Заза

– Если тебя арестуют – ничего не признавай, ничего не подписывай, скажи только: «Требую немедленной встречи с российским консулом». И выучи телефон местного адвоката по политическим делам. Наизусть.

Наставление звучало внушительно, хотя, буде случай наступит, вытащить свою стажёрку из грузинской тюрьмы я б не смог. Надежда была одна – что сойдёт за местную. Несмотря на имя-фамилию – Мария Ефимова, – она провела детство в Старом Тбилиси, изъясняясь по-русски с грузинским акцентом и с русским акцентом по-грузински: дитя двух миров, оказавшееся равно чуждым в обоих.

Она была десятью годами младше меня, заканчивала последний курс журфака, мечтала о карьере, которую я, устав ежедневно сдавать по две-три новостные заметки по две-три тысячи знаков каждая (как обычно, о том, что «кто-то что-то сказал» или «кто-то что-то ответил»), уже хотел бы закончить.

И как раз тогда, летом 2018 года, в Грузии начались протесты, невиданные даже по местным кавказо-майданным практикам. Имя это, Заза Саралидзе, я услышал от неё, от Марии, ссылавшейся на тифлисские листки, что она читала в оригинале. Меридиан и параллель сошлись в крест координат: я привёл её в редакцию столь же юного новостного портала Daily Storm, где – сладостный дух стартапа – ей немедленно выделили, если не изменяет память, порядка 20 тыс. рублей и чуть не на следующий день услали в Тбилиси.

Её журналистские тексты (прости, пожалуйста, Маша) не спасало даже полное переписывание. Мои журналистские тексты были немногим лучше – но я испытывал мучительное стеснение при любой столь необходимой репортёру попытке хоть когда-либо разговаривать с неизвестными. В отличие от неё.

Мы быстро выработали наш дуалистический метод: каждый вечер я звонил ей в Тбилиси через Telegram, и она описывала мне запахи, вкусы, изменение оттенка розоватого туфа на здании Старого Парламента по мере движения солнца и другие важные для репортажа детали. А я за московским безопасным столом претворял речь во текст. Вполне в духе современных медиабоевых действий, когда электронным оком парящего над линией фронта беспилотника управляет офицер-оператор в далёком тылу. Только мой беспилотник был бесёнком, которого могли словить и сломать грузинские siloviki.

Этично ли это – посылать неопытную стажёрку в ярь уличных протестов в другой стране? Вы спрашиваете журналиста, который позже, в октябре двадцатого, в разгар второй карабахской, брал деньги за «размещалово» и с армян, и с азербайджанцев, неизменно оставляя довольными всех.

К счастью, всё обошлось, примерно через неделю она вернулась, мы стали писать для «Дэйли шторма» статью-долгочтение. Но вскоре Лев Николаевич понял, что «повесть о декабристах» будет неполна без 1812 года, а тот – без 1805-го; и дни шли за днями, лонгрид расширялся и расширялся. В конце концов Daily Storm – благо пару небольших репортажей с тбилисских площадей мы всё-таки отослали «с колёс» – разозлился и посчитал наш контракт исчерпанным.

А лонгрид остался. Потому что тогда – и, собственно, до сих пор – никто так и не ответил на простой и в то же время главный вопрос.

Кто такой Заза Саралидзе?

Эдвард Чесноков. Седьмой месяц второго года Новой нормальности

Чёрный – цвет траура. Цвет одежды и цвет плакатов, с которыми тысячи человек пришли на площадь перед Старым Парламентом в центре столицы Грузии, – и под палящим июньским солнцем он кажется ещё беспросветнее.

На плакатах надпись: «Не убивай меня». Это название митинга. Это лозунг, объединивший стариков, зрелых мужчин и женщин, 20-летнюю молодёжь с айфонами.

Они вышли в память о погибших детях, чьи убийцы до сих пор на свободе из-за бездействия власти. Это не какая-нибудь одна трагедия (наподобие пожара в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня», унёсшего жизни 41 ребёнка в марте 2018-го), но сумма из малых бед отдельных семей.

Сегодня 10 июня 2018 года. Сегодня последний день ультиматума, который манифестанты предъявили властям: назвать имена убийц грузинских детей.

На площади монтируют сцену с колонками-звукоусилителями. Одетые в чёрное матери одна за другой подходят к микрофону. И рассказывают о своих мёртвых детях. Истории звучат обыденно, буднично – и от этого становятся ещё страшнее. У одной семьи из Ткибули три года назад похитили и убили сына. У другой сына зарезали совсем рядом, в подворотнях тбилисского вокзала, а полиция лишь разводила руками: очень уж влиятельные родители у преступников.

В том смысле, что у верующих есть надежда на чудо: придёт кто-то большой и сильный – например, Бог Отец – и честно рассудит, воздавая каждому.

– Сегодня справедливость восторжествует, я в этом уверена, – говорит одна из женщин в толпе рядом со мной.

– Заза не отступит, он пойдёт до конца, и мы не оставим его при любом исходе, – подхватывает другая.

И на сцене каждая выступающая мать, рассказав о личной трагедии, в финале произносит его же имя. Благодарит за то, что именно он дал надежду и побуждение стоять до конца.

К 16.00 на площадь приходит он – Заза Саралидзе.

В журналистском тексте любое имя принято сопровождать дефиницией: «президент США Дональд Трамп», «мультгерой Микки Маус». Но кто такой Заза (именно так, по имени, все называют этого мужчину в возрасте 40+)?

Гражданский активист? Лидер оппозиции? Организатор митинга? Крестьянин из-под Кутаиси? Каждый из этих статусов по-своему верен и всё же не попадает в точку.

Заза Саралидзе – отец, потерявший сына. Полгода назад его 16-летнего Дато зарезали в подростковой разборке недалеко от собственной школы. Однако ни следствие, ни суд так и не смогли назвать имена убийц…

И вот он в гуще митинга. Нахмурив брови и постояв несколько минут в молчании, со скрещёнными руками, Саралидзе-старший благодарит грузинский народ за поддержку, за то, что вместе с ним люди проходят тернистый путь: совместными усилиями – к справедливости. Он обращается к толпе, едва сдерживая себя, глаза полны отчаяния.

После выступления подходит к каждой матери, крепко обнимает. Это единственная «справедливость», которую он может дать. По крайней мере, пока.

Этот ультиматум от имени всех отцов и матерей выдвинул он, Заза Саралидзе.

Но до них никому нет дела, и даже сталинское здание Старого Парламента, под которым собрался митинг, лишь молча нависает колоннадой и стенами из желтоватого туфа: пришедшие «во имя детей» сами выглядят маленькими.

– Нас должны услышать! Хоть кто-то из них должен выйти и с нами поговорить!

Многие демонстранты – из того поколения, которое привыкло, что народные избранники заседают именно здесь, в Старом Парламенте. На самом деле ещё шесть лет назад резиденцию законодательной власти перенесли в Кутаиси, а тут проходят лишь брифинги для прессы.

Конечно же, к ним никто не вышел.

Солнце заходит, и настроение протестантов меняется. Неожиданно они начинают перетаскивать шатры-палатки, перекрывая центральную улицу – близлежащий проспект Руставели. Полиция, словно парализованная, стоит в стороне, даже не пытаясь вмешаться.

Журналисты окружают Зазу, чтобы узнать, как же будет действовать лидер, чей ультиматум только что безмолвно отвергнут.

– Я останусь здесь до тех пор, пока не восстановлю справедливость законным путём. Если власть не посчитала нужным ответить мне, система должна быть разрушена! – Он тоже изменился: глаза его полны ярости и ненависти. Народ на площади начинает кричать: «Уходите!», «Мы не хотим вас!», «Система будет разрушена!»

Но это крик в пустоту. К ним так и не выходит никто. Ни от власти, ни от оппозиции.

Ночью, когда протест поутихнет, силовики разберут недобаррикаду на Руставели, заодно арестовав четверых её защитников, включая соратника Саралидзе – одного из немногих «профессиональных политиков» среди протестантов Звиада Куправу. Им влепят по 14 суток административки «за сопротивление полиции».

В книжках о «попаданцах» – суперпопулярном жанре массовой литературы, где герой проваливается в прошлое, меняя его, – есть обязательное сюжетное клише. Когда подобный пришелец делает привычную историю совсем уж альтернативной, под него начинают копать спецслужбы, частные сыщики, журналисты. И разводят руками: да, вот исчерпывающая справка о его проделках, газетные очерки, фото (а если позволяет эпоха, и видео) под всеми возможными ракурсами. Но только лишь за последние «…дцать» недель. Ранее, до того как герой смешал карты пространства-времени, его или не существовало, или же он вёл быт до того заурядный, до того ничтожный, что не оставил цифровых следов даже в наш век тотальной слежки за всеобщим вываливанием личной жизни в соцсети.

Каких-либо данных о прошлом Зазы настолько мало, что метафорой с «попаданцем» приходится заполнять почти абсолютную биографическую пустоту. Год рождения – конец 70-х. Окончил Кутаисский технический университет примерно тогда, когда инженерные специальности вместе с экс-СССР стали никому не нужны. Переехал в Тбилиси. Жена пару лет назад подалась на заработки в Израиль (большая история вмешалась в частную жизнь: массовое бегство трудоспособного населения из солнечной Грузии – отдельная больная тема). Но затем, после гибели сына, Дато, супруга вернулась к мужу на родину. Прямо-таки подарок той части безумных конспирологов, что во всём выискивает «израильский» или какой-нибудь ещё след.

Его страница в Facebook малопримечательна, исключая то, что в ночь с 31 мая на 1 июня 2018 года, когда Заза впервые призвал «пойти против системы», количество подписчиков подскочило с «околонуля» до 25 тысяч (для сравнения: экс-премьер Георгий Квирикашвили за 2,5 года у власти набрал «всего» 200 тысяч).

Внезапно этот Facebook становится ключом к его биографии – по крайней мере, в той части, где, как любят на Кавказе, принято подводить итоги свершениям, прибылям, каменных палатам от праведных трудов. «Некоторые люди настолько бедны, что не имеют ничего, кроме денег», – раздел «О себе», любимая цитата. Которая словно оправдывает отсутствие заключительного элемента «…и построил дом» в персональной триаде обязательных заслуг настоящего мужчины. В «святые» 90-е некоторые его ровесники сделались олигархами, или просто богачами, или просто смогли свалить в сытую Москву, беспечный Париж, топкий Лондон.

Вернее, нет. Не «есть». Было.

Кое-что от прежнего Зазы – Зазы 1.0, до «падения в историю» – всё-таки найти можно. Вот его фотография с сыном, тогда ещё живым и здоровым. Ты вглядываешься в кадр (уже с послезнанием, словно провалившийся в прошлое «попаданец») – и чувствуешь почти такой же удар, как и отец при известии, что ему отказано в справедливости.

На той фотографии – другой человек. В нём нет ничего общего с нынешним Зазой. Даже внешне. После трагедии этот крупный, сильный мужчина отпустил бородку. И стал одеваться только в чёрное.

И перестал улыбаться.

Совсем.

Навсегда.

Тбилисская школа № 51 считается сильной: углублённое изучение иняза и математики. Семья Саралидзе живёт далеко, в другом районе, могла бы найти учебное заведение поближе. Однако хотела для своего Дато (уменьшительное от имени Давид) только лучшего будущего.

Ну а если бы… то тогда… Как в книжке об альтернативной истории – развилка из вариантов реальности.

Школа 51 если и не элитная, то всё равно престижная. Здание обычное, но с хорошим капремонтом внутри. Я приходила туда дважды. Директриса Манана Туркадзе меня так и не приняла: дескать, экзамены в старших классах.

Молчание объяснимо. В стране периодически ловят русских шпионов (или, в зависимости от вашей идеологический окраски, можно сказать и так: «Ловят» «русских шпионов»), да и дело Дато – «токсичная тема» для любого чиновника, ведь ненависть манифестантов уже давно уравняла государство с «убийцами детей».

Но все всё понимают.

Поэтому приходится перебирать то, что уже раскопали местные репортёры и гражданские активисты.

16-летний Дато, подобно отцу, был высоким, крепкого телосложения, выглядел старше своего возраста. Занимался регби – в современной Грузии оно стало почти национальной игрой. Спорт этот жёсткий, контактный, требует недюжинной силы. Позже о Дато шептались (вернее, пописывали в Facebook), будто он любил подраться не только на зелёном поле. И якобы даже, пользуясь физическим превосходством, измывался и отнимал деньги у младшеклассников. Впрочем, директриса Туркадзе в беседах со СМИ подобную версию категорически отвергала.

1 декабря 2017 года во время перемены в туалете школы № 51 произошёл конфликт между двумя девятиклассниками и шестерыми одиннадцатиклассниками. Один из них, показав оппонентам пневматический пистолет, предложил перенести разборку на улицу. Обе стороны позвонили за подмогой друзьям и родственникам (постарше, но всё равно по большей части несовершеннолетним).

После уроков, в третьем часу дня, у школы собрались группки подростков и двинулись к зданию № 4 по улице Хорава, что в пяти минутах быстрой ходьбы от их альма-матер. Это несколько жилых пятиэтажек советской постройки, давно без ремонта, со входом во двор через арку.

Из материалов уголовного дела следует, что сотрудники школы ещё в собственных стенах с помощью камер наблюдения зафиксировали начальную фазу конфликта (выходит, он явно имел место не только в туалете, где таких камер нет) и пытались отговорить нескольких ребят от участия в «стрелке». Но их усилий – а может, и компетентности – для защиты от детских смертей не хватило.

На какой стадии к разборке присоединились Дато и его друг-однокашник Леван Дадунашвили, были они инициаторами (что маловероятно) или, наоборот, пытались уладить конфликт, сказать уже невозможно.

Когда в арке зарезали Дато, Леван бросился на подмогу, и оба его побуждения осуществились. Юношеские мечты всегда воплощаются так, что становится страшно.

Родные Левана утверждают, что к первым этапам разборки тот не имел никакого отношения. Но его всё равно убили над телом друга.

Леван был одним из лучших учеников школы 51.

После двух смертей участники «стрелы» разбежались, а следствие заскрипело.

И снова развилка из времени-вариантов: сработай прокуратура эффективно, проведи настоящее расследование, изобличи зло – Заза бы сидел дома.

31 мая 2018 года суд зачитал вердикт: виновными признаны двое несовершеннолетних. Из-за чего журналисты не могут называть их полные имена. Но даже если назвать их, это явно не настоящие имена преступников.

Один из тех малолеток, Г., осуждённый за убийство Дадунашвили, имеет рост 183 сантиметра. На два сантиметра выше Левана.

Двое очевидцев утверждают, что убийца Дадунашвили, зарезавший его в арке, был ниже будущей жертвы.

Экспертиза также показывает: смертельный удар нанесён снизу вверх.

Ещё один свидетель уверяет: пронзивший Левана кинжал имел серебристое лезвие. Но у изъятого в качестве орудия убийства «пера» серебристая рукоять и чёрный клинок.

У этого же вещдока, продемонстрированного на суде, погнут кончик. Объяснение: «Нож деформировался в ходе следственного эксперимента, проведённого на картоне и ткани».

Кстати, в уголовном деле фигурирует только нож, однако, осматривая тело сына, Саралидзе-старший видел и другие ранения: треугольные, зигзагообразные…

Второй из осуждённых недорослей признан виновным в попытке убийства молодого Давида.

– Я верил, я ждал, что судья Эка Арешидзе пойдёт против системы и назовёт имена убийц. В течение шести месяцев я не хотел беспокоить грузинский народ. Но понял, что бессилен, и в отчаянии призвал выйти на улицы всех, кого тронула моя трагедия, – рассказывал мне Саралидзе. Договориться об интервью с самым известным человеком Грузии оказалось просто. Телефон у него, конечно, есть, но обычно выключен (вновь разрыв шаблона: уличный революционер, не «тапающий» беспрерывно в Twitter). Однако я просто подошла к нему после митинга, он посмотрел мне в глаза, как святой из старого жития, умеющий читать душу, и уделил 20 минут.

И сказал, что во время суда и следствия по делу об убийстве его сына 96 свидетелей из 100 воспользовались правом хранить молчание.

Митинги «Не убивай меня» периодически (и довольно вяло) проводились и до вынесения приговора, но 31 мая 2018 года изменило всё.

Двумя днями ранее Саралидзе стал гостем популярного политического ток-шоу «Выбор» на крупнейшем в стране канале «Рустави 2». Там подняли «дело Дато», и рейтинг телепросмотров побил рекорды.

Параллельно тему подогревали все заметные газеты (вообще, изучая их, я была поражена количеством ненормативной лексики и очень смелых высказываний, вполне себе тянущих на «экстремистские» статьи УК РФ).

Узнав о несправедливом приговоре в последний день весны, обезумевший (я не преувеличиваю – достаточно пересмотреть видеозаписи тех минут) Саралидзе обратился к народу. Если после героических медиаблокбастеров об «арабских вёснах» и «киевских майданах», где гражданские активисты отважно шатают режим через Facebook и Twitter, вы ждёте сиквела – например, «он написал пост в соцсеть», – вынуждена вас огорчить.

Сразу из зала суда (или, вернее, «суда») в состоянии, близком к нервному срыву, Заза пошёл к зданию прокуратуры – ведь следствие велось именно там – в безотчётной попытке вымолить ответы о настоящих убийцах. Его не пропустил полицейский кордон. Заза сел у железного забора прокуратуры, матерился, плакал и повторял: «Встаньте рядом», не то обращаясь к снимавшему его телеоператору, не то к целому народу.

И всё это в прямом эфире давал канал «Имеди». И «Рустави 2». И Iberia TV. И Первый канал Грузии. И «Кавказ-ТВ».

Задача телевидения – пробить на эмоцию. Чтобы зритель ощутил сопричастность. И не переключался. У нас ради этого снимают слезливые сериалы, устраивают драки «пророссийских» и «проукраинских» экспертов в эфире ток-шоу, пять вечеров подряд обсуждают изнасилование Дианы Шурыгиной.

Но здесь эмоция была настоящей. И боль была настоящей. И за всем этим нация наблюдала в прямом эфире. И примеряла эту боль на себя. И боль среднего человека находила отклик в таких же обычных людях.

Возникает вопрос: неужели журналисты не понимали, что Заза и вся история (нет, даже истерия) с убитыми детьми, продажными прокурорами и требованием «сменить систему» – как бы сказать по-умному? – «формирует устойчивый антиправительственный дискурс»?

Понимали, конечно. Есть два взаимоисключающих ответа:

– А вы будто не знаете: один из владельцев «Рустави 2» – сам Саакашвили, «Имеди» принадлежит американской корпорации WarnerMedia. Вы не видите, это же такой хитрый план Саака и амеров: разжечь беспорядки, чтобы поменять проамериканский режим… На что поменять? На ещё более проамериканский! Зачем? Как зачем?! Стратегия Вашингтона – «управляемый хаос», нешто вы не слышали!

– В Грузии действительно существует свобода слова, и журналисты не боятся выпускать критические материалы (хотя иной раз это больше похоже на храбрость обречённых).

Свобода? Может быть, и свобода.

В не меньшей мере – анархия.

Разгон оппозиционного митинга 2 ноября 2007 года, после которого за медпомощью в больницы обратились 508 человек. Пытки в Глданской тюрьме, куда на пресс-туры возили журналистов и топовых блогеров для проплаченных репортажей о глянцевой жизни зеков (тот скандал привёл к отставке главы МВД и стал одной из причин поражения партии Михаила Саакашвили на парламентских выборах – 2012). Наконец, Европейский суд по правам человека: по жалобам в него Грузия занимала первое место на душу населения в конце нулевых. И всё это лишь те «перегибы», что относятся к временам экс-президентства Мишико (2004–2013), а он ведь ещё слыл «либералом».

Недоставало только запала.

И вот он нашёлся.

Частная история всегда развивается на фоне всеобщей. Поколение Зазы Саралидзе – поколение сорокалетних – одно из самых депрессивных среди всех слоёв социально-демографической пирамиды любой страны бывшего СССР. Это люди, пережившие изгнание из рая. Не в том смысле, что поздний «совок», где сложилась их личность, являлся «парадизом», а в том, что последующая эпоха стала для них если не адом, то уж точно «адком» (словцо из арсенала другого свидетеля истории – земляка Саралидзе, уроженца Кутаисской губернии Владимира Маяковского).

Притязания на власть националистов во главе со Звиадом Гамсахурдией (1989); массовые беспорядки в Тбилиси в апреле того же года (в разгоне участвовали советские войска, по труднопроверяемой перестроечной легенде, якобы искалечившие десятки демонстрантов сапёрными лопатками); приход националистов во власть и детонация распада грузинской мини-империи, от которой стали разбегаться национальные же меньшинства: война в Абхазии (1992–1993), где на стороне абхазов бок о бок сражались чеченские и русские добровольцы на фоне уже вспыхнувшего российско-чеченского конфликта в самой Чечне; первая война в Южной Осетии (1991–1992); боевики запрещённой в РФ организации украинских националистов УНА-УНСО*, выступавшие на стороне грузин в обоих этих конфликтах; параллельно – гражданская война уже во «внутренней» Грузии (1991–1993); победа Эдуарда Шеварнадзе (при негласной поддержке российских Вооружённых сил: да, «русская оккупация» – она такая); бегство и загадочная гибель его врага, первого президента Гамсахурдии; президентство Шеварнадзе; покушения на Шеварнадзе в 1995 и 1998 годах; первая попытка военного переворота в 1998 году; вторая попытка военного переворота в 2001 году; свержение Шеварнадзе после «революции роз», одной из первых цветных революций на постсоветском пространстве, в 2003 году; президентство Михаила Саакашвили; загадочная гибель премьер-министра Зураба Жвании якобы из-за отравления угарным газом от иранского газового обогревателя в собственной квартире в 2005 году; публичная оговорка Саккашвили: «...В связи с убийством Жвании», тут же исправившегося: «...В связи со смертью Жвании»; массовые митинги оппозиции в 2007 году, чуть было не свергнувшие уже Саакашвили (ему на четыре дня пришлось объявить режим чрезвычайного положения); вторая война в Южной Осетии (2008); массовые митинги оппозиции в 2011 году, в жестоком разгоне которых засветился видный «саакашвилист», а ныне ближайший соратник Зазы Саралидзе Звиад Куправа; поражение Саакашвили на выборах-2012; бегство и уголовное преследование Саакашвили (с лишением его гражданства) при новой власти; «грузинские снайперы» на киевском Майдане-2014 – право, уж очень много событий на памяти одного совсем и не героического поколения.

Тогда как в советское время – во время юности Зазы – для жителя средней полосы России этноним «грузин» являлся аналогом слов «богатый человек». Всем местным товарам – от боржоми до марганцевой руды Чиатури – был открыт почти 300-миллионный рынок 14 других республик СССР. Чьи жители, в свою очередь, каждое лето штурмовали переполненные вагоны, чтобы провести отпуск на золотых пляжах Гагры или Батуми.

Пункт отправления – Москва, среди остановок на второй день – Иловайск (центр боёв между ДНР и Украиной в августе 2014-го; ныне поездов дальнего следования здесь нет); потом – Черноморское побережье, последняя узловая станция между Абхазией и Грузией – Очамчира (железнодорожное сообщение также прервано после грузино-абхазского конфликта 1992 года); наконец, собственно Грузия; четырёхминутная стоянка в Гори (этот городок стал точкой максимального продвижения российских войск после контрнаступления в грузино-осетинскую войну 2008-го), далее – Тбилиси, и последняя станция – Ереван, откуда уже рукой подать до Степанакерта (теперь – столицы непризнанного Нагорного Карабаха).

Высоту Грузии в неформальной иерархии СССР можно было оценить по неочевидному маркеру – дате начала строительства метро. Главное мерило успеха советских мегаполисов здесь начали копать в 1952 году; действующая подземка на тот момент была лишь в одном городе Союза – Москве. После смерти уроженца Гори Сталина и свержения сухумского мегрела Берии (заметная часть элиты большой страны была родом из маленького Сакартвело, да) расточительный проект приостановили – и ввели в строй лишь в 1966-м. Четвёртым в СССР. Притом что по численности населения Тбилиси был лишь десятым-одиннадцатым среди городов-миллионеров.

Сейчас в тбилисском метро 23 станции, из них 21 построена при СССР. Две оставшихся ввели в строй за время независимости, но это – достижение в кавычках: самые сложные работы, проектирование и возведение в конструкциях, опять-таки были выполнены до 1991 года.

Да, Грузия отправляла в «имперский центр» налоги и сыновей (750 тысяч грузин – каждый второй мужчина – ушли на фронт в Великую Отечественную; погибла почти половина), однако взамен получала доступ к большим проектам, которые были возможны лишь в совокупных усилиях всех частей империи. Как вышеупомянутое тбилисское метро, или осушение Колхидской низменности в 30-е годы (где вместо топких болот началось высокопродуктивное земледелие), или строительство шестой по высоте в мире плотины Ингурской ГЭС в 70-е – до сих пор 80 процентов энергии страны вырабатывается на гидроэлектростанциях, воздвигнутых «московскими оккупантами».

Сейчас десятки бывших туннелепроходчиков и инженеров «Тбилметростроя» с характерными грузинскими окончаниями фамилий прокладывают метро в Москве: работы много, люди с «подземным прошлым» нарасхват. На родине же, увы, места для приложения их опыта не нашлось.

«Дело Саралидзе» не единственный двигатель протестов. После недавних событий в соседней Армении (где в апреле-мае 2018 года беспрецедентно массовые митинги сковырнули экс-президента Сержа Саргсяна) грузины словно переняли эстафетную палочку революционного задора.

Вечером 11 мая 2018 года полиция провела антинаркотический рейд в популярных тбилисских клубах Bassiani и Cafe Gallery. Вышел традиционный «жесткач»; этот день прозвали «Чёрная пятница». Надо сказать, недавно в республике потребление марихуаны разрешили, но кайф после «легалайза» почему-то не пришёл. Вместе с «марьванной» стали распространяться куда более опасные вещества наподобие спайсов. И снова – гибель сыновей: только за один день 4 мая от передоза очередной дрянью под названием мефедрон скончались трое. А за две минувших недели от веществ нового поколения погибли 10 человек, в основном молодых. Торговля наркотиками ведётся через даркнет, где взять цифровой след очень сложно (да и есть ли у силовиков такая квалификация?), а вот «закладки» оставляют по месту употребления – в клубах. Которым полиция и решила устроить нежданчик.

Спустя пару часов после рейда, под утро 12 мая, оскорблённая в лучших чувствах молодёжь устроила многотысячный митинг на уже знакомой вам площади Старого Парламента под несколько вычурным лозунгом «Мы танцуем вместе, и мы боремся вместе за нашу свободу». Подогнали колонки, врубили клубный музон, принялись колбаситься. В меру весело и сюрреалистично, с отсылками к «студенческой революции» Парижа 1968 года.

Соседняя «армянская революция» на тот момент завершилась всего четыре дня назад и была ещё у всех на устах. Витязи в погонах решили не размахивать полицейской палочкой перед носом тигра – глава МВД Георгий Гахария принёс молодёжи извинения за «перегибы в клубах».

Но молодёжь, которая знает английский лучше, чем национальный эпос «Витязь в тигровой шкуре», – это ещё не вся Грузия. Есть и другая страна – неулыбчивых кряжистых крестьян вроде Саралидзе, чьи беды куда серьёзнее, нежели рейд по любимым клубам.

А потом ещё издевательский судебный приговор по «делу Дато» 31 мая.

Тогда они в тот же день вышли на митинг. Митинг «Не убивай меня». Сначала один Заза с горсткой друзей. Потом – ещё и ещё. Родители с детьми. Старики. Молодёжь. Даже первая леди, заявившая, что «находится здесь как мать» (Грузия – парламентская республика, серьёзной власти у президента нет. – τ.).

Вскоре пришлось перекрывать центральные дороги – так много людей пришло.

Через час подал в отставку генеральный прокурор Ираклий Шотадзе.

Свободное место кончилось – акцию пришлось перенести на площадь к Старому Парламенту. Начались митинги в других городах: Батуми, Кобулети, Кутаиси, Рустави.

К вечеру пришли все. Гражданские активисты. Актёры и певцы. Спортсмены и поэты.

Читали патриотические стихи.

Матери и отцы убитых детей благодарили Зазу – его борьба давала надежду, что убийцы и их детей рано или поздно будут наказаны. По справедливости.

Так Заза Саралидзе стал лидером.

К утру стало известно, что парламент создаёт временную комиссию по расследованию «дела Дато». Во главе комиссии оказались представители «Европейской Грузии» – ультралиберальной партии, ранее состоявшей в коалиции с партией Саакашвили.

Народное доверие такой «временной комиссии» стремилось к нулю. Если вы ещё не поняли из предыдущего текста, Саака простые люди ненавидят почти поголовно.

Заза Саралидзе встретился с премьером Квирикашвили (именно в таком порядке), дав срок на выполнение ультиматума – назвать имена убийц – до 10 июня.

В тот день они собрались на новый митинг. С которого и начался мой текст.

13 июня премьер-министр Грузии Георгий Квирикашвили подал в отставку.

Я намеренно не пишу имени нового премьера. Хотя сама как наполовину грузинка убеждена, что это достойнейший человек, стремящийся к процветанию народа и страны.

Нет, перечитала. Когда не уверен в своих словах, выходит коряво.

Поскольку ни одна система не изменится изнутри.

Сегодня в Грузии есть только один человек, который обладает безусловным кредитом доверия от всех слоёв общества – и мощным волевым импульсом, чтобы эти изменения начать. И вы все знаете его имя.

Заза Саралидзе – явление одного порядка с нынешними политиками «новой волны», волны «новой искренности» – Дональдом Трампом или итальянским министром внутренних дел Маттео Сальвини, которых одни называют «честными патриотами», а другие – «правыми популистами».

Подобно Трампу, Саралидзе может органично сочетать взаимоисключающие параграфы, одновременно отрицая связи с Саакашвили и назначая своим соратником Звиада Куправу, который гордо постит в Facebook «себяшки» с Мишико.

Но если Трамп всё-таки профессиональный шоумен, а его знаменитый Twitter вела команда политтехнологов, нарочно, ради достоверности совершая грамматические ошибки, то в словах, поступках и медиаистериках Саралидзе нет ни грана притворства. Он действительно вот таков и есть. Новейшая искренность.

Он мог бы провернуть что угодно. Подобно лидеру «армянской революции» Николу Пашиняну потребовать назначить себя премьер-министром (у того, кстати, получилось) – и толпа с восторженным рёвом внесла бы его во дворец (иди куда там в таких случаях вносят).

Но Зазу интересует только одно.

Справедливость.

После митинга 10 июня 2018 года силовики возобновили расследование «дела Дато», повязав двух взрослых – Мераба Морчадзе и Мирзу Субелиани. Первый был родственником одного из очевидцев разборки (впрочем, грань между наблюдателем и соучастником в таких делах крайне условна), подозревается в давлении на свидетелей. Второй – экс-сотрудник прокуратуры; уволился из органов через день после двойного убийства и теперь обвиняется в «недонесении о преступлении». Сын Субелиани – один из участников драки.

20 июля полиция задержала несовершеннолетнего Д. Он тоже находился на улице Хорава в тот декабрьский день. Но сказал на суде, будто ничего не видел. А сейчас утверждает, что Саралидзе-младшего атаковал (и, возможно, убил) Михаил Каландия – племянник того самого экс-офицера прокуратуры Мирзы Субелиани.

Помимо Дато, у Зазы Саралидзе есть ещё один ребёнок – девочка 14 лет. И единственное, что остаётся отцу, – надеяться, что её мир будет более справедливым.

Я правлю свой старый текст о жаре в Тбилиси, где я никогда не был, я механически нацепляю маску, забыв, что всего лишь покушался пойти в соседнюю комнату, чтобы наконец-то заткнуть щель в окне, за которым то ли холод и снег, то ли столь же обжигающий жар, что, в сущности, и неважно.

Журналистское правило – выпускать текст немедленно; журналистское правило – тексту следует отлежаться. Больше нет ни Сальвини, ни Трампа, о ком я с наивным оптимизмом писал три года назад, – их сожрала мировая жаба и моровая язва. «Консервативный реванш» оказался столь ярок, сколь и недолог, как век кавалергарда на Сенатской площади.

Моя бывшая стажёрка Мария Ефимова не сделала карьеру в журналистике. Она использует свою эмпатию, работая преподавателем английского; даже тяжёлый акцент, из-за которого ей не светило ТВ и радио (кроме как в камеди-скетче), в её шекспировой речи куда-то запропадает.

У Зазы Саралидзе в Facebook уже 32 тысячи друзей. Каждую неделю, а то и чаще, он постит или делает перепосты призывов собрать денег кому-то на операцию или просто на материальную помощь; огромный авторитет Зазы – гарантия, что призыв, как и получатель пожертвований, настоящий.

Я наконец-то исполнил свою мечту – стал публиковаться не только в российских, но и в зарубежных СМИ. И больше того, в декабре Первого Чумного Года я даже напечатался в толстом литературном журнале – в «Юности». Ведь в конце концов большая литература использует ровно те приёмы, что и журналистика. Так, допустим, любая добротная история должна иметь матрёшечную композицию рассказа в рассказе – большого, обрамлённого малым, с сочетанием субъективного и объективного и с финальным обращением в начало.

* Организация запрещена на территории России.