФНС с конца прошлого года.
Коэффициент Джини, общепринятый маркер социального расслоения, составил в 2023 году в России 0,403. Это не столь большая цифра для решительной «справедливизации» – ниже, чем, например, в Соединённых Штатах, где в 2020 году этот показатель составил 0,489. Кроме того, идея справедливости явно была бы лучше понята населением, если бы речь шла об освобождении от НДФЛ россиян с минимальным доходом. В таких странах, как Германия, Франция и Австралия, при пересчёте на рубли необлагаемый минимум колеблется в пределах 1 млн, то есть той суммы, от которой в нашей стране планировалось отталкиваться для выявления «состоятельных». В США для имеющих такие доходы граждан действует минимальная ставка в размере 10 процентов. В Финляндии не облагается подоходным налогом годовой доход, равный почти 1,9 млн рублей. У нас похожего решения никто не обещал – обсуждался лишь необлагаемый порог на уровне прожиточного минимума, что с учётом его размера обессмысливает идею. Таким образом, подразумевается скорее общее увеличение налогового бремени при расширении перечня групп, получающих налоговые вычеты.
Дефицит кадров и промышленный рост стимулировали увеличение доходов россиян.Фото: Александр Река/ТАСС
Власти можно понять: если не сейчас, то когда? В 2023 году впервые за десятилетие начался подъём реальных располагаемых доходов населения. Дефицит кадров подгоняет зарплаты, а значит, вне зависимости от сетки предельных годовых сумм отсечения перечень налогоплательщиков с повышенной ставкой под давлением инфляции будет пополняться новыми группами граждан. При этом цифровизация ФНС минимизирует недоплаты.
Между тем нарочито публичные дискуссии по теме и множество циркулирующих в информационном поле проектов указывают на серьёзные опасения спровоцировать социальное недовольство. Из-за обилия официально заявленных целей – а это исполнение субъектами федерации (в бюджеты которых поступают средства, полученные за счёт НДФЛ) целого ряда поручений президента, заявленных в послании Федеральному собранию, – «окрасить» повышенные ставки вряд ли получится. Следовательно, обеспечить столь же безусловное их принятие обществом, как повышение в 2021 году ставки до 15 процентов для тех, кто зарабатывает от 5 млн в год, тоже вряд ли удастся.
Налоговое давление на едва оформившийся и сильно пострадавший от санкций средний класс при планке в 1 млн рублей распространится на представителей рабочих специальностей, учителей, врачей, инженеров и, наконец, IT-специалистов, отток которых из страны совсем недавно удалось приостановить. Это может привести к побочным результатам, в частности к появлению новой волны релокантов – теперь уже налоговых. Поэтому идея сделать группу населения со средними доходами основой для «прогрессии» выглядит крайне сомнительно.
Отдельную группу риска составляет население Москвы, где поддержка спецоперации невысока, а средняя зарплата такова, что при повышенной ставке налога на годовой доход от 1 млн рублей платить больше придётся большинству жителей мегаполиса.
Косвенным подтверждением служит лидерство столицы по размеру дополнительных поступлений со сверхдохода: по результатам 2023 года половина суммы, собранной за счёт 15-процентного налога, приходится на Москву. А москвичи, судя по митингам на Болотной площади в 2011–2012 годах и более поздним выступлениям против пенсионной реформы, склонны к политическим протестам.
В поисках оптимальной модели можно было бы обратиться к опыту государств, находящихся в похожих внешнеполитических условиях, то есть в состоянии войны. Но здесь мы встречаем прямое декларирование целей, на которые предлагается «скинуться». Правительство Израиля рассматривает возможность повышения прогрессивного подоходного налога («мас ахнаса»), который уже составляет от 10 до 47 процентов, и, не заигрывая с другими идеями, прямо ссылается на необходимость финансирования военных действий. Или же мы видим страны, также пребывающие в состоянии войны, где гражданам вообще не предлагается оплачивать её ведение: в Саудовской Аравии, которая проводит военную операцию в Йемене, подоходный налог для населения отсутствует вовсе. Как, впрочем, и во всех петрократиях Персидского залива: Кувейте, ОАЭ, Катаре, Бахрейне.
Таким образом, неготовность российского руководства отказаться от эвфемизма «спецоперация» и признать факт затяжной войны толкает на поиск спорных аргументов для обоснования повышения налогов.
С другой стороны, ожидаемое выведение участников военной операции и семей с детьми из числа плательщиков повышенных налогов показало гибкость властей в рассматриваемом вопросе. Ведь история помнит и другие примеры: налог на бездетность в СССР в 1941 году, взыскание поставок и недоимок в натуральной форме в 1942–1944 годах, проводившееся во времена Второй мировой войны повышение ставки подоходного налога с одновременным снижением необлагаемого минимума (причём без оглядки на наличие семьи) и отказом от налоговых льгот в Великобритании и США.