Статистические данные сигнализируют о высокой степени неблагополучия российского общества. В первом полугодии 2022 года рождаемость в России сократилась на 6,3 процента, сообщил Росстат. В целом численность населения сокращается со скоростью 2300 человек в день. Институт семьи разрушается: количество разводов приближается к числу заключаемых браков. Углубляется мировоззренческая пропасть между старшим поколением и молодёжью. Социальные психологи говорят о росте проявлений аномии и девиантного поведения: алкоголизма, наркомании, гемблинга и иных способов ухода от действительности.
Главной причиной этих негативных явлений эксперты считают бедность. То есть люди разводятся, не рожают детей и не занимаются их воспитанием, злоупотребляют алкоголем, становятся наркоманами и игроманами, и всё это исключительно из-за бедности. Поэтому исправлять ситуацию предлагается путём адресной помощи нуждающимся группам населения и наращивания численности среднего класса (каким образом, не уточняется), который принято считать основой общества и мотором его развития.
Эти выкладки, укладывающиеся в классическую формулу «базис (денежные доходы) полностью определяет надстройку (образ жизни)», выглядят крайне неубедительно. Прежде всего потому, что сложные общественные процессы невозможно описать с помощью примитивной линейной схемы. И тем более ими невозможно управлять, меняя всего один параметр – размеры финансирования.
Более того, загнав обсуждение социальных проблем в жёсткие рамки бухгалтерских расчётов, эксперты исключают из рассмотрения другие факторы, навязывают обществу ложный мем «всё решают деньги» и, получая его зеркальное отражение при проведении опросов и фокус-групп, трактуют эту сомнительную социологию как подтверждение своей правоты, что фактически позволяет блокировать все попытки разобраться, что происходит в социуме на самом деле.
Результаты опросов свидетельствует о том, что чаще всего люди разводятся из-за нехватки денег (46 процентов) или отсутствия своего жилья (8 процентов). Но ещё совсем недавно картина была иной. В 2013 году главной причиной развода была измена (24 процента), второе место занимали финансовые проблемы (21 процент) и последнее – проблемы с жильём (3 процента). То есть ценность денег и собственности повысилась более чем в два раза – с 24 до 54 процентов. За те же годы почти на 20 процентов сократилось число регистрируемых браков.
Причины этих феноменов известны: все обнищали из-за резкого роста цен в конце 2014-го – начале 2015 года. Но за пять следующих лет ситуация более-менее стабилизировалась. В 2017 году начался рост продаж автомобилей. В 2018-м был зафиксирован пик ипотечного кредитования. То есть у одной части общества были деньги на покупку жилья и машин, другая же с трудом сводила концы с концами. При этом разводились и не вступали в брак и те и другие. Значит, дело не только в уровне доходов.
Жизнь богата сюжетами, не попадающими в статистику и соцопросы. Например, в стране немало пар, которые годами живут вместе, не регистрируя брак, и есть случаи, когда люди не оформляют отношения, чтобы женщина могла числиться матерью-одиночкой и получать пособия на детей. Количество таких тайных семей неизвестно.
Оба явления – падение интереса к семейной жизни у одних и увод её в подполье другими – позволяют говорить о трансформации представлений о норме в отношениях мужчины и женщины.
Вопрос о том, как происходят эти сдвиги в разных стратах общества, не изучен, но размывание старых норм начинается в преуспевающих слоях общества. Остальные подтягиваются чуть позже. А о направлении перемен сигнализируют такие явления, как переориентация женщин с семьи на карьеру, индивидуализм, часто принимающий форму банального эгоизма, рост популярности движения ЛГБТ+.
В этом контексте более чем двукратное увеличение количества разводов по меркантильным соображениям выглядит как симптом деградации социума, где нормой становится нарушение важного императива совместной жизни – «не бросать близких в трудную минуту», который восходит к старому христианскому «в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии».
Попытки государства решить демографическую проблему с помощью материнского капитала и пособий на детей показали полную несостоятельность этого подхода. В последние годы размеры стимулирующих выплат, в том числе пособий на детей, растут, а рождаемость сокращается с той же скоростью, что и в 1990-х: в 2000 году родилось на 625 тысяч детей меньше, чем в 1990-м, в 2021-м – на 548 тысяч меньше, чем в 2014-м.
При этом подъём рождаемости начался в 2001 году, и в 2006-м количество родившихся детей было на 213 тысяч больше, чем в 2000-м. В это время не было ни нынешних пособий, не материнского капитала, но стало лучше с работой, прекратились хронические задержки выплаты зарплат и, главное, появилась надежда на возрождение страны. В последующие годы социальный оптимизм, помноженный на увеличение дотационных выплат, привёл к ещё большему росту рождаемости, и в 2014-м она почти сравнялась с уровнем 1990 года.
Пока дети элит и преуспевающие сотрудники столичных офисов проникались пришедшей из США идеологией чайлдфри (свободные от детей), в небольших промышленных центрах глубинной России происходил настоящий демографический взрыв. Некоторые города с населением до 100 тысяч человек вышли на естественный прирост населения. Доходы и уровень жизни в этих местах были гораздо ниже, чем в мегаполисах, но люди женились и рожали детей. Эти настроения не смог изменить даже кризис 2008–2009 годов.
Ситуация начала меняться в худшую сторону с 2015 года. Причиной принято считать скачок цен в конце предыдущего года.
Но остаётся непонятным, почему на фоне кризиса 2008–2009 годов рождаемость продолжала повышаться, а случившийся через шесть лет рост цен остановил этот процесс.
Судя по всему, здесь тоже возник мультипликативный эффект: вошло в детородный возраст новое, ориентированное на индивидуализм и успех поколение, идеология чайлдфри проникла во все слои общества, а сворачивание Крымской весны снизило уровень социального оптимизма.
В ходе опроса 2020 года половина россиян детородного возраста заявила, что не собирается заводить детей. 36 процентов из них – по причинам материального характера (деньги и жильё), а 46 процентов – потому что «просто не хотят» или не готовы менять ради детей привычный образ жизни и рисковать карьерой. Никакими пособиями или материнским капиталом такие настроения не изменить. Тут речь идёт о серьёзной мировоззренческой проблеме, которая загоняет подавляющих свой материнский инстинкт женщин в тупик экзистенциального кризиса.
Что касается государства, оно должно не только раздавать пособия, но и обеспечивать организационное сопровождение воспитания детей. Зона его ответственности – детские сады, школы, бесплатные кружки и спортивные секции. Но в этой сфере царит полная шизофрения. В результате оптимизации системы среднего образования в стране стало не хватать школ: за последние 20 лет их стало меньше на 42 процента, а учащихся – на 27 процентов больше (последствие роста рождаемости до 2014 года). В итоге возник дефицит, пик которого ожидается в 2024–2025 годах.
Таким образом, получается, что государство говорит «рожайте» и даже пытается стимулировать этот процесс, вводя новые пособия, а потом первоклассника приходится возить в школу на двух автобусах, опаздывать из-за этого на работу и жить в постоянном стрессе.
В 1950-х годах, во время послевоенного бума рождаемости школы строились по всей стране и дети ходили в них сами – пешком. А сегодня даже страшно представить, что будет твориться в школьном образовании, если страна вдруг снова испытает прилив социального оптимизма и люди начнут рожать по двое-трое детей.
Зацикленность части российских экспертов на среднем классе как «основе устойчивого развития общества» выглядит по меньшей мере странно. Прежде всего потому, что условий для его формирования в России не было и нет. Главная характеристика этой группы – высокий уровень потребления. Такие люди есть в любой стране, но влияющим на жизнь социума классом они становятся только в том случае, если их много.
На Западе численный рост среднего класса был напрямую связан со стимулированием потребительского кредитования в целях увеличения конечного спроса. То есть, решая проблемы экономики, в 1980-х и 1990-х годах Соединённые Штаты нарастили численность этой страты до 60 процентов от всего населения, а страны Западной Европы – до 50–80 процентов.
Именно тогда окончательно оформился расхожий образ среднего класса: благополучная семья с двумя или тремя детьми, преуспевающий отец, заботливая мать, красивые дети, собственный дом, одна или две машины.
До распада Союза эта привлекательная картинка использовалась для противопоставления капиталистического общества всеобщего благоденствия неприглядным реалиям советской действительности, а начиная с 1990-х её стали нагружать общественной значимостью («средний класс – основа развития общества») и трактовать как идеал, к которому нужно стремиться. Именно тогда возникла мифология среднего класса, закрепившаяся в сознании экспертного сообщества и части правящих элит, но не общества.
Когда в начале 2000-х Герман Греф, бывший тогда министром экономического развития, заявил, что в обозримом будущем средний класс в России составит 70 процентов населения, ему сразу же ответили злой шуткой: «Просто те, кто в него не входит, вымрут». Такая реакция выглядит вполне закономерной на фоне российских реалий: издевательски низкий прожиточным минимум (сегодня он равен 13,9 тысячи рублей) и недостаточная для нормальной жизни семьи зарплата (средний размер зарплаты в СКФО – около 34 тыс. рублей, в ПФО – 37 тыс., в ЮФО – 40 тыс.).
Опубликованные в конце июля этого года результаты исследования РИА «Новости» ещё раз подтвердили, что российский средний класс ничтожно мал: в регионах он составляет 8,1 процента населения, по стране в целом за счёт мегаполисов – 11,5 процента. По социальной принадлежности эта группа состоит из чиновников, части представителей бизнеса, а также узкого круга высокооплачиваемых специалистов и деятелей культуры.
В итоге получается, что никакой это не класс, а обычная капиталистическая элита и её ближайшая обслуга.
Образ жизни этой публики оплачивают все остальные граждане, живущие от зарплаты до зарплаты. То есть российский средний класс является не только симулякром, но и паразитом. Всё это не мешает ряду экспертов твердить о его прогрессивной роли: «Только он способен формировать спрос на качественные товары и услуги, на новые экономические и социальные тренды».
С этим не поспоришь. Именно средний класс продвигает «прогрессивные» тренды вроде чайлдфри, ЛГБТ+ и махрового эгоизма («жить нужно для себя – здесь и сейчас»), отравляя сознание людей, в первую очередь молодых, и разрушая представления о нормах и запретах, лежащих в основе любой культуры.
После 30 лет обработки общества этой адской смесью удивляться нужно не тому, что часть граждан не хочет обременять свою жизнь семьёй и детьми, а тому, что пока ещё значительная часть граждан продолжает жить нормальной жизнью: работать, рожать и воспитывать детей, заботиться о стариках.
Демографы давно выяснили, что для стабильного воспроизводства социума коэффициент рождаемости (количество детей на одну женщину) в нём не должен опускаться ниже отметки 2,1. В России этот показатель упал до 1,6. Это означает, что общество как единое целое утрачивает волю к жизни, внутреннюю энергетику и инстинкт коллективного самосохранения, позволяющий перераспределять нагрузку и вырабатывать ответы на негативные воздействия.
Такое состояние называется фазой обскурации. Если процесс не удаётся запустить в обратную сторону, следующим шагом становится исчезновение популяции. Но российское общество, как показали вспышка позитивной энергии во время Крымской весны и пассионарный взрыв, начавшийся на фоне специальной военной операции (СВО), совсем не похоже на уходящую натуру.
Оно болеет, мучается, но не хочет и не собирается умирать.
Ситуация отчасти напоминает астенический или депрессивный синдром, когда больной, несмотря на полный набор соответствующих симптомов (слабость, безволие, утрата работоспособности), очень хочет вернуться к нормальной жизни. Цена вопроса – курс комплексной терапии: не только таблетки, но и режим, диета, ЛФК, работа с психологом и прочее. Но общество лечат исключительно «таблетками» в виде денежных пособий, а до комплексной терапии дело не доходит.
Хуже всего приходится молодым людям, у которых (об этом говорят со всех сторон) нет уверенности в будущем, но дело не только в этом. Часть современной молодёжи не знает, что такое долг и обязанности, а их жизнь лишена позитивной энергетики, которая возникает в ходе осмысленной, приносящей и деньги, и моральное удовлетворение работы. Впрочем, такой работы не хватает всем поколениям. Не случайно социологи называют бедность в работающих семьях самым уродливым явлением российской жизни.
Государству, конечно, легче раздавать мизерные пособия, чем навести порядок в системе оплаты труда, законодательно подняв минимальный уровень зарплаты до размеров, необходимых для поддержания нормального образа жизни, и озаботиться созданием рабочих мест. Такие действия могут существенно повысить градус социального оптимизма, который приведёт, как это было в начале 2000-х, к росту рождаемости.
Но ничего такого государство делать не планирует. На это нет денег. То есть в принципе деньги в стране есть. Она как-то живёт, несмотря на то, что за последние 20 лет на Запад вывезли около триллиона долларов – сумму, сравнимую с тремя федеральными бюджетами за этот год. У бизнеса и чиновников есть деньги на роскошную жизнь. Откуда-то берутся средства на миллионные гонорары певцов и деятелей разговорного жанра.
Нет денег только на тех, кто воспроизводит нормальную жизнь страны.
Им не считают нужным даже что-то объяснять или обещать, рисуя какие-то перспективы.
Если продолжать в том же духе, Россия через два-три поколения обезлюдит (мечта давосских мудрецов) и власть окажется в вакууме, потому что тем, в чьих интересах она действовала всё это время, страна не нужна, а делать что-то реальное для всех остальных государство не собирается. СВО очень чётко обозначила линию этого разлома: ни для кого не секрет, кто убежал или стыдливо молчит, а кто собирает деньги на помощь армии или каким-то другим способом поддерживает патриотический консенсус, возникший в стране.
В этом смысле СВО стала проверкой для всех. Ориентированная на нормальную жизнь часть социума её прошла, некоторые группы элит и значительная часть так называемого среднего класса – нет. Власти тоже рано или поздно придётся определяться. Тянуть до бесконечности нельзя: люди, поддерживающие СВО и лично Владимира Путина, этого не поймут.