Специально для «Октагона» журналист Эдвард Чесноков побывал в крупнейшем непризнанном государстве Земли. Экспедиция Эдварда Чеснокова в Сомалиленд стала возможной благодаря поддержке «Октагона», а также подписчиков его телеграм-канала «Чеснок.Медиа».
Глава I. Пешка из чёрного дерева
Самый страшный график на свете – половозрастная диаграмма Сомалиленда. Он похож на шахматную пешку: широченное основание, и тончайшая средняя часть, и внезапное утолщение сверху.
Причём левая, мужская да зрелая, сторона диаграммы – на добрую четверть тоньше женской. Сомалилендцы «мужеска полу» в буквальном смысле выбиты. Это те, кто погиб в Сомалийской гражданской войне 1988–1992 годов (сейчас им было бы в районе 50), и их не родившиеся 20–30 лет назад дети. Сколько жизней унесла та четырёхлетка ужаса – неизвестно: называют цифры и в 100, и в 200 тысяч жертв; а возможно, больше. Да и кто их, в конце концов, считал: темнокожие из Африканского Рога – не афроамериканец Джордж Флойд из Миннесоты.
Далее, вдоль по графику-пешке. Нынешние глубокие старцы из неожиданной шишечки на его верху. Те, кто даже 30 лет назад был слишком стар, чтобы взять в руки оружие (и, соответственно, умереть) в бойне с превосходящим противником, плавно превратившейся в геноцид.
Половозрастная диаграмма Сомали.Источник: Wikipedia
А рвущееся вширь основание – это, с одной стороны, подтверждение моей циничной догадки: традиционное общество может в течение одного поколения возместить сколь угодно большие потери в людях. Для подтверждения теории предлагаю читателю провести самостоятельное исследование, взглянув на демографический график Руанды. Он примечателен как самым высоким в истории темпом уничтожения: миллион убитых при геноциде тутси (почти пятая часть населения) в течение ста дней в 1994 году, так и столь же невероятным восстановлением: сейчас в «африканской Швейцарии» примерно столько же человек, сколько бы имелось при грубой экстраполяции «догеноцидных» цифр прироста.
А с другой стороны – возвращаясь к арифметике Сомалиленда, – одно деторождение здесь происходит каждые 48 секунд, одна смерть – каждые три минуты; средняя фертильность – 5,7 ребёнка на женщину. Да, цифры эти – из соседнего Сомали. По Сомалиленду мне не удалось обнаружить аналогичных данных: когда страна уже 30 лет находится в «серой зоне», туман непризнанности скрывает и её статистику. Но не думаю, что цифры сильно разнятся. Потому что – смотри предыдущий абзац.
Демографический график Руанды.Источник: Wikipedia
Стоп, вы уже запуталась: мы про Сомали или про Сомалиленд? Это одно и то же или нет? Это там, где пираты, захваты заложников, «Падение Чёрного Ястреба», bellum omnium contra omnes и прочий лютейший треш?
В Африке всё настолько непросто – местами даже сложнее, чем на Ближнем Востоке, – что рассказ о любой интересной территории (а неинтересных здесь нет) потребует многочасовой вводной лекции.
Что ж, начнём.
Глава II. Печать колониализма
Резко вдаваясь в Индийский океан, область на северо-востоке континента за характерную форму называется Африканский Рог. Основное население этого полуострова – 17 миллионов сомалийцев.
Но, мои юные африканисты, запомните главную особенность предмета ваших штудий: этнографические границы здесь почти нигде не совпадают с государственными. И отражают скорее расклад сил европейских держав на момент Берлинской конференции 1884–1885 годов, окончательно установившей очертания их колониальных владений. И уже именно в этих – «линейно-карандашных» – границах африканские страны развивались в XX веке, получали независимость и строили национальные государства.
Поэтому сейчас почти каждое из них может более или менее обоснованно предъявить соседям территориальные претензии… и столкнуться с ответными. Этакая Польша накануне Второй мировой бойни, только в двадцатикратном количестве.
Если вы думаете, что в публицистическом пылу я преувеличил – проделайте, опять-таки, самостоятельную работу, изучите историю Второй конголезской войны совсем недавних 1998–2002 годов, которая признана самым кровавым конфликтом после Второй мировой и которая так же, как та, увенчалась ядерной бомбой: в обмен на поставку трёх рот военных советников и оружия для Демократической Республики Конго Великий Руководитель страны с почти такой же аббревиатурой получил из Африканской Сокровищницы уран, кобальт и другие стратегические материалы, после чего в 2006 году КНДР провела первый взрыв собственного немирного атома.
Говорю же – здесь всё непросто.
Нелинейное повествование – это способ удержать рассеянный взгляд читателя, отвлекаемый пуш-уведомлялками мессенджеров каждые полминуты. Поэтому вернёмся к сомалийцам. По вышеописанным причинам они живут на территории Эфиопии (область Огаден на востоке страны, где периодически – if you understand what I mean – искрит), в Джибути, в Йемене, в Кении и, конечно же, в Сомали.
Сказать, что к Берлинской конференции 1884-го у них было государство, – преувеличение: был конгломерат кочевавших по Африканскому Рогу Пяти Великих Кланов, говоривших на одном – сомалийском – языке.
Но северо-запад полуострова захватили англичане, создав здесь колонию под названием, как вы понимаете, Британский Сомалиленд; а остальную, западную и южную, оконечность «сомалийского полумесяца» присвоила Италия, провозгласив Итальянскую Восточную Африку.
При этом колониальные подходы «людей, которые работают» и «людей, которые танцуют» заметно различались. Англичане не вмешивались в уклад и архаичную социальную структуру заморских приобретений – ну, может, боролись с самыми дикими практиками наподобие сожжения вдов в Индии. Белых чиновников, солдат и инженеров из метрополии завозили, словно вахтовиков, и между кастой «инглезов» и аборигенами оставалась непреодолимая стена. Да, если вы не в курсе, система «апартхеида» (апартеида) в Южной Африке – изобретение не буров, а именно англичан, внедривших после покорения этого региона специальные «расовые законы» в 1902–1910 годах.
А вот итальянцы, косплея древних римлян, приезжали в свою Восточную Африку, словно в дом родной, ассимилировали и ассимилировались (ровно так же и у их романских соседей: «Алжир – часть Франции» – зубрили французские школьники в течение почти 130 лет).
Нацбилдинг, рождение нации, – самая таинственная часть исторического процесса. Почему когда-то два самых близких народа – да что там, один народ: русские и украинцы – с какого-то момента ощутили инаковость? Более того, почему малая часть одного из этих народов, движимая самым диким, самым животным национализмом, повела против другой фактическую войну на уничтожение?
По этому фото не скажешь, но женщин в Сомалиленде гораздо больше, чем мужчин.Фото: Эдвард Чесноков
1960 год стал Годом Африки потому, что сразу 17 её стран получили независимость. На волне шестидесятнической эйфории бывшее Британское и бывшее Итальянское Сомали решили объединиться в одно государство. Мир пожал плечами: их дело. Одна нация – одна страна… Или нет?
Увы, за десятилетия в разных колониальных системах и нацбилдинг в Британском и Итальянском Сомали шёл по-разному. Ментальные различия между носителями одного языка, одной культуры и одной религии стали слишком велики. И слияние в одно государство послужило прологом к геноциду.
Глава III. Русские
Я в Стамбуле. Я делаю здесь пересадку по пути в Африку. Я встречаюсь здесь с Виктором – экс-сотрудником одной известной Компании.
Это не военные – хотя у Компании есть своя ЧВК. Это не геологи – хотя у Компании в субсахарских странах с неустойчивой демократией имеются горнорудные прииски. Это не социологи – хотя Компания проводила «комплекс активных мероприятий», помогая пророссийскому политику, чьи дети живут в США, одолеть антироссийского оппонента, окончившего московское военное училище.
Виктор, вероятно, больше не вернётся в Россию никогда. Он уже отмотал в тюрьме один срок, и у него достаточно проблем с законом и законниками, чтобы при первом же въезде на родину вновь отъехать. Компания, словно Французский Иностранный легион, обещала билет в новую жизнь десяткам таких, как он, и он до сих пор благодарен Компании, но он от неё ушёл: ему казалось, что методы Компании лишь отвращают от нас африканских политиков и их избирателей. Ему думалось, что он знал, как правильно, но к нему не прислушивались.
Я спрашиваю у Виктора, достоверны ли цифры, которые я приводил в авторской колонке для газеты PuntAvui (издаётся в столице Global Russians, в столице Каталонии – Барселоне), что гонорар бойца ЧВК – 150 тыс. рублей в месяц, а в периоды боёв – вдвое более; журналистские опусы на темы такого рода хорошо продаются за рубежом.
– Да, правда, – отвечает он, – но сейчас за такие деньги никто уже не берётся, приходится нанимать кавказцев, что раньше запрещали. С падением качества.
Виктор назначил мне встречу в подпольной – работающей вопреки коронаблокаде – кальянной на третьем этаже неприметного дома без вывески. Я смотрю в голубую глубь лежащего под нами Босфора, прикидывая, что через это окно, если что, джеймс-бондовским прыжком он уйдёт по крышам.
Я думаю о том, почему эту во всех смыслах значительную прослойку людей (как их только назвать: бизнесмены? путешественники? авантюристы? авторы анонимных телеграм-каналов?) так тянет в Африку. Может быть, потому, что здесь не надо постоянно делать мучительный русский выбор, с кем же ты: с «царём-тряпкой Николаем II» – или с «кровавым палачом Лениным», с «проамериканским блогером Навальным» – или с полицейскими дубинками, разгоняющими его сторонников?
Вид из окна «секретного» стамбульского ресторана, где я встречался с Виктором.Фото: Эдвард Чесноков
Или же потому, что после всего приходящего с Запада леволиберального ада с интерсекциональными феминистками, борьбой за права трансгендеров и запретом выставлять распятие в школах здесь, в Африке, как раз и остался тот старый и добрый мир?
«Моя супруга – наполовину полька, наполовину намибийка, из рода местных темнокожих царей», – напишет мне в Telegram F., влиятельный человек в партии «Альтернатива для Германии», которая сражается за христианские ценности и против нелегальной миграции; западные СМИ любят называть её сторонников «белыми националистами».
– Эдвард, бросьте же вы все бредни о ЧВК, – скажет мне позже африканист, с которым я буду консультироваться о деталях сомалилендоведческого репортажа, – с этим в Африку приходили западные державы: с грубой силой оружия, с колониализмом. А Российская империя и СССР, наоборот, никогда (никогда!) не занимались здесь территориальными захватами. Наоборот, помогали молодым африканским нациям освобождаться из неволи. И их память об этом – по сути, единственный актив, который у нас остался на континенте.
Я ещё не в Сомалиленде, но уже знаю, как назову репортаж, который напишу для каталонской газеты PuntAvui: «Восточно-Африканская Каталония». Сомалиленд провёл референдум о независимости в 2001 году, Каталония – в 2017-м, ДНР и ЛНР – после Крыма, в 2014-м. Во всех случаях – с подавляющим количеством голосов за.
А что мировое сообщество? А что мировое сообщество, столь трогательно льющее слёзы о судьбах китайских уйгуров, тамильских тигров, тагильских геев и кота Скрипалей? Ну так это ведь не святое Косово, отделившееся от Сербии в 2008 году без всякого референдума. «Разницу видеть надо!»
Глава IV. Война Великих Домов
В 1969 году, на десятый год с момента объединения двух частей Сомали, в ходе военного переворота после убийства предыдущего президента к власти пришёл уже немолодой, но крепкий хозяйственник – генерал-майор Сиад Барре.
Как часто бывает с правителями такого типа, зачинал за здравие. Строил страну без бандитов и олигархов. Говорил: «Не рассказывай, кого ты знаешь, а рассказывай, что ты знаешь». Намёк на ту самую клановую систему, когда твой единственный социальный лифт – родственные связи с верхушкой какого-либо из Пяти Великих Родов.
Сомалийцы действительно прекратили спрашивать: «Из какого ты клана?» Вместо этого стали интересоваться: «А к какому клану ты принадлежал раньше?»
И вот тут начались этногеографические тонкости. В числе Пяти Великих Родов был Исаак (да, он реально так называется; этот клан одним из первых в Африканском Роге, ещё на рубеже XIII–XIV веков, принял ислам). Базовым регионом Исаака является как раз Сомалиленд. В крупных городах провинции – Харгейсе или Бербере, о которой мы поговорим через главу, – сыны Исаака (название придумал я – надо же членов клана Исаак как-то именовать) составляли подавляющее большинство.
Жизненные правила непреложны. Если есть Монтекки – будут и Капулетти. Если есть Великий Дом – у него будет Дом-соперник.
Данные о клановой принадлежности президента Сиада Барре темны. Равно как и период 1950–1952 годов, когда он жил во Флоренции, обучаясь в «школе карабинеров» (по другим версиям – в «военной академии», в «офицерском училище»). Флоренция – известный центр концентрации Старых Денег и Старых Элит. Можно предположить, что те, кого философы-криптоколониалисты называют «люди», положили на перспективного африканца намётанный глаз, и позже, став президентом, он, несмотря на заигрывания с социализмом, имел неизменно хорошие связи с Западом.
Но, учитывая, что, по одной из версий, Сиад Барре родился в 1910 году в Шилаво, на территории нынешней Эфиопии, где живёт другой из сомалийских Пяти Великих Кланов – Огаден, членом которого была его мать, можно предположить, что президент объединённой страны считал последний хотя бы отчасти своим.
Генерал-майор Сиад Барре.Фото: Wikipedia/Creative Commons, CC0
Главным врагом клана Огаден был клан Исаак.
Ну и вы уже чувствуете, как неуклонно, по карте в десятилетие выкладывался пасьянс, и имя ему – геноцид.
Глава V. Китайский фактор
«Я должен был отправиться в порт Джибути в Баб-эль-Мандебском проливе, оттуда по железной дороге – к Харару, потом, составив караван, – на юг, в область, лежащую между Сомалийским полуостровом и озёрами Рудольфа, Маргариты, Звай; захватить возможно больший район исследования; делать снимки…»
Я пишу репортаж из Африки, гадая, какой будет эпоха, относительно которой наш 2021 год является 1913-м, в котором Николай Гумилёв писал свой «Африканский дневник».
По крайней мере, география неизменна. Сделав пересадку в Стамбуле (как до меня – и родоначальник акмеизма), я тоже, подобно ему, начинаю свою экспедицию из Джибути.
Эта небольшая страна – ворота во всю Восточную Африку. За несколько лет до прибытия Гумилёва французы протянули из Джибути в Абиссинию железную дорогу, по которой мой предшественник отбыл вглубь континента.
К 2017 году гумилёвскую мужественность стали называть «токсичной маскулинностью», а миграционный вектор сменился на противоположный: уже не белые мужчины едут покорять Чёрный континент, а наоборот. Не является ли второе следствием первого? Кто знает. В любом случае в совершенный упадок пришла и та гумилёвско-французская железная дорога.
Но… к 2017 году почти параллельно ей проложили новую. На кредит от китайского Экспортно-импортного банка в 3 млрд долларов. Китайцы же построили новый международный аэропорт и скоростной трамвай в Аддис-Абебе, порт в Таджуре, «Свободную торговую зону» (огромный комплекс офисных помещений и складов) у порта в Джибути и ещё десятки объектов по всему континенту, аналогичных по бюджетам и масштабам.
Тот самый «Франкфурт-на-Африке» – огромный аэропорт-хаб, построенный китайцами для «Эфиопских авиалиний» в Аддис-Абебе.Фото: Эдвард Чесноков
Об этом не принято говорить (да и моё имя в переложении на байхуа выглядит как 爱德华 – «Ай Дэ Хуа», «Я люблю Китай»), но новый китайский колониализм в этих жарких странах не менее холоден и расчётлив, чем некогда европейский. Мы дадим тебе кредит на аэропорт, на дорогу к нему, однако подрядчиками станут наши компании, они будут использовать нашу технику и наши стройматериалы, а для кипучей деятельности построят на твоей земле свой Запретный для бородатых варваров Город, куда твои сограждане в лучшем случае смогут попасть в качестве уборщиков, а ты ещё и остаёшься нам должен. По тому самому кредиту. Связанному кредиту.
Я встречал сынов Поднебесной и в самолёте на Руанду, и в самолёте на Эфиопию, и в обратном самолёте в Стамбул. Подобно духу эпохи, они прятали глаза под водолазными очками и были закутаны в противоковидные сизые СИЗ – словно ангелы жизни, ведь всё же без них африканская страна никогда не осилила бы тот самый объект инфраструктуры. Но я ехал из руандийского Кигали на озеро Киву по дороге, построенной китайцами года три назад: она уже покрывалась выбоинами и кое-где требовала ремонта; и я ехал из Джибути в Таджуру по дороге, построенной югославами в 1980-е: за исключением низин, где в сезон дождей с гор сходят селевые потоки, она пребывала в идеальном состоянии – как всё-таки изменились за треть века принципы социализма.
Партия сказала: надо! Летящие в Африку китайцы облачились в СИЗ.Фото: Эдвард Чесноков
И как изменилась Африка. В любом её городе пока ещё можно с минимальными усилиями снять фильм, чьё действие разворачивалось бы 40–50 лет назад, в любой её деревне – 500–1000 лет назад.
Но даже колыбель человечества теряет своё лицо, подгоняется под корпоративный брендбук и под глобалистский стандарт. На окраине африканского мегаполиса ты придёшь в тот же молл, что и где-нибудь в Бронксе или Мытищах, с таким же кондиционированным воздухом, с такой же зоной гипермаркета с такими же товарами, с такой же зоной фудкорта с такими же бургерами, с такой же зоной кинотеатра с такими же голливудскими блокбастерами. А вернувшись в отель международной сети, ты расплатишься интернациональной кредитной картой и будешь назначать через WhatsApp деловые встречи в даунтауне со стерильно-унитарными небоскрёбиками.
Настоящая Африка осталась лишь там, в «серых зонах». ДРК, ЦАР, Катанга, Кабу-Делгаду… Но там опасно – война или полувойна.
Остаётся только Сомалиленд. Чуть ли не самое стабильное государство региона. И это ещё одно поразительное отличие первой части некогда Единой Страны от второй – Сомали.
Вот действительно, «почему Украина не Россия»?
Глава VI. Наша база в Бербере
Вернувшись домой после флорентийской стажировки, Сиад Барре сделал ещё более впечатляющую карьеру, став замкомандующего армией Сомали, а в промежутке между обретением страной независимости (1960) и собственным восшествием на трон президента (1969) наладил военное сотрудничество с СССР («англо-Вики»: «Проводил время в совместных тренировках с советскими офицерами». Ну ок). То есть треугольник замкнулся, серьёзнейшие явные и тайные связи с Италией – от фиатовского завода в русском городе Тольятти и до Питовранова (гугл ит) – имели и Советы.
Африканский «батька» умело многовекторничал. Умудрялся получать инвестиции на модернизацию рыбной промышленности от ФРГ – и развешивать в Могадишо плакаты с портретами Маркса и Ленина, сохранять нормальные отношения с США и Китаем – и дружить с СССР.
Строительство советской военной базы в Бербере началось ещё до прихода Барре к власти – в 1966 году. К началу 70-х там уже имелись глубоководный порт, казармы на 1500 человек, склады топлива, станция РЭР/РЭБ и даже хранилище для тактических ракет, отмечает историк-любитель Александр Розин (один из самых подробных материалов о советском военном присутствии в Сомали – его статья с соответствующим названием, растиражированная на нишевых блог-площадках; академических исследователей эта малоизвестная, но славная страница отечественной истории почему-то не привлекает).
Самое интересное – наши построили под Берберой рекордный для континента аэродром в 4140 метров. Любопытно: тогда же, в 1973 году, началась разработка советского орбитального челнока «Буран». Нельзя исключать, что один проект увязывался с другим, а циклопическая взлётно-посадочная полоса недалеко от экватора могла быть удобна для неких воздушно-космических манёвров.
Но если посадки «Буранов» в Африке остались лишь планами, то на берберскую базу ВМФ СССР (технически – «пункт материально-технического обеспечения») регулярно заходили наши корабли, вплоть до атомных подводных лодок проектов 670 и 671.
Стратегическое значение базы было огромно. Она запирала Баб-эль-Мандебский пролив – по этой водной артерии (переходившей в Красное море, потом – в Суэцкий канал) Европа на тот момент получала 2/3 нефтяного импорта. Современная статистика впечатляет не меньше: на 2018 год Баб-эль-Мандебский пролив в обоих направлениях каждый день пересекали танкеры с 6 млн баррелей нефтепродуктов; для сравнения: до коронакризиса вся мировая добыча нефти составляла примерно 100 млн баррелей в сутки. Один рейд берберской эскадры, прикрытой эскадрильей с берберского аэродрома, – и углеводородный трафик между Западом и монархиями залива встаёт.
Когда-то у советского флота была база в Аденском заливе.Фото: Эдвард Чесноков
Причём флот может никогда не сниматься с якоря и не расчехлять орудия – одной гипотетической возможности такого рода хватает, чтобы вероятный противник учитывал её в собственных раскладах. Это и есть основа морской мощи: когда результат достигается без пороха и крови, только «демонстрацией вымпела» (отсылаю читателя к классическим трудам адмиралов Мэхэна и Горшкова). Военно-морской флот – проекция силы государства в любой точке планеты. Военно-морской флот – глобальный инструмент сдерживания геополитических оппонентов. Военно-морской флот – морской мир.
Самый известный пример, о котором в русскоязычных источниках, опять-таки, написано удручающе мало, – действия наших моряков во время Войны за независимость Бангладеш, когда в 1971 году «бенгальские тигры» решили отделиться от Пакистана: считается, что «случайно оказавшиеся» тогда в Индийском океане две эскадры советских крейсеров и миноносцев с ядерным оружием на борту уберегли американский флот от желания вмешаться в конфликт на стороне своих союзников из Исламабада.
«За городской чертой [Берберы], километрах в четырёх от порта, размещается узел связи ВМФ “Палас”, обеспечивающий управление силами [советского флота] в Индийском океане и Южной Атлантике», – такие воспоминания вице-адмирала ВМФ СССР Рудольфа Голосова приводятся в уже упомянутой статье Александра Розина.
Поэтому можно почти наверняка утверждать, что в том «бенгальском рейде» ВМФ СССР была задействована и наша база в Бербере.
В любом случае многие документы о советском присутствии в Африке до сих пор засекречены, хотя тот же человек-легенда Рудольф Голосов родился в 1927 году и поныне здравствует – историки, за работу!
Кульминация советско-сомалийского братства пришлась на 1974 год, когда Москва и Могадишо заключили всеобъемлющее соглашение о сотрудничестве. В страну потекли уже не сотни – тысячи военных советников из СССР и Кубы. В Бербере достроили целый микрорайон для советских спецов под названием «Москва»; по сей день эти простенькие двухэтажные здания считаются здесь элитными.
А потом взмахнул крылом чёрный лебедь, вызвав классический эффект карточного домика. После чего наступил конец и советской базе в Бербере, и хрупкому миру между Сомали и Сомалилендом – Бербера, да, находилась именно в последнем.
Глава VII. Проксилёт
Было бы весьма концептуально написать огромный репортаж о Сомалиленде без посещения Сомалиленда, но постмодерн умер вместе с Милорадом Павичем (1929–2009) и Умберто Эко (1932–2016).
Поэтому я захожу в уютное представительство Сомалиленда (в трёхстах метрах от французского посольства в Джибути), общаюсь с дружелюбными сотрудниками, плачу визовый сбор 62 доллара, получаю квитанцию. О, это чрезвычайно важно! Если ты не предъявишь квитанцию на сомалилендском погранконтроле, на визовый сбор придётся раскошелиться вновь.
Потом – в офис авиаперевозчика. Билет на 25-минутный перелёт до столицы Сомалиленда, Харгейсы, обходится в 300 долларов туда-обратно с человека (африканские экспедиции – дорогое удовольствие, сэр). Да, через интернет приобрести билет на данный рейс невозможно, и даже формально указанный где-то сайт авиакомпании не работает (guess why).
Виза в Сомалиленд выглядит так.Фото: Эдвард Чесноков
Рассматриваю свежую визу, вернее, синий штампик со вписанными данными: дата выдачи – 26.01.2021, порядковый номер – 36. Простое перемножение: через Джибути в крупнейшую на земле непризнанную республику въезжает менее пятисот интуристов в год.
В России, конечно, никакого представительства Сомалиленда нет. Возможно, потому, что наши гении международной политики о таком географическом пункте просто не слышали (готовя сей репортаж, я вбил «Сомали» в поисковой строке каталога диссертаций РГБ: в заголовках диссеров и авторефератов указанное слово встречается всего девять раз, слово «Сомалиленд» – ноль раз). Возможно – «какбычегоневышлизм»: зачем обострять отношения с западными партнёрами (такие же представительства Сомалиленда есть в США, Канаде, Британии и паре евростран). Возможно – боязнь поссориться с Сомали, которое в ответ даже на частичное признание Сомалиленда может закрыть у себя российское посольство (российского посольства в Сомали нет, консульские интересы представляет секция посольства РФ в Джибути).
День отлёта. Аэропорт. Служащие предупреждают: ваше время в билете – примерное, самолёт на Харгейсу отправляется «по заполненности». Успеешь занять кресло – улетишь. Не успеешь – инш’Алла, букра (даст Аллах, завтра).
Внутри аэропорта. На стойке регистрации – только номер рейса. Пункт назначения упоминается вскользь. И это… Могадишо. Что? Да! Формально, дабы не нарушать международные правила, самолёт направляется туда. В Харгейсе – недокументированная посадка. И такая случайность случается каждый день. Как если бы в ДНР можно было улететь регулярным рейсом Ростов – Донецк – Львов.
На борту мы (первое правило экспедиционера: не езди в экспедиции в одиночку) единственные белые. Даже вездесущих китайцев нет. Самолёт – два кресла по правому борту, проход, одно кресло по левому борту. «А в Африке не опасно?» – «Нет, это самое гостеприимное место на земле» – нас любезно усаживают у аварийного выхода, где больше места для ног.
Не забываем и об этнографической составляющей экспедиции. У африканских девушек сейчас популярны временные тату по всему телу.Фото: Эдвард Чесноков
В кресельных карманах – инструкции по безопасности на амхарской вязи. Эта прокси-авиакомпания принадлежит «Эфиопским авиалиниям», экипаж – эфиопы, у стюардессы нет хиджаба, в отличие от мусульманок из Джибути.
В такие моменты понимаешь: утверждения, будто африканцы ничего не умеют, – выдумки расистов. Какая нынче самая перспективная авиакомпания в мире? Та самая Ethiopian Airlines. С 2008 по 2019 год её финансовые обороты выросли в 12 раз, чистая прибыль – в 17 раз, пассажиропоток – в пять раз. Как? Просто стали предлагать пассажирам рейсы по всей Африке с удобной стыковкой в Аддис-Абебе. Да, где-то помогли китайцы – отстроили там в 2018 году огромный новый терминал с франкфуртоподобной транзитной зоной (я там был: вполне в чайна-стиле, панели вентфасада уже отваливаются – но ведь всё работает).
Откуда ресурсы для роста? Вернитесь в начало главы и вспомните, сколько стоит билет на 250-километровый перелёт из Джибути в Харгейсу. Чем серее зона, в которой ты оперируешь, тем выше прибыли. Африканские бизнесмены это понимают и не боятся. Как если бы наш «Бермудфлот» создал прокси-авиакомпанию для рейсов из Москвы в Сухуми и люди бы задорого летали – в отсутствие альтернатив.
Ветеран африканских авиатрасс DC-9 обрёл вторую жизнь в непризнанном государстве.Фото: Эдвард Чесноков
Если африканцам мешают, то именно те, кто громче всех борется с расизмом. 10 марта 2018 года на взлёте из Аддис-Абебы разбился новенький, едва полгода с завода, Boeing 737 Max 8 «Эфиопских авиалиний», унеся 157 жизней. Де-юре – ошибка экипажа. Де-факто – ошибка экипажа, который просто не знал, как реагировать на каприз электронной системы управления (производитель даже не удосужился обеспечить иностранным лётчикам нормальные курсы переквалификации под новую технику – я подробно писал об этом в «КП», анонимно опросив пилотов той же самой модификации «Боинга» из одной азиатской авиакомпании).
Моё мнение: американцы отдали необкатанную машину на испытания тем, кого не жалко.
А мы? Не только ведь Эфиопия взмывает ввысь. Сможем ли предложить миллиардной Африке новые российские самолёты – «Суперджет», МС-21, Ил-114? В Северной Америке, Европе, Китае их точно не ждут, а если ограничиться нашим, в 10 раз меньшим рынком, то инвестиции в создание «лiтаков» не окупятся никогда.
Да, авиаперелёт – лучшее время для подобных раздумий… Но уже посадка. Харгейса, Сомалиленд!
Глава VIII. Эфиопский дискурс
Почему необходима сменяемость власти? Потому что любой диктатор, сколь бы гениальным ни был, рано или поздно потеряет хватку и начнёт совершать ошибки.
Многовекторного сомалийского «батьку» Сиада Барре сгубила жадность.
В 1974 году в соседней Эфиопии вспыхнула революция, императора Хайле Селассие свергли и, по наиболее распространённой версии, задушили подушкой; власть захватил Дерг (Временный военно-административный совет) во главе с выпускником Мэрилендского университета (США) по имени Менгисту Хайле Мариам.
Но Америка, посмотрев на особенности эфиопской революции, аккуратно отошла в сторону. Наверное, Рональд Рейган, в священной борьбе с русскими помогавший хоть талибам-исламистам, хоть польским католикам, никуда бы не отошёл, но дело было до Рейгана – при травоядных Форде и Картере.
Почему Советский Союз тоже поначалу не ответил Менгисту взаимностью – понятно: тот был не столько коммунистом, сколько радикал-маоистом, внедрявшим теорию Мао Цзэдуна о «культурной революции» с пугающей буквальностью. Антименгистовские и променгистовские отряды красных эфиопов принялись увлечённо выяснять, кто же тут самый правильный социалист; по всей стране возникли местные комитеты обороны, выбиравшие «врагов народа» исходя из собственных представлений о прекрасном. Параллельно были закрыты университеты, распущены профсоюзы, физически уничтожена почти вся старая аристократия.
Менгисту Хайле Мариам.Фото: Keystone Pictures USA/Zuma/TASS
Некоторые исследователи оценивают число жертв эфиопского красного террора в 100 и более тысяч человек. Впрочем, тут сложно понять, сколько погибло от репрессий, а сколько – от недоедания: сломанную феодальную систему сельского землевладения сменила не какая-либо иная, а лишь революционный хаос; пошли неурожаи. Кадры страшного эфиопского голода, которые вы, возможно, видели в детстве по телевизору, – как раз оттуда.
«Это не геноцид, а классовая борьба», – отвечал на все обвинения сам Менгисту.
Если вы знаете историю и помните, чем обернулись похожие – пусть и растянутые на два десятилетия – события в нашей стране, то вполне понимаете, почему к началу Второй мировой зарубежные военные эксперты всерьёз обсуждали, сможет ли армия СССР в случае конфликта победить Румынию. Внутренняя нестабильность бедственно сказывается на внешней обороноспособности. В Эфиопии обострился сепаратизм национальных окраин; перешёл в новую фазу конфликт с Эритреей (продолжавшийся 30 лет, но это уже другая история).
За всею замятней из своего Могадишо наблюдал Сиад Барре. И летом 1977 года решил вернуть «исконно сомалийские земли» – восточноэфиопский Огаден. Где, как вы помните, жил клан его матери.
Поначалу наступление шло успешно, сомалийская армия почти захватила Дыре-Дауа с его стратегически важным аэродромом. Невероятные ощущения: мой самолёт Джибути – Аддис-Абеба делает там промежуточную посадку, я осматриваю местность с тех же ракурсов, что и бойцы двух армий 44 года назад: много одиноких, но раскидистых деревьев, по зелёнке легко спрятать арту.
Аэропорт Дыре-Дауа (Эфиопия). Здесь 44 года назад шли одни из самых жестоких боёв Огаденской войны.Фото: Эдвард Чесноков
Однако любая победа – это результат адекватной оценки реальности. Сиад Барре никак не ожидал, что за красный Дерг впишется почти весь соцлагерь во главе с СССР. Хотя и не сразу.
Весь 1977 год и Менгисту, и Барре ввели интенсивные консультации с советскими товарищами, кульминацией чего стал их едва ли не одновременный визит в Москву. (Я более чем уверен: ностальгия современных коммунистов – она не по красному террору, а по Великой Стране, чьего расположения вот так ищут региональные лидеры.)
Мало кто знает, что нынешняя «китайская схема» со связанными кредитами африканским странам, о чём я писал в пятой главе, на деле была придумана в СССР. Вот только тот, кто кричит: «Советские идиоты раздали африканским братушкам 25 млрд долларов» (цифры сильно разнятся, я встречал и в пять раз бóльшую), тот сам идиот. Потому что на наши кредиты, чаще всего, кстати, номинированные в валюте, новые друзья покупали грузовики из Миасса, электротехнику из Чебоксар и оружие из Ижевска – то есть деньги возвращались обратно нашим рабочим.
Что ж, выбор был нелёгким, но всё же советский маятник качнулся от Сомали к Эфиопии. В конце концов объём рынка второй страны был примерно в 10 раз больше, чем у первой.
И срочно эвакуированные из Сомали советские военные советники стали инструктировать вооружённую американским оружием эфиопскую армию, на которую наступали только что подготовленные ими вчерашние brothers in arms из Сомали, вооружённые советским оружием.
Правда, за этот поворот фордевинд нашим флотоводцам пришлось заплатить немалую цену: Сиад Барре потребовал убраться с базы в Бербере подобру-поздорову. («Если ты работаешь с Южным Суданом, то ты не работаешь с Северным», – говорит мой знакомый африканист.) Пришлось спешно эвакуировать и наших специалистов из столицы, Могадишо.
В сети можно найти воспоминания очевидцев, как «в целях защиты советских граждан» в Могадишо временно высадились наши морпехи на водоплавающей бронетехнике, и эвакуация прошла в относительном порядке; не сравнить с позорным провалом американского спецназа при «Падении Чёрного Ястреба» 15 годами позже.
Слушайте, о той войне 1977–1978 годов можно снять сериал – не хужей ихних нетфликсов.
И тогда второй сезон нашего воображаемого сериала начался бы уже в Сомалиленде, куда разбитые ветераны Огаденской войны перенесли всю её кровь и ужас.
Глава IX. Люди работают
Я в Университете Харгейсы. Президент университета, доктор Мохамуд Юсуф Мусе, рассказывает о своих международных академических контактах: Европа, Тайвань (последнее более чем логично – непризнанные государства тянутся друг к другу).
Я замечаю на стене плакат «Учись в Соединённом Королевстве»: счастливые белые парни-девчонки в обнимку с чёрными. Не погуглить – мой телефон в Сомалиленде не находит сеть. Но это и не нужно, на следующем плакате заботливо разъяснено: «Обучение ведётся в рамках Стипендии Чивнинг, учреждённой в 1983 году Форин-офисом [британским МИД]».
Объявление в Университете Харгейсы. Студентов из непризнанного государства приглашают учиться в вуз при британском МИД.Фото: Эдвард Чесноков
Потом я, конечно, найду (навикипедю?): спецпрограмма для «лидеров завтрашнего дня» со всего мира. Почти за 40 лет стипендиатами, прошедшими обучение в лучших британских вузах, стали около 50 тысяч человек, в том числе московский политик-оппозиционер Максим Кац и Кэт Кай Кол-Кес – первый человек в Ботсване, открыто заявивший о своей трансгендерности.
На наши деньги – это как если бы МИД РФ посредством МГИМО зазывал перспективную молодёжь из Донецка и Луганска за госсчёт и на полный пансион учиться в Москве. И, знаете, даже не хочу проверять, есть ли что-то такое в реальности.
Сотрудники университета дарят нам брошюру. Мы, кажется, первые русские, доехавшие до них, и они настаивают, чтобы мы прочли.
И я понимаю почему.
«Все ресурсы государства и армии Сомали, призванные защищать его от внешних угроз и врагов, были использованы, чтобы сровнять все города Сомалиленда с землёй».
Я невольно вздрагиваю, вспомнив арт-объект – бутафорский танк в центре Харгейсы в память о других, настоящих бронемашинах, превративших её в развалины 33 года назад.
Этот арт-объект в центре Харгейсы – память о сомалийских танках, которые когда-то стёрли город с лица земли.Фото: Эдвард Чесноков
«Одним из героев сомалийских ВВС стал капитан Ахмед, который дерзнул отвергнуть преступный приказ командира о бомбардировке собственного народа».
Я еду по улицам Харгейсы (хотя адресов домов в нашем понимании нет – например, местоположение Торговой палаты, где мы обсуждали возможность экономических контактов с Россией, обозначено так: «Напротив баскетбольной площадки»). Я думаю о подвиге капитана Ахмеда, я думаю об украинских военных, переходивших на сторону ДНР.
«Решение, принятое капитаном Ахмедом – это проявление подлинного гуманизма и чёткой грани между неправомерным приказом командира с одной стороны и национализмом – с другой».
Может быть, в нём заговорила не присяга, а совесть. А может быть, он происходил из сомалилендского клана Исаак (из этого клана традиционно комплектовалась армия Сомали), а в нём заговорила не присяга, а кровь.
30 лет назад вся Харгейса была разрушена в ходе гражданской войны. Многие до сих пор ютятся где придётся.Фото: Эдвард Чесноков
И ещё: капитан Ахмед – это не имя, а фамилия. Здесь немного основных имён, пожалуй, с полдюжины, и твоей фамилией обычно становится имя твоего отца.
«…И национализмом…»
Глава X. «Почему Хонти и Пандея так вас ненавидят?» – «Потому что до войны мы были одним государством»
С поражением в Огаденской войне в Сомали вместе с разбитыми частями потянулась другая армия – беженцев. Эфиопские огаденцы, кого за сотрудничество с Могадишо (или просто за Принадлежность к Клану) после возвращения Дерга не ждало ничего хорошего. Этнические оромо – у этой народности тоже были сложности с центральным правительством в Аддис-Абебе. И простые крестьяне, для которых даже Сомали было спасением от эфиопского голода.
Всё население страны на тот момент составляло примерно 4,1 миллиона человек, и оно увеличилось ещё на 1,5 миллиона беженцев. И примерно половина из них осела в Сомалиленде.
Моя гипотеза: Сиад Барре специально направлял поток мигрантов именно туда – разбавить «враждебный» клан Исаак собственными союзниками из других кланов. Более того, как-то так получилось, что «гонимые беженцы» пришли в Сомалиленд хорошо экипированными, создали собственную вооружённую «милицию» (по сути, армию, нашедшую полную поддержку со стороны центрального Сомали). Всех «исааковцев» выгнали с правительственных постов, заменив «новыми национальными кадрами» из числа беженцев.
В Харгейсе «душевно». Многим африканцам недоступны элементарные блага, такие как вода. Не чистая питьевая, а вообще хоть какая-нибудь.Фото: Эдвард Чесноков
Даже американские неправительственные организации наподобие Human Rights Watch сообщали о многочисленных случаях захвата земли, бессудных убийств, изнасилований и пыток в отношении народности Исаак. И это притом что дело было уже при Рейгане; Сиад Барре являлся привилегированным американским партнёром, каждый год он получал порядка 100 млн долларов деньгами и военно-технической помощью. Ну ещё бы – противостоял «красной угрозе».
Штаб SNM, Сомалийского национального движения, выступавшего за полную независимость Сомалиленда, был создан в 1981 году в Лондоне. Год спустя переехал в Дыре-Дауа, в Эфиопию, которая была ближайшим союзником СССР (здесь так и напрашивается Галковский с его криптоколониализмом – но нет, в атмосфере ультранасилия, царившей в Сомалиленде дольше, чем существовал Третий рейх, вышучиваться не тянет).
В декабре 1984 года в Буръо, втором по величине городе Сомалиленда, 45 членов клана Исаак, сидевших в местной тюрьме по различным делам, были скопом обвинены в «связях с сепаратистами из SNM» и расстреляны. Чтобы вы понимали градус безумия: двух из них в последний момент освободили, поскольку те взяли большой кредит в местном банке, остальных убили; не исключено, что и тех двоих убили, но позже. И нет, такие экзекуции случались почти каждый месяц – я просто пишу о той, что поразила меня сильнее всего.
Было ли то «отдельными вспышками насилия» (ведь и SNM вело против центрального правительства партизанские действия) или спланированным геноцидом?
В 1986 году Мухаммед Саид Херси Морган, охранник Сиада Барре, женившийся на его дочери и ставший наместником Сомалиленда, представил президенту секретный меморандум «Об окончательном решении исаакского вопроса». Этот документ можно найти в сети, впрочем, язык сомали в наших вузах не изучают.
Цивилизованный мир? Закрыл глаза на геноцид и в этот раз.Фото: Alison Baskerville/Zuma/TASS
Однако к 1988 году SNM после серии успешных операций контролировало почти весь Сомалиленд, кроме опорных пунктов правительственных войск. Те в ответ перешли к тотальному террору – бывало, десятки мужчин расстреливались просто из опасения, что они могут «присоединиться к мятежникам».
Цивилизованный мир? Закрыл глаза точно так же, как и на геноцид народности тутси, устроенный прозападными лидерами Руанды в 1994 году.
Как и в случае с Руандой, геноцид народности Исаак прекратился лишь после того, как патриоты Сомалиленда, SNM, одержали окончательную военную победу и вытеснили силы противника за пределы страны.
«Семья Мухаммеда Саида Херси Моргана живёт в США», – «Википедия».
Глава XI. Обратный вектор миграции
Если вы ждёте захватывающий репортаж из Сомалиленда – увы. Я пробыл там 24 часа, из которых, наверно, не менее часа простоял в пробках в Харгейсе. Плохо? Нет, хорошо. Автомобилизация – символ экономического роста. Из окна авто я смотрю на стайки школьников в одинаковой форме, идущих домой после учебного дня. В «режиме непризнания» – даже международный перевод для покупки лекарств больным детям превращается в головоломку.
Волгоград? Харгейса!Фото: Эдвард Чесноков
– Три десятилетия мир делает вид, что нас нет. Но независимость провозглашена ещё в 1991 году, мы давно состоялись как государство. Мы есть! – говорит мне министр Сомалиленда по вопросам привлечения инвестиций Мохамед Ахмед Мохамуд. Он примерно моего возраста, он печётся о родине – подобные эмоции не подделать.
Мы сидим в ресторане, и вокруг нас само собою собирается местное общество – слухи расходятся быстро. За стол к нам с тем африканским радушием, когда ты знакомишься на улице с человеком и он уже через минуту тебя угощает божественным кофе, садится некий мужчина. Оказывается – советник премьер-министра. Он звонит жене, и та что-то говорит нам по-русски: здесь многие учились в СССР, помнят.
Конечно, они готовы работать с Россией.
Отель, где мы столуемся, совсем новый (мои спутники рассказывали, что лет 10 назад жили тут в совершенной дыре), полностью из китайских стройматериалов, какие я сразу определяю после репортажей из Поднебесной. Карты международных платёжных систем, правда, не принимают, но обещают начать в течение пары месяцев.
Зато деньги можно снять в банкомате, комиссия – 3 доллара на 100 (проверял).
– Сомалиленд – одна из беднейших стран, – говорит мне местный бизнесмен Осман Ибрагим, – а электроэнергия здесь одна из самых дорогих в мире. Разве справедливо?
Осман вырос в Канаде в семье сомалийских мигрантов, окончил там университет. Он мог бы наслаждаться жизнью «золотого миллиарда», но вернулся сюда, основал электротехническую компанию. Централизованных энергосетей в Харгейсе почти нет, но хозяева побогаче ставят себе уличные фонари с аккумулятором на солнечных батареях. Удобно: днём – заряд, ночью – свет.
Я думаю о конфликте между собственниками чебоксарского электрозавода «ЭКРА», о котором много писал в КП, – они спорили, кому принадлежит часть активов предприятия ценой 600 млн рублей, почти за 10 лет потратив на эту экономическую войну больше, чем стоила спорная доля.
Почему нельзя торговать, а не воевать?
Африка стремительно глобализируется – подлинный колорит остался лишь на периферии.Фото: Эдвард Чесноков
Мы едем назад. Нам показывают почти достроенное здание на холме над Харгейсой. Ещё один темнокожий репатриант прикупил франшизу у международной отельной сети, привёл инвестиции, привлекает туристов.
Рядом – наш друг из Джибути, сопровождавший нас по Сомалиленду, Адиб Ареф Мохамед. Ему чуть за 20, он знает четыре языка, окончил университет в Париже (многие уважаемые жители франкофонной Африки отправляют туда своих детей). Но вот тоже вернулся, поднимает экономику.
– В СМИ везде говорят, ваша вакцина от коронавируса – лучшая, – улыбается он.
Я думаю о половозрастной диаграмме Сомалиленда, да и всего континента. Жизнь непреодолима, жизнь берёт своё. Может быть, это новое поколение наконец-то вырвет африканские страны из порочного круга бедности?
Об авторе: Эдвард Чесноков – корреспондент отдела международной политики «Комсомольской правды», соведущий политического ток-шоу «Кашин/Чесноков: отдельная тема» на радио «Комсомольская правда». В 2019 году стал первым российским журналистом, побывавшим в «лагерях для уйгуров»; его репортаж из этих загадочных объектов на северо-западе Китая получил спецпремию на журналистском конкурсе Российского совета по международным делам (РСМД). Колумнист газет PuntAvui (Каталония) и Aydinlik (Турция).