На что сердятся рассерженные патриоты

На ком держится жизнь общества и устойчивость государства

В словаре Владимира Даля сказано, что патриот – это «любитель отечества, ревнитель о благе его». То есть здесь налицо и чувство, и представление о благе, и готовность работать на него. Такие люди (первая страта) есть в любом обществе, и жизнь держится именно на них. Остальные склонны думать только о собственном благополучии и работать на себя (вторая страта) или находятся в промежуточном состоянии: готовы что-то сделать для общества, но не в ущерб себе (третья страта).

Социальные психологи давно описали феномен взаимодействия этих групп между собой и их влияние на состояние социума и государства. Если власть поддерживает работающих на общее благо и ограничивает личные притязания остальных, поведение первой страты начинает считаться нормой, она укрепляется ценностно и идеологически и расширяется за счёт колеблющихся.

Если власть не купирует эгоистическое поведение второй группы, её примитивный паттерн масштабируется, она начинает прирастать благодаря колеблющимся, а нормой становится воинствующий индивидуализм. Это бьёт по альтруизму первой страты – она сжимается и корректирует свои установки. В результате разрушается социальная ткань общества, власть теряет опору, государство слабеет и деградирует. Именно так разлагалась советская система, в которой на фоне тотального дефицита возник аналог общества потребления.

Как работает с социумом российская власть

В современной России описанным стратам соответствуют три группы: патриоты, либералы и лоялисты. В 90-е годы власть поощряла доминирование условных либералов, которые составили костяк новой элиты – управленцев и предпринимателей. Под воздействием ставшего нормой воинственного индивидуализма продолжился процесс разложения общества. Патриотический тренд был выдавлен на периферию, но полностью дезориентировать российский социум не удалось.

В конце 1999 года он ответил на уродства уходящего десятилетия консолидацией общества вокруг появившегося на политической сцене Владимира Путина. Политтехнологи назвали явление «путинским большинством», но на самом деле это было большинство людей, глубоко и прочно связанных со своей страной, то есть патриотическое большинство. Путин стал для таких граждан точкой сборки, потому что в нём они почувствовали «своего». И во многом он оправдал ожидания: патриотизм стал аналогом государственной идеологии, в систему управления были внесены элементы левого дискурса: социальная политика, равноудаление олигархов, госкорпорации, внимание к реальному сектору.

Декабрь 1999 года. Председатель Правительства РФ Владимир Путин перед началом совещания по вопросам совершенствования уголовно-исправительной системы в РФ.Людмила Пахомова/ТАСС

Но до тотального переформатирования и идеологической перезагрузки элит дело не дошло. Сохранилась и прежняя тактика работы с социальными стратами. Поскольку основу системы управления по-прежнему составляли либералы (они же контролировали культуру, образование и медийную сферу), главным контрагентом власти в обществе оставалась либеральная страта.

Государство откровенно заигрывало с этой группой, давало возможности для самовыражения и покупало её относительную лояльность через систему грантов, контрактов и высоких гонораров. Отпор получали только крайние проявления оппозиционных настроений. А неизменно поддерживающие власть патриоты существовали в автономном режиме. Ими никто не занимался, просто потому что «они и так никуда не денутся».

Двуликий Янус российской государственности

В результате в стране сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, властная система, повязанная круговой порукой воровства и коррупционных схем, с другой – так называемый глубинный народ, выразителем интересов и взглядов которого является президент. Попытки Путина создать политические институты, альтернативные загнивающей системе, заканчивались тем, что она их либо поглощала, как «Единую Россию», либо вытесняла на задворки политического процесса, как появившийся накануне болотного бунта Общероссийский народный фронт.

При этом взаимодействие с патриотической стратой, на 90 процентов состоящей из рядовых граждан, ограничивалась тем, что Путин (иногда какой-то другой представитель власти) оглашал её ценностные установки. В 2020-м некоторые из них были внесены в Конституцию.

Население, которое примерно представляло, что происходит во властных коридорах и элитных сообществах, наблюдало за играми сильных мира сего, а они в свою очередь не мешали рядовым гражданам тешиться патриотической, консервативной и антизападной риторикой, которая отражала официальные тренды, но не имела никакого отношения к жизни и интересам большей части правящего класса. Этот праздник неизбывной толерантности мог продолжаться бесконечно долго, но в феврале 2022 года началась СВО.

Спецоперация вскрыла гнойник некомпетентности и лицемерия

Сразу после начала спецоперации каждая страта отыграла свою партию как в хорошо спланированной ролевой игре. Патриоты поддержали решение Путина, обласканные властью либералы пришли в ужас и побежали из страны, лоялисты присоединились к большинству. Всё было вполне ожидаемо. Сюрпризом стало другое. Вместо того чтобы заклеймить уехавших как предателей, власть выступила в защиту этой социально близкой элитам группы, назвав её «испуганными патриотами», а отдельные представители элиты продолжают поддерживать их даже после того, как они публично осудили свою страну.

Затем выяснилось, что созданная на обломках олигархата система не выдерживает форс-мажора войны, что, отправляя рядовых граждан умирать за страну, правящий класс оказался неспособным перестроить работу тыла, а элиты не желают менять привычки: продолжают крутить коррупционные схемы даже на военных поставках и выводить деньги за границу.

Патриотическая часть общества ответила на эти вызовы делом. Кто-то, не дожидаясь призыва, пошёл добровольцем, другие пополнили ряды волонтёров, пытающихся исправить провалы военного начальства. Ещё шире круг тех, кто перечисляет деньги на покупку оборудования и медикаментов. Вовлечённость в дела войны и понимание, что на кону само существование страны, даёт людям право задавать вопросы власти и продолжающим сибаритствовать элитам. Но ответов на них никто не даёт.

Первый раз патриоты всерьёз рассердились, когда в конце марта прошлого года стали известны условия парафированного в Стамбуле мирного договора. Теперь эту историю подают как украденную англосаксами победу. Но веры этому нет хотя бы потому, что переговоры вели не наделённые реальной властью люди, а Владимир Мединский, за спиной которого маячила фигура бывшего олигарха Романа Абрамовича.

Роман Абрамович после российско-украинских переговоров во дворце Долмабахче.Фото: Сергей Карпухин/ТАСС

Затем поводы для того, чтобы продолжать сердиться, пошли косяком. Обмены «азовцев»* (организация признана экстремистской и запрещена в России), которых обещали судить; отступление из Харьковской области, названное «перегруппировкой»; вбросы о сомнительных договорённостях; именуемые незначительными эпизодами, «не влияющими на ход СВО», постоянные обстрелы приграничных областей; отстранения популярных в войсках командиров; данные о спонсировании Украины действующими российскими политиками – это наводит на мысли о каком-то фантастическом бардаке, саботаже и измене. В результате патриоты продолжают сердиться.

«Рассерженными патриотами» занялись политтехнологи

Создаётся впечатление, что озабоченные судьбой страны люди превратились в постоянный раздражитель для изрядно подгнившей системы. Она хочет вести привычный образ жизни и спокойно готовиться к инерционному сценарию транзита-2024, а к ней всё время пристают с неудобными вопросами. В результате она ответила единственно возможным для неё способом – начала затыкать рот вопрошающим. Первыми ещё в прошлом году под раздачу попали военкоры и отдельные блогеры, но точечные меры не помогли.

Последней каплей стал мятеж ЧВК «Вагнер». Реакция на события показала, что люди не хотят гражданской войны и смуты, но поддерживают идеологические выкладки и призывы Евгения Пригожина: разобраться с предательскими элитами, навести порядок в армии и военном руководстве. Настроения были зафиксированы в ходе закрытых опросов, показавших рост рейтинга «бунтовщика» до 23–25 процентов, и это заставило тех, кто принимает решения, вспомнить об угрозе «патриотического майдана».

Впервые эта тема возникла в июле 2014 года, когда находившийся на пике популярности Игорь Стрелков вывел свои подразделения из Славянска и собирался, как считали некоторые эксперты, вернуться с ними в Россию и устроить «патриотический майдан», предъявив российской власти счёт за «предательство народа Донбасса». Как известно, подобных выступлений ни тогда, ни позже не было, но образ угрозы был сформирован.

Не исключено, что именно поэтому публичным стартом кампании против «рассерженных патриотов» стал арест Стрелкова, за которым последовала работа с телеграм-каналами и ведущими телевизионных ток-шоу, медийные атаки под лозунгом «Кто вы такие, чтобы критиковать власть?» и грубые выпады в адрес отдельных фигур с обещанием отправить их «мыть полы в Госдуме».

Игорь Стрелков (в центре) вывел в 2014 году свои подразделения из Славянска.Фото: Dmitry Lovetsky/AP/TASS

Судя по гуляющим в сети скринам закрытых документов, организаторы кампании разделили патриотов на рассерженных и лояльных, оценили потенциал их влияния, выделили болевые точки и наметили действия по продвижению фигуры главного кандидата, проработав тему в лучших традициях отечественных политтехнологий. В ответ сетевые эксперты выдвинули ряд конспирологических версий и указали на наличие не двух, а шести групп патриотов: рассерженных и испуганных, активных и пассивных, разочарованных и политизированных.

Получилось, что, планируя приструнить наиболее активных критиков, организаторы кампании начали раскалывать цементирующий страну патриотический тренд. Это любимая технология демиургов российской политики: разделить на «чистых» и «нечистых», чтобы нейтрализовать последних. Особенно грубо это проделали во время эпидемии COVID-19, когда объектом давления и оскорблений стали антиваксеры. Теперь история повторяется, но в гораздо более драматических обстоятельствах.

Атаки на «рассерженных патриотов» бессмысленны: их слишком много

В последние дни на фоне безуспешного наступления Вооружённых сил Украины и особенно после разгрома портовой инфраструктуры и складов вооружения в Одесской и Николаевской областях поток критики в адрес власти и военного начальства несколько сократился, но не иссяк. И своя логика в выкладках тех, кого называют «рассерженными патриотами», безусловно, есть: «Если у нас не война, а СВО, почему в армии нет ротаций?», «Если Стрелков арестован за два поста в сети, почему в соседних камерах не сидят настоящие предатели Родины – чиновники и генералы, олигархи и коррупционеры?».

Ответ на эти вопросы прекрасно известен: причина всех странностей кроется в неизбывном лицемерии системы. Но это не означает, что нужно опасаться «патриотического майдана». Его не будет. Ревнители о благе Отечества лучше, чем кто-либо другой, понимают, что раскачивать систему, сколь несовершенной она ни была, нельзя, потому что дело может кончиться разрушением страны.

При таком настрое «рассерженных патриотов» организаторы кампании по их усмирению смогут в положенное время отчитаться о её успешном завершении. Но обольщаться им не стоит. Система, в которой лоялизм ценится больше, чем профессионализм и подлинный патриотизм, может управлять только этой самой лояльностью, но не способна влиять на патриотическую часть общества. Потому что лоялизм – это созданный ею фантом, а глубокая связь людей со своей страной – реальность, но она дана в ощущения не всем.

Репрессиями, давлением или политтехнологическими изысками можно изменить контент информационного поля, но нельзя влиять на мысли людей и контролировать, о чём они говорят на своих кухнях или во время рабочих перекуров. Можно маргинализировать патриотический тренд, как это было в 90-е, но нельзя разорвать связь людей со своей страной и помешать им сердиться на тех, кто наносит родине урон. А таких пока ещё большинство.

* Организация признана экстремистской, её деятельность запрещена на территории Российской Федерации.