Лидер австралийских протестов: «Мы слишком долго хорошо жили»

Ленту открывает сцена, в которой уволившийся полицейский агент с плачем просит у австралийцев прощения и обещает потратить всю свою жизнь на искупление содеянного, – знак надежды на возможность перемен к лучшему. В ходе повествования израильско-австралийский журналист Ави Йемини рассказывает: «Первым красным флажком для меня стал момент, когда было объявлено чрезвычайное положение. Я пошёл и прочитал, что это означает: они могут прийти ко мне домой и арестовать меня без какого-либо ордера. В демократии такого быть не может».

Картина представляет собой череду эпизодов, дающих представление о том, как город стал настоящим тоталитарным кошмаром для не согласных с действиями премьер-министра штата Виктория Дэниела Эндрюса, который видит главной задачей сведение эпидемии к «нулевому уровню» заражений. Здесь и арест беременной женщины на глазах у мужа и детей за посты в социальных сетях, осуждающие локдаун и свидетельствующие о её причастности к протестному движению; и открытые столкновения бунтующей толпы с полицией; и двадцатитысячный марш выступающих против обязательной вакцинации рабочих по мельбурнскому мосту; и самоубийство молодого человека, так и не сумевшего из-за локдауна увидеть умирающую бабушку.

– Почему вы решили ввязаться в эту битву? Теперь, имея возможность оглянуться назад, вы бы повторили этот опыт?

– Я был политическим комментатором в течение 12 лет и всегда проявлял особый интерес к вопросам свободы и прав человека, поэтому для меня было важно начать говорить, как только я осознал, что появление COVID-19 приведёт к чрезмерной, широкомасштабной реакции правительства, которая нанесёт вред всем нам.

Это случилось тогда, когда жителей Мельбурна больше не мог ни остановить, ни запугать этот уровень насилия. Я понял, что должен рассказать их историю. В действительности полиция направляла отряд по борьбе с терроризмом против безоружных гражданских лиц, стреляла резиновыми пулями и разъезжала по улицам на бронированном транспорте.

«Люди были напуганы, ведь следующим шагом могло стать использование боевых патронов».

Мы понимали, что подобное не исключалось, поэтому так получилось, что огромные массовые протесты прекратились ˂...˃, и на мгновение мы все испугались – вдруг это конец сопротивления? Но затем медсёстры, учителя и водители грузовиков начали проводить свои собственные небольшие акции протеста. Они делали это молча, в униформе и с табличками, на которых было написано, сколько лет они проработали медсёстрами или учителями ˂...˃, и полиция не могла их тронуть. Они [полицейские] понимали, что не могли открыть огонь, не выступив в роли жестоких агрессоров, которыми они и были, и здесь обычные жители Мельбурна их переиграли. И тогда я понял, что должен снять документальный фильм.

– Мы привыкли к тому, что политические партии пытаются добиться одобрения населения. Теперь кажется, что во всём мире это больше никого не волнует. К чему, по вашему мнению, это приведёт и кто за всем этим стоит?

– Нет сомнений в том, что идея, будто правительство существует «из народа, от народа и для народа», теперь мертва. Эти люди имеют своё собственное представление о том, что такое хорошо, и, похоже, их действительно не волнует, сколько из нас думают, что они неправы, или скольким из нас они причиняют боль. Я не думаю, что существует глобальный заговор, я просто считаю, что они реагируют на перевёрнутые политические стимулы, когда неинформированные избиратели вознаграждают их только за то, что они «что-то делают», пусть это даже и неправильно, и наказывают их за «бездействие», которое, быть может, было самым правильным. Они должны «что-то сделать», и, конечно, все они смотрят друг на друга в поисках идей о том, что предпринять, а затем пытаются превзойти в этом друг друга! Вот почему мы видим, что лидеры одновременно делают одно и то же ˂...˃. Все они повторяют друг за другом, и все подчиняются одним и тем же политическим стимулам.

– Вы обвиняете во всём, что случилось со штатом Виктория и Мельбурном, премьера Дэниела Эндрюса. По вашему мнению, за ним кто-то может стоять, или он копировал и применял европейские и американские ограничения?

– Я не исключаю возможности наличия более масштабного плана и в то же время не могу доказать, что он существует, однако это не имеет значения. Дело в том, что я могу повлиять на премьера Виктории, но не в силах ничего сделать с людьми, стоящими за ним (если таковые имеются), поэтому просто сосредотачиваюсь на том, что могу изменить, и я приложу к этому максимум усилий.

– Вы обнародовали реальные сцены полицейских арестов и насилия, которые не показывали по телевидению, эпизоды с бронированной техникой и военными, вышедшими против безоружных людей. Почему это стало возможным в такой демократической стране, как Австралия? Почему политики решили поддержать позицию премьера в борьбе с пандемией? И почему средства массовой информации не показали всю правду и не дали протестующим высказаться?

– Лично я считаю, что австралийцы слишком долго хорошо жили. Мы были настолько свободны – от войн, от экономических трудностей... Насколько я себя помню, мы действительно были счастливой страной. Но, как бы ни было замечательно, что нам так повезло, это сделало нас ленивыми, самонадеянными, мы решили, что это настоящая жизнь и что она никогда не изменится. Поэтому, когда появился новый вирус и средства массовой информации начали раздувать проблему (для повышения рейтингов и продаж), люди обратились к правительству за защитой. Мне стыдно за то, во что мы превратились. На мировой арене австралийцы всегда считались сильными, смелыми, уверенными в себе и независимыми ˂...˃. Мне горько об этом говорить, но ковид показал, что это не так. Мы напуганы, мы хотим, чтобы нас спасли, и мы передадим нашу свободу любому, кто пообещает позаботиться о нас.

– Уничтожение бизнеса. Разделение общества. Похоже на часть большого плана, который кто-то подготовил заранее. Что вы об этом думаете?

– Вполне вероятно, но дела могут обстоять и иначе. Я думаю, что у наших политиков есть «комплекс спасителя», и никакие потери не перевесят факт спасения жизней (по их мнению). Таким образом, разрушение не обязательно является частью плана, но вполне может быть «оправданной ценой» (как они это видят) за то, что они спасли нас. Но, с другой стороны, если бы существовал план и они действительно хотели бы разделить и обанкротить нас, то вряд ли можно было бы придумать лучший способ сделать это.

– Некоторые рестораны, церкви, пабы, спортивные залы и парикмахерские попытались нарушить запрет и продолжить работать в локдаун. Что вы можете сказать о бизнес-оппозиции? Эти попытки повторяются, или же всё было окончательно закрыто после многочисленных локдаунов?

– Предприятия и церкви, которые пытались открыться, были довольно жёстко закрыты. Были заведены уголовные дела, наложены огромные штрафы, правительство действительно жестоко обошлось с ними. Конечным результатом стало то, что очень немногие предприятия сохранили желание сопротивляться, хотя я уверен, что всё больше и больше компаний просто тихо не подчиняются. Они больше не делают это публичной позицией.

– В своём документальном фильме вы показали эпизод ареста беременной женщины. Они хотели, чтобы вы начали протестовать?

– Да, её «преступлением» была попытка организовать акцию протеста. Абсурдность ситуации заключалась в том, что в то время в этом районе не было ковида, поэтому как вирус мог распространяться? И протесты в этой местности тоже были вполне законными.

– Вам не кажется, что опасность и чрезвычайное положение помогли людям объединиться?

– Положительная сторона произошедшего заключается в том, что люди собираются и отстаивают свою свободу способами, которые ещё совсем недавно невозможно было представить. В течение последних 12 лет я так хотел увидеть страстных, увлечённых политикой людей! Чтобы это произошло, понадобилось нечто поистине ужасное, разрушительное и душераздирающее, и самое интересное, что именно благодаря этому люди становятся активными и борются за свободу. Остаётся надежда, что наступит светлое будущее и мы вернём наши права и свободы.

– В фильме вы рассказали о чрезвычайных полномочиях премьер-министра, способного заставить умолкнуть всех протестующих и несогласных. Как изменялось положение премьера с момента начала протестного движения и до сегодняшнего дня?

– Постепенно он проявлял всё большее ожесточение по отношению к протестам, и полиция, к сожалению, была только рада сделать за него грязную работу и стать его гестапо. В конечном счёте наступил момент, когда полиция сказала «хватит», и насилию пришёл конец. И это замечательно, но это не было заслугой премьер-министра. Если бы это зависело от него, насилие продолжалось бы и железная хватка его власти никогда бы не ослабла.

– Как изменились австралийцы за эти два года?

– Отчасти изменения были позитивными: всё больше людей проявляло интерес к вопросами свободы и прав человека. Отчасти они были негативными: многие люди боятся и с радостью отказываются от своих прав, если взамен правительство будет «обеспечивать их безопасность». Я думаю, что со временем будет происходить всё больше позитивных изменений в плане свободы.

«И мне кажется, что всё больше и больше людей начинает осознавать, что мы совершили ужасную ошибку, и что чрезмерная реакция на ковид так же плоха или ещё хуже, чем сам ковид, и что отказ от свободы и прав человека никогда не бывает хорошей идеей».

– С чем, по вашему мнению, в ближайшее время могут столкнуться россияне? Какой совет вы бы дали российским гражданам с учётом вашего личного опыта?

– Я бы призвал российский народ отстаивать свои права, несмотря ни на что. И не ждите, когда всё станет «действительно плохо», поднимитесь. Если вы будете ждать, то будет слишком поздно и вы не сможете подняться. Я бы настоятельно призвал российский народ перечитать Александра Солженицына и внимательно прислушаться к его предупреждениям. Не ждите и поднимитесь, пока вы ещё можете это сделать.

Рим