Внедрение автоматизации, развитие цифровых технологий и искусственного интеллекта меняют практики производственных и управленческих процессов, и это уже начинает сказываться на рынке труда. Исследователи и футурологи всех мастей прогнозируют рост безработицы и появление «лишних людей», не вписавшихся в новый технологический уклад. За последние полтора года вышло несколько переведённых с английского языка книг, авторы которых ищут ответы на новые вызовы в сфере занятости населения.
Относительный оптимизм демонстрирует английский экономист, научный сотрудник Баллиол-колледжа Оксфордского университета и приглашённый профессор Королевского колледжа (Лондон) Дэниел Сасскинд. В его книге «Будущее без работы. Технологии, автоматизация и стоит ли их бояться» проводится мысль о возможности конструктивного взаимодействия человека с миром новейших технологий, если люди научатся и смогут делать то, на что не способны машины: создавать новых роботов, разрабатывать алгоритмы или работать в гуманитарной сфере, например, в качестве медсестёр, а также присматривать за детьми, ухаживать за больными и престарелыми.
В книге «Изобретая будущее. Посткапитализм и мир без труда» ультралевые интеллектуалы Ник Срничек и Алекс Уильямс, отдав должное критике неолиберализма, нарисовали картину новой утопии – прекрасного нового мира, в котором нет места ни труду, ни работе.
Этим занимаются роботы, а все люди получают безусловный базовый доход (ББД) и чувствуют себя абсолютно свободными.
Новый уклад обеспечивает «процветание всего человечества и расширение горизонтов его развития».
Профессор антропологии Лондонской школы экономики Дэвид Гребер в книге «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда» доказывает бесполезность для общества таких профессий, как корпоративный лоббист, финансовый консультант, «менеджер по менеджменту менеджеров» и так далее, указывает на разрушительный характер «бредовой работы» для занимающихся ей людей и общества в целом и призывает ликвидировать эти профессии, а заодно, воспользовавшись развитием высоких технологий, – и многие другие виды работ, с тем чтобы освободить людей от необходимости продавать свой труд и время, посадив их на тот же ББД.
Каждая из этих книг содержит множество примеров и исторических экскурсов, разборов конкретных ситуаций. При этом авторы, предлагая прагматичные решения проблемы «лишних людей», игнорируют как старые культурные коды, так и вопрос о гармоничном развитии всего общества.
Первое, что бросается в глаза, – это отождествление понятий «труд» и «работа», под которой всегда понималась продажа человеком результатов своего труда за деньги. Ни в одной из перечисленных книг труд не рассматривается как отдельная ценность, форма самовыражения и социализации человека.
Не вызывает удивления тот факт, что англоязычные авторы игнорируют формулу Фридриха Энгельса «труд создал из обезьяны человека». Но они игнорируют и представление о труде как об одной из главных протестантских добродетелей, лежащих в основе англосаксонской цивилизации.
В книге Срничка и Уильямса уничтожение культурного и этического статуса труда подаётся как торжество прогресса и освобождение человека от трудового рабства.
Сасскинд и Гребер признают зависимость людей от работы, но их интересует не психологическое состояние человека, лишённого осмысленного труда, а вопрос организации досуга обречённого на безделье «лишнего человека», получающего свой ББД.
Фактически имеется в виду не какая-то созидательная и общественно полезная деятельность, а индустрия развлечений, симулятивный и развращающий характер которой был описан французским социологом и культурологом Жаном Бодрийяром ещё полвека назад. Сегодня плодами её развития (интернет, компьютерные игры, социальные сети, фильмы, сериалы, подборки анекдотов и прочее) можно насладиться не выходя из дома.
В современной системе ценностей получение образования рассматривается не как способ повысить свой культурный уровень, а как «инвестиция в человеческий капитал», который потом можно пустить в оборот, продавая свой труд. А в новом мире, зависящем от развития технологий, целью образования названа «успешная конкуренция с машинами», то есть овладение навыками, которыми машины ещё не обладают.
Об общей эрудиции и развитии мышления речь вообще не идёт. В этой связи интересен пример, который приводит Сасскинд, критикуя современный подход к преподаванию математики. По его словам, «многие задачи, решаемые учениками средней школы, а то и университетов, теперь можно решить с помощью таких приложений, как PhotoMath и Socratic: сфотографируйте напечатанную или написанную от руки задачу с помощью смартфона – и эти приложения её мгновенно просканируют и выдадут вам ответ».
Кто будет разрабатывать алгоритмы для всех этих замечательных приложений, если не учить молодых людей думать и решать задачи, Сасскинда, похоже, не интересует. Хотя значительная часть его книги посвящена не примитивным юзерам, а продвинутым специалистам, способным конкурировать с машинами.
Сегодня фиксируется существенное различие в организации процесса обучения в элитных и обычных американских школах: в первых запрещены гаджеты, для них характерны небольшие классы, серьёзная учебная нагрузка, жёсткая дисциплина и плотный контроль со стороны преподавателей; вторым присущи облегчённая программа и низкий уровень дисциплины.
Суля по всему, эти традиции сохранятся и в приближающемся цифровом будущем. Какую-то часть молодых людей придётся развивать и учить думать, иначе очень скоро некому будет проектировать роботов, придумывать управляющие ими алгоритмы, расширять инструментарий искусственного интеллекта и обучать следующие поколения продвинутой молодёжи.
Что касается детей «лишних людей», для них достаточно обычных школ с необременительным учебным процессом и дистанционного образования. Учить их чему-то всерьёз и продвигать наиболее способных, как это случается сейчас, нет никакого смысла, поскольку по мере развития технологий количество рабочих мест будет сокращаться.
Гребер подробно описывает, как сегодня для окончивших университеты отпрысков элитных семейств создаются «бредовые» рабочие места в солидных корпорациях, чтобы со временем они могли войти в советы директоров или занять другие руководящие посты. Нет оснований полагать, что с развитием технологий что-то в этом отношении изменится.
Если сейчас способные молодые люди из разных слоёв общества ещё имеют шансы сделать какую-то карьеру, то в роботизированном цифровом будущем они будут лишены такой возможности.
Существующая социальная сегрегация будет углубляться за счёт образовательных барьеров.
Как указывает Сасскинд, «сегодняшнее неравенство – это родовые схватки завтрашней технологической безработицы», в условиях которой определённая часть общества «не получит вообще ничего», кроме пресловутого ББД и дешёвых развлечений.
Признавая, что «труд – это не просто средство заработка, но и движение к определённой цели», Сасскинд делает крайне неприятный вывод: «...Мир с меньшим количеством рабочих мест будет миром с меньшим количеством целей». То есть жизнь большинства людей будет лишена серьёзного целеполагания.
Эта оценка перекликается с тем, о чём несколько лет назад предупреждал израильский историк Ной Харари. По его словам, развитие технологий приведёт к замене человека сверхчеловеком, или «homo deus» («человек божественный»), наделённым сверхъестественными способностями, но одновременно значительная часть людей «утратит способность придавать смысл собственной жизни».
Сасскинд вроде бы готов согласиться, что «работа преследует не только экономические цели», но тут же делает акцент на том, что «экономические аргументы в защиту мира труда звучат неубедительно».
Поэтому он считает, что роль «защитника труда» может взять на себя государство. Но не для того, чтобы изменить направление движения, а чтобы «сделать путь к миру без работы максимально гладким» и «удержать наше общество от распада», то есть от бунта.
Эти рассуждения полны лукавства, тем более что хозяева денег и технологий в лице основателя Давосского форума Клауса Шваба прямо говорят о том, что не государства, а «крупнейшие транснациональные компании (ТНК) должны взять на себя ответственность» за состояние социума.
О том, как это будет выглядеть на деле, можно судить по тому, что происходило на Давосском форуме в 2019 году: на публичных заседаниях представители крупных компаний рассуждали о необходимости сдерживать «негативные социальные последствия внедрения искусственного интеллекта и автоматизации», а в кулуарах признавались в стремлении быстрее автоматизировать свои предприятия, чтобы опередить конкурентов и сократить траты, связанные с зарплатами, страховками и другими расходами, касающимися сотрудников предприятий.
В сухом остатке получается, что ТНК будут богатеть, а рядовые граждане – терять работу и влачить жалкое существование без целей, смысла и надежды на лучшее будущее для своих детей.
Популярность идеи о введении ББД свидетельствует о том, что работающие люди в массе своей становятся не нужны современной экономике. Эту простую истину авторы обсуждаемых книг упаковывают в рассуждения, что уже «в ближайшем будущем развитие технологий позволит создавать прибавочный продукт, достаточный для решения проблем продуктовой безопасности и поддержания благосостояния всего общества».
Учитывая многолетнюю практику использования в США пособий для бедных слоёв населения (велфер), нетрудно предвидеть, что внедрение ББД приведёт к разложению и фрустрации значительной части общества.
Вслед за целями и смыслом из жизни людей исчезнут такие понятия, как свобода, независимость и самоуважение, а разрушение института социализации в виде совместной работы станет причиной атомизации общества.
Тотальная разобщённость и зависимость людей от государства или ТНК создадут предпосылки для манипуляций, сворачивания социальных программ и снижения ББД. А это повлечёт за собой углубление фрустрации и, как следствие, падение рождаемости, что вполне соответствует стратегии концентрации производства и капитала и минимизации накладных расходов.
Альтернативный проект сокращения рабочего времени и высвобождения ресурсов для повышения уровня образования, спорта и других форм гармоничного развития всех членов общества так и остался нереализованным.
В начале 1930-х годов о возможности такого развития событий говорил английский экономист Джон Мейнард Кейнс. По его расчётам, к концу XX века технологии должны были достигнуть такого уровня, чтобы это позволило ввести в развитых капиталистических странах 15-часовую рабочую неделю.
О том же в начале 1950-х думало руководство СССР, подсчитывая, на сколько часов можно сократить рабочую нагрузку, чтобы без ущерба для промышленного развития обеспечить досуг для измученного войной и послевоенным восстановлением населения: отправить его в вечерние школы и институты, библиотеки, дома культуры и на стадионы.
Реализовать эти планы не удалось: все ресурсы съела гонка вооружений. За счёт полуфиктивной занятости граждан (дефицита рабочих мест не было, зато была уголовная статья за тунеядство), привычки к чтению и престижности высшего образования в СССР удавалось поддерживать достаточно высокий уровень социализации и культурного развития.
Перестройка, шоковые реформы 1990-х, беспардонное воровство элит, нищета и безработица сломали культурный код, базировавшийся на уважении к человеку труда. В результате, как показала ситуация с эпидемией коронавируса, значительная часть населения уже не в состоянии рассчитывать на себя и готова принять ББД или любую другую подачку от государства.