В 2030 году Россия будет праздновать 650-летие Куликовской битвы. Президент уже подписал распоряжение о начале подготовки к торжеству. Но ни в этом, ни в каком-либо другом документе не уточняется, что именно собирается отмечать страна – начало конца татаро-монгольского ига, как, ссылаясь на историков XIX века, учили в советской школе, победы, запустившей процесс формирования российской государственности, как говорят сегодня, или годовщину битвы, которая стала точкой сборки русской нации, как считал историк Лев Гумилёв.
Полную версию пятой книги проекта «Русский код» читайте в разделе «Спецпроекты».
Объединяет все эти версии одно – Куликовская битва стала символом чего-то чрезвычайно важного для российской истории и русского менталитета. Именно поэтому, продолжая спорить о том, в каких именно отношениях находились русские княжества с Ордой, было ли это игом, прообразом колониальной зависимости, протекторатом или какой-то специфической формой симбиоза, значение Куликовской битвы признают практически все.
Разночтения проявляются в терминологии, выстраивании аргументации, трактовке информации, содержащейся в источниках, и готовности акцентировать или игнорировать те или иные факты. Всё это влияет на выводы, к которым приходят историки, работающие в разных политических и идеологических парадигмах.
События, предшествовавшие Куликовской битве, и ход самого сражения хорошо известны из таких источников, как «Задонщина», Краткая и Пространная летописные повести, три редакции «Сказания о Мамаевом побоище», «Слово о житии великого князя Димитрия Иоанновича Донского» и монастырские летописи того времени.
В 1374 году Москва перестала платить дань Золотой Орде, а князь Дмитрий отказался подчиниться ордынскому хану Мамаю, передавшему ярлык на великое княжение Владимирское тверскому князю. С 1376 года начинаются военные столкновения между войсками Дмитрия и Мамая, завершившиеся в 1378 году разгромом крупного отряда Золотой Орды на реке Воже (притоке Оки) и захватом в плен нескольких видных военачальников.
В 1379 году хан Тохтамыш разбил Мамая, вытеснил его в причерноморские степи и сам стал ханом Золотой Орды. Весной 1380 года Мамай, заключив союз с главой Великого княжества Литовского Ягайло и рязанским князем Олегом и заручившись поддержкой обосновавшихся в Крыму генуэзцев, начал готовить поход на Москву. Князь Дмитрий тоже собирает войско, к которому присоединяются дружины других русских княжеств. Подготовка к сражению сопровождается, как свидетельствуют практически все источники, небывалым религиозным подъёмом. Князь Дмитрий получает благословение Сергия Радонежского и одерживает победу на поле Куликовом.
В контексте этой хронологии цели Мамая представляются очевидными: ему нужно наказать Москву за строптивость и превратить её в источник ресурсов для укрепления своих позиций. Литовский князь Ягайло стал союзником Мамая, потому что Великое княжество Литовское было заинтересовано в ослаблении Москвы, которая соперничала с ним за право объединить вокруг себя русские земли.
Мотивы остальных участников этого сюжета непонятны. В частности, нет внятного ответа на четыре важных вопроса.
Почему Мамая поддержали генуэзцы – только потому, что они находились в Крыму, на территории родовой вотчины Мамая? Почему для участия в битве пришли дружины других княжеств, ведь это была далеко не первая стычка Москвы с войском Мамая? С чем был связан религиозный подъём, охвативший русские земли перед Куликовской битвой? И, главное, почему все помнят Куликовскую битву, хотя русские одерживали победы над армиями Орды и до, и после неё?
В 1301 году князь Московский Даниил разбил войско Золотой Орды под Переяславлем-Рязанским и присоединил к Московскому княжеству Коломну, положив начало собиранию русских земель вокруг Москвы. В 1365 году Рязанское княжество победило Орду у Шишевского леса, в 1367 году Суздальское – в битве на реке Пьяне, в 1378 году Московское – на реке Воже. В 1472 году московский князь Иван (Иван III) разбил ордынское войско под Алексиным, и некоторые историки считают именно это событие, а не Стояние на Угре в 1480 году, концом власти Орды над Русью.
Длившаяся более двух веков зависимость русских княжеств от Орды не описывалась в русских источниках того времени словом «иго». Этот термин пришёл в Россию с Запада, где впервые появился в 1479 году в работах польского хрониста Яна Длугоша: «...Московский князь Иван (Иван III) сверг варварское иго». А понятие «монголо-татарское иго» ввёл в оборот немецкий историк Христиан Крузе. Он использовал его в вышедшей в 1817 году книге «Атлас и таблицы для обозрения истории всех европейских земель и государств от первого их народонаселения до наших времён».
Российские историки XIX века, как и все элиты того времени, были ориентированы на Европу, и именно с их подачи придуманные поляком Длугошем и немцем Крузе формулировки утвердились сначала в российской, а потом и в советской историографии. А название «Куликовская битва» было введено в историческую науку Николаем Карамзиным в его «Истории государства Российского».
В рамках этой прочно утвердившейся парадигмы Куликовская битва трактовалась как начало освободительной борьбы, которая через 100 лет завершилась освобождением от власти Орды, а религиозный подъём, которым сопровождалась подготовка к Куликовской битве, объяснялся угрозой насильственной исламизации Руси. Ещё одним важным в политическом плане соображением был тезис о том, что, сражаясь с Ордой, «Русь защитила Европу от нашествия варваров».
Факты, которые могли обрушить эту конструкцию, во внимание не принимались.
Например, известно, что, разбив Мамая, Дмитрий Донской тут же отправил к хану Тохтамышу гонцов с известием о победе, а это значит, что на Куликовом поле он воевал именно с Мамаем, а не с Золотой Ордой, ханом которой был Тохтамыш, и к борьбе с «варварским игом», которое продлилось ещё 100 лет, эта победа прямого отношения не имела.
Столь же неубедительно выглядит тезис о «мусульманской угрозе», сформулированный в первой половине XIX века митрополитом Макарием в его «Истории Русской Церкви». Эта тема уже 200 лет присутствует в исторической науке. Во второй половине XX века её пафосно развивал академик Дмитрий Лихачёв: «Победа объединённых сил русских княжеств ˂…˃ имела огромное значение для всего южного и восточного славянства; больше того – для всех народов Восточной Европы. Она произошла в момент наибольшего натиска на всё славянство Османского государства, с одной стороны, и Золотой Орды – с другой» (статья «Мировое значение Куликовской победы»).
При этом никаких убедительных подтверждений того, что Мамай был мусульманином и собирался насаждать эту религию на Руси, нет.
Более того, есть свидетельства, что в борьбе за власть он вербовал сторонников среди тех, кто был недоволен исламизацией Орды, которую начал в 1312 году хан Узбек. К тому же из многочисленных источников известно, что Орда весьма толерантно относилась к православию, потому что соблюдала кодекс Чингисхана, предписывавший уважать и бояться всех богов, чьи бы они ни были.
Основными игроками, действовавшими накануне Куликовской битвы в Восточной Европе, были Золотая Орда, которую со стороны Средней Азии подпирала империя Тамерлана, Византия, ещё остававшаяся оплотом православия, но так и не оправившаяся после захвата крестоносцами и испытывавшая давление со стороны османов, и направляемые Ватиканом рыцарские ордена, которые «огнём и мечом» насаждали католичество в языческих провинциях региона и служили опорой торговому союзу Ганзы, который объединял более сотни европейских городов – от Бергена (запад Норвегии) до Дерпта (эстонский Тарту).
После решения Византии открыть черноморские проливы для итальянских купцов (в ответ на помощь католического Запада в её борьбе с Османской империей) в акваторию Чёрного моря устремилось купечество Генуи, вытесненное Ганзой из Центральной Европы и рассчитывавшее проникнуть в Восточную Европу с юга. Генуэзские колонии платили налоги крымскому хану и активно развивались. К середине XIV века Генуя контролировала прибрежную территорию Крыма от современной Керчи до Инкермана.
Ганза пыталась зайти в русские земли с северо-запада. Она работала с Псковом и Новгородом, первый договор с которым был заключён ещё во времена Александра Невского. Генуя проявляла активность на юге. А Москва, торговая политика которой опиралась на давно сложившиеся экономические связи Руси (с её 85 городами) с Великим княжеством Литовским (в него входило около 80 славянских городов), контролировала материковый узел торговых путей.
На этом фоне в первой половине XIV века возникли два проекта собирания русских земель – московский и литовский.
Они были запущены практически одновременно дедом Дмитрия Донского Иваном Калитой (1288–1340) и дедом князя Ягайло, который «не успел» на Куликовскую битву, Гедиминасом (1275–1341). Быстрому усилению Москвы мешали соперничающие с ней русские княжества и Орда. Главной проблемой Литвы была её этническая и религиозная неоднородность. Элиты и большая часть коренного населения были язычниками; попытки литовских князей принять католичество и, войдя таким образом в Европу, защититься от натиска Ливонского ордена жёстко пресекались литовской знатью.
К концу 70-х годов XIV века 90 процентов территории Великого княжества Литовского составляли захваченные им земли (части нынешних Белоруссии, Украины и России), населённые давно принявшими православие славянами, которых окормляла Московская митрополия. Для ослабления религиозного влияния Москвы предшественник Ягайло, литовский князь Ольгерд, реализовал в 1376 году проект, отчасти напоминающий историю появления в 2018 году автокефальной православной церкви Украины.
Ольгерд добился от патриарха Константинопольского Филофея учреждения православной митрополии в Киеве, который был в это время приписан к Москве, рукоположения инока Киприана в сан митрополита Киевского и признания его права стать после смерти митрополита Московского Алексия его преемником. Князь Дмитрий пытался не допустить этого, но его ставленник архимандрит Митяй, отправленный в Византию «за рукоположением», умер (или был убит) по дороге.
Событийный ряд «куликовского сюжета» начался с того, что генуэзские купцы пообещали обосновавшемуся в Крыму Мамаю финансовую помощь в обмен на посредничество в переговорах с Москвой о предоставлении Генуе концессии на добычу мехов и торговлю на севере Руси, в районе Великого Устюга.
Несмотря на финансовую привлекательность этого предложения, московский князь отверг его по настоянию митрополита Алексия и преподобного Сергия Радонежского, который, если верить апокрифам, сказал, что «с латинянами никаких дел быть не может: на Святую Русскую землю допускать иноземных купцов нельзя, ибо это грех».
Интересы Генуи, сделавшей ставку на поставку в Европу русского меха, вступили в резонанс с устойчивым стремлением Рима насадить католичество в Восточной Европе.
В результате в Италии сложился союз, направленный на ослабление строптивой православной Москвы.
Генуэзские купцы, как следует из документов, хранящихся в архивах Генуи, оплатили подготовку военного похода Мамая на Москву, а папа Урбан VI выпустил серию энциклик о необходимости крещения славян, в том числе послание к магистру Ордена доминиканцев о «назначении специального инквизитора для Руси и Валахии».
На этом фоне достаточно подозрительно выглядят манёвры литовского князя Ягайло, который накануне Куликовской битвы практически одновременно заключил мирный договор с Ливонским орденом и военный союз с Мамаем. Такая синхронность вряд ли могла быть случайной. Как считают некоторые исследователи, «союзничество Ягайло и находившегося в Крыму, на расстоянии 1300 километров ˂...˃ от Вильно, Мамая едва ли обошлось без папской “координации” усилий на севере и на юге».
В сухом остатке получаем классическую схему политической спецоперации: главный демиург (в данном случае – Ватикан), решая свою стратегическую задачу (распространение католичества на Восток), передаёт подряд на тактические действия (разгром и ослабление Москвы) своему младшему партнёру (Генуе), который, в свою очередь, нанимает прокси, имеющего, как это часто бывает, и собственный интерес (Мамай); одновременно тот же демиург обеспечивает взаимодействие этого прокси с потенциальным союзником (литовский князь Ягайло), находящимся в зависимости от одной из сетевых структур демиурга (Ливонским орденом).
Этот базирующийся на более широком контексте и более объёмном пуле документов сценарий отличается от традиционной трактовки событий, связанных с Куликовской битвой, не только более сложной фабулой, но и тем, что содержит ответы на все вопросы и недоумения. Становятся понятны мотивы Генуи: она хочет торговать русским мехом и раздражена отказом. Причина религиозного подъёма в русских княжествах тоже понятна: люди поднялись на защиту своей веры. Этим же объясняется участие в битве других княжеств: угроза насильственного насаждения католичества заставила забыть о разногласиях и соперничестве.
Отсюда и долгое эхо Куликовской битвы в русской истории.
Это память о выборе православия и отвержении латинской веры, выборе Востока, который требует вещественной дани, но не покушается на веру и менталитет, и отвержении склонного к религиозному и ментальному насилию Запада, и выборе объединения перед лицом общей опасности.
Эти решения и память о них стали точкой сборки русской нации.
Или, как сказал Лев Гумилёв, «суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность – Московская Русь – стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения».
Разгром войска Мамая не только способствовал усилению Москвы, но и подтолкнул Литву к принятию католичества, а это положило конец её экспансии на русские земли. Москва стала единственной собирательницей русских княжеств, которые, как сформулировали свою позицию новгородцы, не хотели иметь дело с «латинянами погаными».
В итоге получается, что Куликовская битва одновременно запустила процессы формирования русского менталитета, русской нации и русской государственности. Именно это, судя по всему, будет праздновать Россия в 2030 году.
А это значит, что привычную концепцию пора менять на новую. Победа в 1380 году над Мамаем является не началом освободительной борьбы, а разгромом крымского хана, который взялся исполнить заказ Ватикана и Генуи. То, что у него были и собственные причины атаковать Москву, не так важно, потому что от Куликовской битвы в памяти народа осталась ёмкая и очень выразительная поговорка «Много нам бед наделали – хан крымский, да папа римский». Спустя 500 лет после событий 1380 года её обнаружил и записал этнограф Владимир Даль. В ней отразилась избирательность народной памяти: интриги Генуи и литовского князя забыты, остались только главный кукловод и тот, кто убивал.
Что касается старой, пришедшей из Европы формулировки «татаро-монгольское иго», её ещё в 2013 году предложили заменить на нейтральное определение «ордынское владычество», чтобы не акцентировать дихотомию «русские – татары», провоцирующую никому не нужные политические и националистические спекуляции.