Надежда Томченко: «Я боюсь судебного преследования»

В понедельник, на второй день самых масштабных несанкционированных митингов на Дальнем Востоке, пресс-секретарь Фургала Надежда Томченко выступила в своём инстаграме с призывом не проводить несанкционированные акции протеста. Митингующие не ушли с улиц – только снизили активность и перестали гудеть клаксонами после 22 часов. В четверг прекратить протесты из тюремной камеры призвал сам Фургал, но не послушали и его (как и на выборах, когда он после победы в первом туре попросил для себя пост первого зама губернатора, а за него всё равно проголосовали).

С Надеждой Томченко мы встречаемся почти в двенадцать ночи на площади имени Ленина – главной протестной точке Хабаровска и всей страны на этой неделе. После очередной акции митингующие ещё не разошлись. Вокруг много камер и журналистов с телефонами. Стало немного не по себе: вдруг коллеги заберут героя, закидают вопросами, особенно если она выйдет из здания правительства прямо под вспышки камер. Надежда незаметно подходит с другой стороны площади. Мы садимся на скамейку, на нас не обращают никакого внимания.

«Не было задачи побеждать»

– Как вы оказались в команде Фургала? Вы же с ним со времён знаменитой кампании по выборам губернатора в 2018 году?

– Я была знакома с его помощником по Госдуме на тот момент. Он прилетел сюда и попросил помочь с медийкой и образом кандидата в СМИ и соцсетях. На выборах 2013 года у Фургала всё было здорово, но им хотелось чего-то нового, получить свежий взгляд. Не было задачи побеждать, надо было кампанию вести, но в то же время и не вести. У нас кандидат в ходе кампании даже улетал лечиться в Германию почти на месяц. Он оттуда говорил: «Вы где-нибудь меня покажите». Мы завели ему инстаграм, сделали пару интервью и сводили его в какую-то говорильню.Ничего такого. Вроде бы всё – все выборы.

Фото: из личного архива Надежды Томченко

– Итоговый результат куда грандиознее, чем «ничего такого».

– Да, я подвожу к этому. Наш инстаграм почему-то резко стал расти. Мы на него опирались как на социологию – это непрофессионально и неправильно, но так мы ловили настроения. Вскоре пришлось настроить работу с личными сообщениями, они стали сыпаться пачками. У нас сидели люди, которые занимались только сообщениями и жалобами, они перенаправляли их в органы власти.

– Вы утверждаете, что побеждать вы не собирались?

– Тогда он был «технарём», и да – не было задачи побеждать. Но после первого тура что-то надломилось, в верхах началась битва титанов.

Нам просто давали команды: утром – «идём до конца», в обед – «сворачиваемся». Всё менялось по часам. Мы были уставшими после первого тура и была одна эмоция: «Блин, как же так, зачем мы выиграли первый тур?!»

– Команды «идём/не идём» откуда шли?

– Из Москвы откуда-то, решалось всё там, мы работали с решениями. Ещё мы были в шоке, когда Фургал за четыре дня до второго тура голосования записал видео, где сказал, что готов стать первым замом губернатора. На тот момент первых замов было человек одиннадцать – это ничто. Это был полный провал.

Оказалось, его ночью дёрнули московские технологи Шпорта (Вячеслав Шпорт, губернатор Хабаровского края с 2009 года по 2018-й. – τ.), и уже утром мы увидели это видео на телеканале «Россия 24» – его успели выкинуть в сеть. Я посмотрела и разревелась: это воспринималось как предательство всей команды, злость на Фургала была дикая. Мне утром звонят журналисты, а я не знаю, что сказать. Звоню Сергею Ивановичу: «Доброе утро, почему вы мне не сказали, это же предательство!» Он ответил, что если я была бы на его месте, то поняла бы, попросил не осуждать.

Фото: из личного архива Надежды Томченко

Приехали в штаб, там многие от него готовы были отвернуться, к тому же было много членов ЛДПР, у них там своя партийная история. Вечером он сам мне позвонил, назначил место встречи, я ещё удивилась месту, которое он выбрал, но приехала. Сказал, что так надо, что это решение приняли наверху. Потом было выступление Жириновского и дебаты, к которым никто не готовился: ни мы, ни Шпорт. Мы ждали, что это будет абсолютный конец и разгром. После них ведущего обвиняли с двух сторон: одни обещали побить за то, что он Шпорту подыгрывал, а другие – что Фургалу. Он боялся выходить из дома.

– Вы в это время уже чувствовали, что имеете поддержку народа?

– Мы понимали, что происходит что-то, были на адреналине, но до последнего не верили в победу.

– А социология у вас была?

– У нас даже людей не было, чтобы социологию готовить. Мы общались с «белым домом», и в том числе оттуда, от конкурентов, наш штаб узнавал примерные цифры.

«Мы сидели ошарашенные и понимали, в какую ж*** попали»

– Вы не увидели, что 60 процентов хабаровчан за Фургала перед выборами?

– Нет, мы этого не знали. Только видели динамику инстаграма странную: рост подписчиков, люди там топили за нашего кандидата. Мы решили, что это боты. И ничего не предпринимали.

– Вы реальную поддержку населения восприняли как ботов?

– Понимаете, политика – грязное дело, мы уже ни во что не верили тогда.

– В правительстве видели, что вы ушли в отрыв?

Потом нам рассказывали, что Шпорту не показывали реальную социологию – его же все боялись.

– Шпорт был в каждом утюге и телевизоре, они, видимо, хотели заставить людей на уровне подсознания видеть Шпорта губернатором: мол, тогда его точно выберут. Мою коллегу приглашали обсуждать кампанию Шпорта в «белый дом». Как она мне рассказывала, местные пытались донести что-то до его московских политтехнологов, но они, как большинство столичных технологов, никого не слушали. Как правило, они считают, что итог выборов зависит от технологий, которые они применяют. Я тогда была новым человеком в этой среде и не понимала, о чём они вообще говорят. Потом узнала, что бутылка водки за голос – тоже технология.

– А когда вы поняли, что точно что-то идёт не так и вы побеждаете?

– Ночью, когда ГАС «Выборы» отключили, а через час включили снова. «Ну всё, – думаем, – значит, ситуацию пустили на самотёк и решили сделать по-честному». В четыре утра мы поняли, что победили.

– И что?

– Открыли бутылку шампанского, но выпили по стаканчику и разъехались по домам. Сергей Иванович куда-то уехал тоже. Мы не представляли, что делать утром.

– Сколько вас было в команде?

– Консультантов от силы человек десять. В основном партийные люди, ещё депутаты приехали на помощь как наблюдатели: поездить, посмотреть по участкам.

– Как Фургал отреагировал на результат?

– Мы сидели ошарашенные и понимали, в какую ж*** попали. Было не до радости. Сергей Иванович приехал сам в шоке. Когда утром мы делали пресс-конференцию… Её надо просто пересматривать, чтобы понять его эмоции.

Фото: из личного архива Надежды Томченко

– Почему он не взял самоотвод?

– Такие результаты, народная поддержка, ответственность. Он говорил: «Я не могу подвести людей». Он такой человек, знаете, всегда верит в людей, что в человеке есть хорошее. «Ну всё, - говорил он, – теперь это моя ответственность». При этом мы понимали, что нет никакого опыта ни у нас, ни у него, и это можно выразить только известным нецензурным словом. Потом он меня позвал в пресс-секретари, я отказалась, а он через какое-то время просто стал всем говорить, что я его пресс-секретарь. Так стала у него работать.

– Получается, что за своими политтехнологиями никто не увидел леса – реальную картину: протестный потенциал, улицу, людей…

– Мы сделали акцент на интернете, работали там, смотрели комментарии, реакцию на его повестку.

В инстаграме предвыборной кампании Фургала первое время не было ни одной фотографии кандидата. Он то в Германии, то ещё где-то. Размещали какую-то убогую графику, что-то писали на основании пресс-релизов «белого дома», только от обратного.

– Задним числом вы смогли понять, откуда пришла эта протестная… не волна даже, а цунами в 2018-м?

– Пенсионная реформа добила. Именно она.

«Руководство объявило нам, что мы организаторы митингов»

– Давайте теперь про протесты. Вас называют их организатором, это правда?

– Нет, это неправда. Это просто удобная позиция. Приехало руководство в воскресенье и объявило нам, что мы и есть организаторы. Трутнев сказал, что мы крутая команда, одна из лучших в России, только поработали не в ту сторону. На самом деле провокаторов было и есть много. С ножом какой-то странный человек ходил, его задержали.

– Как, по-вашему, почему после ареста Фургала на улицы вышли десятки тысяч человек? Как это началось?

– Началось всё не в субботу, как принято считать, а в день задержания: информация о нём пошла по соцсетям, а новости люди в основном читают в пабликах, телеграме и инстаграме. В популярных пабликах был большой отклик, потом в инстаграме появилась эмблема «Я/Мы Фургал» – не знаю, кто её сделал. Было приятно, конечно, но я была уверена, что это не подхватят, тем более не думала, что эмблема станет символом свободы или чего-то такого. Мы увидели в соцсетях, как эти наклейки раздавали на машине без номеров. По моей информации, номера специально сняли. Это какой-то предприниматель, который потратил на это свои деньги, не фанат губернатора, просто уважает Сергея Ивановича. Люди стали разбирать наклейки, и желающих становилось всё больше и больше.

Какой-то стихийный митинг был на Комсомольской площади. Мы стали смотреть анонсы митингов, увидели историю про «кормить голубей» (в этом формате проходят акции протеста в Хабаровске. – τ.), которая стала мемом.

– А как на площади Ленина появился забор, при этом такой хрупкий? Есть версия, что забор установили специально, для картинки в СМИ, чтобы его сломали красиво.

– Забор поставили не для картинки. У нас два раза в неделю собирается оперативный штаб по борьбе с коронавирусом, там обсуждался выход людей на площадь. Мы понимали, что придёт большое количество людей. На штабе сказали: «Надо обрабатывать площадь, иначе будет вспышка». Они несколько раз мыли площадь и оградили её забором. Когда люди пришли на митинг, работала поливалка с хлоркой.

Мы думали, что это остановит людей: поливалка с хлоркой, забор и полицейские патрули. Какое-то время работало, но потом нашёлся один отчаянный человек, который отодвинул забор и сказал: «Пойдёмте».

Потом они внезапно решили пойти полком по улице. Это было неожиданно и действительно напомнило «Бессмертный полк»: в нём идут столько же людей и тем же маршрутом.

– Вы же знаете, какой гнев вызвало сравнение этого шествия с «Бессмертным полком»?

– Знаю, мы за это получили. Но это сравнение сделали в соцсетях, а мы его подхватили. С другой стороны, от правды же не уйдёшь, это действительно так.

– В какой момент стало понятно, что протест не будет однодневным?

– Если честно, мы думали, что он затихнет. Во-первых, у нас был страх, что нас обвинят в организации, потому что слухи такие уже ходили. Звонки поступали, мол, давай прекращай прямую трансляцию, это может восприниматься как призыв, статью подтянут – придумать же можно всё что угодно. Во-вторых, опять, наверное, соцсети виноваты. Мы не ожидали, что они выйдут на второй день, на третий. Думали, что всё будет падать-падать. В первый день были очень приятные чувства: гордо и страшно. Мы не думали, что такая большая поддержка у Сергея Ивановича.

– Вы занимались выборами Фургала, как вы могли этого не знать?

– 28 сентября будет уже два года, как он губернатор. Обычно медовый месяц длится полгода. Мы думали, что рейтинги упадут. Смотрим, а они не падают, социология всё равно хорошая. Мы не понимаем почему.

– Может быть, это следствие популярности в ютубе? У некоторых роликов Фургала миллионы просмотров.

– Мы, конечно, работали с журналистами и блогерами, у нас есть чат, куда мы закидываем темы и так далее. Успех Фургала в ютубе, наверное, был оттого, что люди ему импонируют и он людям импонирует. Тут работала его естественная простота. Мы видели эти миллионы просмотров, знали об этом. Но понимаете, это же долго не работает. Да, сначала тебе аплодируют, ты символ перемен, надежда на другое будущее… Он начал-то хорошо, правильно, можно сказать, как популист – есть такая тактика. Он принимал популярные решения, но они были реальные. Он действительно сокращал расходы, он действительно эту яхту чёртову выставил на торги. Правда её никто не покупает, потому что… Да это корыто уже. Господи, её же при Ишаеве ещё купили.

Может быть сейчас, после этих протестов, когда она стала так известна, кто-то уже да и купит…

– Я спрашивал у людей на улице, все говорили об обиде на Москву: мы по всем правилам выбрали человека, а его не по правилам снимают. Но когда я спрашивал, покажите мне какой-то мост, парк, больницу, которую построил Фургал, назовите какое-то достижение… ничего.

– Детские сады почти построены, коробки стоят. Можете съездить к поликлинике, которую начали строить. Инфекционная больница строится рядом с туберкулёзным диспансером. Была у нас проблемная больница старая, которую называют больницей смерти. Там всегда с персоналом были проблемы: хамское, грубое отношение, может, потому что всё обветшало и настроения работать не было. Губернатор выбил на неё финансирование. Должны были начать проектировать.

– Но не спроектировали.

– Насчёт проектирования. Был масштабный инфраструктурный проект в «городе президентского внимания» – Комсомольске-на-Амуре, в него входило около 20 проектов на строительство, и у всех одинаковая проблема. Во-первых, проекты надо дорабатывать, а значит, выделять дополнительное финансирование. Во-вторых, подрядчики, которые выигрывали кучу контрактов, но не рассчитали свои силы, – у них не хватает ни людей, ни средств, ни сил. Из-за этого же возникла проблема со строительством онкоцентра, за который Сергея Ивановича часто критиковали в полпредстве. По 44-ФЗ мы просто не могли в короткие сроки разорвать контракт с недобросовестным подрядчиком.

Фото: из личного архива Надежды Томченко

Мы поняли, что нужен свой проектный институт. У нас был такой, но он обанкротился. Ещё лучше, если у него будут свои мощности по строительству. Он же проектировал бы всю социалку, выходил на строительство, а значит, всегда есть кому предъявить претензии, а ещё есть понимание сил и средств – что он может, а что нет. И вот он создан. Там работает уже более 50 человек. Запроектировали дома для сирот, несколько ФАПов.

– Хотите сказать, вы получили регион с бардаком на строительном рынке?

– Да, и два года работали метёлкой. Порядок был наведён, но этого никто не понимает.

– Как вы думаете, вы теперь останетесь на госслужбе?

– Думаю, в ближайшее время меня уволят. Не питаю иллюзий, что Фургала вернут и скажут, что были не правы. Это нереально. Я пошла работать за человеком, а не за ЛДПР. Если будет врио даже от ЛДПР, я тут не останусь. В партии я не состояла.

– И чем эта ситуация закончится для вас?

– Лично я боюсь судебного преследования. Пока нас не трогают, но, чует моё сердце, нам с рук не сойдет эта история с губернаторством. А почему – потому что они считают, что медийная часть команды виновата. Именно мы сделали Фургала слишком популярным.

Хабаровск