Идея о декриминализации медпреступлений вызвала споры

• Пациенты опасаются огласки диагнозов

Лоббисты декриминализации врачебной деятельности предлагают ввести ответственность за ложный донос на врачей и исключить из законодательства понятие медицинской услуги. Благодаря этому врачебные ошибки перестанут попадать под санкции, предусмотренные статьёй 238 УК РФ («Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности»). Уголовные дела против врачей, возбуждённые именно по этой статье, чаще заканчиваются реальным наказанием медиков. Дело в том, что срок давности по части 2 статьи 238 составляет 10 лет, а не два года, как у статьи 109 («Причинение смерти по неосторожности»), по которой также заводят дела против медицинских работников.

А вот медицинское учреждение как юридическое лицо, с которым пациент заключил договор на оказание медицинских услуг, – именно услуги. Это не только помощь врача, но и ряд других действий и мероприятий, объясняет «Октагону» врач, судебно-медицинский эксперт с более чем 30-летним стажем Евгений Сиротин.

– Конкретное виновное лицо должно быть установлено судом, – говорит эксперт. – Им может стать и руководитель медицинского учреждения, хотя лично он мог пациента не видеть в глаза. Что касается обсуждаемого вопроса о декриминализации статьи 238 УК РФ в части уголовной ответственности медицинских работников, то какие-то деяния, может быть, и следует перевести в гражданско-правовую плоскость (чтобы врач отвечал за ошибки рублём), какие-то – в административную, но часть деяний, неблагоприятно отразившихся на больном, не может быть декриминализирована. Иначе и эвтаназия, запрещённая в нашей стране, тоже должна быть декриминализирована, какими бы мотивами она ни была продиктована. Отключил необоснованно пациента от аппаратной поддержки жизнедеятельности – и всё, и никакой уголовной ответственности? Так же не может быть.

Случаи смерти пациентов по вине врачей в последние годы с пугающей регулярностью происходят в разных регионах страны. Наиболее резонансными становятся истории, связанные с гибелью детей.

Семья Басалай из Краснодарского края за полтора года похоронила двоих детей. Их отец Александр считает, что в обоих случаях причиной смерти стали некомпетентные действия медиков.

– В феврале 2021 года наш месячный сын поступил в районную больницу Темрюка – ребёнок постоянно срыгивал и плакал, – вспоминает он. – В течение нескольких часов врачи практически не занимались ребёнком и уверяли, что беспокоиться не о чем. Однако спустя некоторое время у мальчика остановилось дыхание, и спасти его медикам уже не удалось. По факту произошедшего было возбуждено уголовное дело по части 2 статьи 109 УК. Врач Ираида Некрасова была осуждена на два года ограничения свободы, однако сторона обвинения подала апелляцию. Пока шло рассмотрение дела во второй инстанции, истёк срок давности по статье, который составляет всего два года. Медик была освобождена от наказания и теперь продолжает спокойно работать в той же больнице.

Когда девочка заболела, наученные горьким опытом родители не стали обращаться в темрюкскую больницу, а повезли ребёнка в медучреждение Краснодара. Там был поставлен диагноз «кишечная инфекция», однако назначенное лечение не помогало.

– Дочке сначала давали один антибиотик, однако улучшение не наступало, тогда его заменили на другой, но с абсолютно идентичным составом, – продолжает Александр. – В конечном итоге ребёнок впал в кому и через три недели скончался. Это произошло в день первого судебного заседания по факту смерти сына. Я обращался к Александру Бастрыкину (Председатель Следственного комитета РФ. – τ.), пока дочь ещё была жива, но добиться её перевода в другую больницу не удалось. В связи с общественным резонансом вокруг нашей истории и моим обращением по факту смерти дочки было возбуждено уголовное дело уже по части 2 статьи 238, срок давности по которой составляет 10 лет. Однако экспертизы по делу всячески затягиваются, даже первичная экспертиза вместо одного месяца продолжалась восемь, поэтому нет никакой гарантии, что виновные вновь не уйдут от ответственности.

Уголовное дело о смерти 20-летней дочери Ирины Ерькиной из Тамбова после операции по удалению миндалин было возбуждено по статье 109 УК РФ. Приговор до сих пор не вынесен, хотя срок давности давно истёк.

– В 2018 году в связи с хроническим тонзиллитом моя дочь Кристина поступила на плановую операцию по удалению миндалин в 3-ю городскую больницу города Тамбова – там находится единственное лор-отделение на всю нашу область. По нашей версии, во время операции врачи повредили дочери сосуды, связанные с сонной артерией, в результате она потеряла много крови. Однако, несмотря на дефекты, допущенные во время операции, и дальнейшее ухудшение состояния, медики не проводили должного лечения. В конечном итоге у дочери произошла остановка сердца, спустя трое суток она скончалась, – рассказывает Ирина.

Впоследствии выяснилось, что на момент проведения операции у девушки обострилось хроническое заболевание, и хирургическое вмешательство было противопоказано. Кроме того, в больнице отсутствовал запас донорской крови, что является грубейшим нарушением.

– Первые экспертизы проводились явно в интересах врачей больницы, и это неудивительно. Например, лечащий врач Кристины Марина Бычкова одновременно является главным внештатным оториноларингологом управления здравоохранения Тамбовской области. В результате прямой причинно-следственной связи смерти дочери с их действиями не было обнаружено. Сейчас идёт повторная комиссионная экспертиза, очень надеюсь, что она наконец будет объективной, – заключает собеседница.

Даниил, 18-летний сын Анастасии Склеминой из Нижневартовска, впал в кому и скончался после удаления зуба в 2021 году.

– Мой сын был профессиональным спортсменом, занимался плаванием, два раза в год проходил полное обследование и, по заключению врачей, был абсолютно здоров, – отмечает Анастасия. – В середине августа 2021 года у него распухла десна и увеличились лимфоузлы. Врачи нижневартовской поликлиники сделали рентген и провели удаление зуба. После этого образовалась флегмона (гнойное воспаление). Сначала Даниила положили в отделение хирургии, но потом перевели в отделение гематологии в Сургуте, там врачи поставили ему диагноз «лейкоз». Щека у ребёнка была увеличена в несколько раз, пропало зрение, потом он впал в кому и умер. После возбуждения дела следователи неоднократно давили на меня, чтобы я отказалась от обвинений, потому что у сына было обнаружено заболевание крови. По моему мнению, смерть наступила не от этого заболевания. Согласно первой экспертизе, сын умер от инсульта и кровоизлияния в мозг.

В ходе следствия дело о смерти Даниила Склемина было переквалифицировано со статьи 109 на 238. С февраля 2023 года проводится повторная комиссионная экспертиза в Екатеринбурге. Изначально предоставить её результаты матери погибшего обещали в январе, но сроки вновь затягиваются.

Уголовное дело о смерти двухлетнего Арсения Кузьмина в Морозовской больнице в Москве, о котором ранее неоднократно рассказывал «Октагон», рассматривается более трёх лет. За это время истёк срок давности по статье 109, по которой возбуждено дело.

– В первой комиссионной экспертизе не были отражены многочисленные дефекты оказания врачебной помощи. После наших обращений в СК в 2021 году назначили повторную экспертизу, и лишь в январе 2023-го её начали проводить в судебно-экспертном центре СК, – делится бабушка погибшего мальчика Екатерина. – В декабре следователь сообщил нам, что экспертиза готова, но эксперты отказываются подписывать выводы из-за того, что от СК не поступила плата за её проведение внештатным специалистам в связи с отсутствием денежных средств в бюджете. То есть сроки уголовного дела, срок давности по которому уже и так истёк, всё равно затягиваются. Следователь не выходит на контакт, и мы опасаемся, что в конечном итоге вообще не сможем получить результаты экспертизы. И это несмотря на то, что дело находится на личном контроле у Александра Бастрыкина. Некоторые пострадавшие только назначения экспертизы ждут три-пять лет из-за нехватки экспертов.

По свидетельству Екатерины, на протяжении расследования родственники нередко сталкиваются с предвзятостью экспертов, исследующих обстоятельства смерти пациентов. В частности, председателем комиссии в ходе первичной проверки Росздравнадзором Морозовской больницы после смерти Арсения был главный врач проверяемого медучреждения.

– В первой комиссионной экспертизе основной причиной смерти ребёнка был указан сепсис, – добавляет собеседница издания. – Опыт других пострадавших показывает, что именно под генерализированный септический процесс ангажированные эксперты чаще всего пытаются замаскировать врачебные ошибки, несмотря на наличие множества противоречий и несоответствие клинических признаков.

При этом возможность заражения ребёнка внутрибольничной инфекцией, как правило, даже не рассматривается.

Судмедэксперт Евгений Сиротин обращает внимание на то, что если у проводящего экспертизу специалиста и допустившего ошибку врача один и тот же руководитель или хотя бы одна ведомственная подчинённость, то нередко у пострадавшей стороны возникают сомнения в объективности экспертных выводов.

– Эксперт должен быть независимым не декларативно, а должны быть разработаны реальные механизмы, реализующие его независимость. В связи с этим нужно перестраивать систему так, чтобы государственного эксперта невозможно было уволить по единоличному решению начальника. Это должно решаться коллегиально, по аналогии с коллегией судей. Защищать эксперта или выносить наказание за профессиональную деятельность должен не начальник, а государство, коль он государственный эксперт. Существующих на сегодня механизмов явно недостаточно, – резюмирует собеседник.

Практически все потерпевшие, которые пытаются доказать наличие связи между смертью своих близких и действиями врачей, сталкиваются с затягиванием сроков проведения экспертиз, а некоторые годами не могут добиться даже возбуждения уголовного дела.

В частности, дело о смерти четырёхмесячного сына Григория Костюченко из подмосковной Лобни в Морозовской больнице в Москве в декабре 2019 года было возбуждено по статье 238 УК РФ лишь четыре года спустя. Федя Костюченко поступил в медучреждение для плановых исследований, однако заразился в клинике кишечной инфекцией. По мнению его отца, ребёнку поздно поставили правильный диагноз, лечили препаратами, запрещёнными для детей в возрасте до трёх лет, и с опозданием назначили антибиотик, пропустив начало аспирационной пневмонии. При этом проводились ненужные инструментальные обследования, которые критически ухудшили состояние мальчика. Через восемь дней с момента госпитализации он скончался.

Кроме того, в действующем законодательстве не предусмотрена ответственность медработника за подделку медицинской документации, поясняет в беседе с «Октагоном» Григорий Костюченко.

– Какой смысл в проведении экспертизы на основе исправленной врачами документации? – недоумевает он. – Также не регламентируется логирование баз данных медицинской и лабораторной информационных систем. Срок хранения логов пользователей не определён, не запрещается ни юридически, ни технически подделка логов и версий документов. Помимо прочего, допускается, что гистологический архив берётся в минимальном объёме, так что родственники не могут независимо перепроверить принадлежность образцов пострадавшему. Мы знаем, что двух детей эксперты признавали пьяными, поэтому никакого доверия, никакой презумпции добросовестности к экспертам и патологоанатомам быть не может, особенно если они работают в этой же больнице и ведомственно подчиняются главврачу.

Они подчёркивают, что вкупе с закрытостью информации из-за врачебной тайны и неприкосновенности частной жизни, а также с планами Госдумы запретить проведение расследований на основе баз персональных данных это приведёт к засекречиванию сведений об эпидемиях в больницах.

Пострадавшие уверены, что контроль за преступлениями против жизни и здоровья, напротив, должен быть ужесточён. В числе прочего необходимо продлить срок давности по статьям 109, 238 и 293 УК РФ и ввести уголовную статью об ответственности врачей за внесение ложной информации в документацию пациента. Также нужно организовать запись проведения операций и видеонаблюдение в стационарах – в палатах, процедурных и операционных – таким образом, чтобы, не нарушая прав пациентов, получить доказательства правильности действий медперсонала.