«И грянет страшный русский ренессанс»

Появление понятия «ренессанс» в контексте культуры советского андеграунда второй половины 1980-х годов объясняется, судя по всему, тем, что снятие контроля 4-го («церковного») отдела 5-го управления КГБ над деятельностью Московской патриархии и пышное празднование в июне 1988 года тысячелетия крещения Руси вызвали подъём интереса к православию, появление новых православных общин, реставрацию заброшенных храмов, резкое увеличение числа крещений, венчаний и других церковных обрядов. Скачкообразный рост популярности РПЦ спровоцировал разговоры о «религиозном ренессансе». Но суть песни «Тупых» была в другом.

Пророческая энергетика русского рока

В разгар перестройки все хотели жить как на Западе, мечтали, чтобы СССР стал «нормальной страной», и говорили о демократии и общечеловеческих ценностях. Тогда же вышел фильм Сергея Соловьёва «Асса», заканчивавшийся хеппенингом под песню Виктора Цоя «Мы ждём перемен». Впереди были первые на альтернативной основе выборы в Верховный совет СССР и прямые трансляции заседаний Съезда народных депутатов, которые слушали дома и на работе, в автобусах и электричках. Казалось, что страна на полном ходу движется к демократии и с энтузиазмом вписывается в мировое сообщество.

И в это самое время солист «Тупых» срывающимся на визг голосом пел про то, как пребывающие в сладкой спячке русские амбалы вдруг встанут, встрепенутся и «замочат» (в первом куплете) европейцев, которые «всё прыгают, всё скачут», а потом (во втором куплете) – демократов, которые «кровь сосут и ноют», «с ума слетели» и «совсем уже обалдели». А после этого «грянет страшный русский ренессанс».

Источник: Ilya Bogatyryov/YouTube

Сегодня нельзя не признать, что образный ряд этой простенькой, в сущности, песни был пророческим: через четверть века скачущие европейцы превратились в прыгающий под крики «Кто не скачет, тот москаль» киевский Майдан, а ноющих и обалдевших демократов в России хватало во все времена. Но самое интересное состоит в том, что в своей реакции на перестроечный угар «Тупые» были не одиноки.

В том же 1988 году «Крематорий» выпустил альбом «Кома» (говорящее название) с песней «Мусорный ветер», ставшей визитной карточкой этой рок-группы. А в этом треке – полный набор ужасов постсоветской жизни: стихийные бедствия («плач природы, смех Сатаны»), цифровизация («вместо людей машины»), экологические проблемы («мёртвые рыбы в иссохшей реке»). И всё это не случайно, а «оттого, что мы любили ловить ветра и разбрасывать камни».

Источник: jicetowimat/YouTube

Через три года, осенью 1991-го, раздаётся вопль Юрия Шевчука «Что же будет с Родиной и с нами?», ставший прологом распада Союза и очень актуально звучавший на фоне октябрьских событий 1993 года. Затем появляется песня «Война» группы «Чёрный Обелиск», отразившая реакцию на беспредел в стране и вооружённые конфликты в бывших советских республиках:

В воздухе витает неосознанный страх,
Истинные ценности горят на кострах.
<...>
Трещины улыбок на подобиях лиц,
Ужас и бессилие из запавших глазниц.

Источник: jicetowimat/YouTube

В 1994 году та же группа выпускает ещё один альбом с песней «Я остаюсь», в которой есть всё: и безнадёжность («мы опять стоим, и в трюме вода»), и соблазн спастись путём релокации («ты опять твердишь, что надо бежать туда, где не качает, сухо и есть чем дышать», и отказ от этого решения («чтоб стоять, я должен держаться корней, и я остаюсь там, где мне хочется быть»).

Но безнадёжность никуда не делась, и в 1996 году в очередном альбоме «Крематория» появляется песня «2001 год»:

…я бегу по дороге, разинув рот,
А за мной по пятам катятся танки.
<...>
Я один из тех, кто затерялся в толпе.
<...>
Но я так бы хотел встретить живым 2001 год.

«Новые песни придумала жизнь…»

В русском роке были не только такие настроения. В 1990-х он покрыл все направления. В нём была и пронзительная любовная лирика, и разухабистое веселье, и многое другое. Он занял не только своё пространство, но и нишу советских бардов, которые начали уходить задолго до перестройки. В 1977 году в Париже погиб Александр Галич, придавший бардовской песне гражданский, антисоветский пафос. В 1980-м умер всенародный любимец Владимир Высоцкий. В 1984 году не стало Юрия Визбора, одного из основателей жанра бардовский песни.

Булат Окуджава ушёл в 1997 году, но после распада Союза он практически не писал, а в 1990-х от него отвернулась часть поклонников. Причиной стала его политическая позиция.

А в 1995-м после рейда в Будённовск банды Шамиля Басаева популярный бард назвал этого террориста «единственным, кто смог остановить эту бойню».

Евгений Клячкин, известный песнями на стихи Иосифа Бродского, уехал в 1990 году в Израиль. Его последний концерт в СССР состоял преимущественно из уже разрешённой антисоветчины, а на просьбу спеть из «Шествия» (Бродского) он ответил, что «ничего из Бродского не помнит». А эти 13 романсов были лучшим, что он написал за всё время. В общем, всё получилось именно так, как он спел в начале концерта, горько и больно: «Я прощаюсь со страной, где прожил жизнь – не разберу чью».

Бардовская песня не исчезла, но с уходом мэтров, которые подняли её на достаточно высокий уровень, она вернулась к посиделкам у костра, в чём можно убедиться, посетив Грушинский фестиваль, которому в этом году исполнилось 55 лет. А рок вышел на большую сцену и собирал по 100–200 тысяч зрителей на ежегодных фестивалях «Нашествие» и десятки тысяч на других мероприятиях.

2019 год. Юбилейный музыкальный фестиваль «Нашествие».Фото: Александр Рюмин/ТАСС

Сегодня, когда страна воюет, творческая страта раскололась ещё глубже. Носители цветущей сложности, такие как тот же БГ (Борис Гребенщиков признан иностранным агентом по решению Минюста РФ) или «Би-2», уехали из страны вслед за поп-звёздами эстрады. Большинство появляющихся в последнее время песен в чём-то проще и жёстче. Таких наворотов, как в творчестве уже покинувших этот мир Сергея Курёхина, известного своей формулой «Ленин – гриб», или Егора Летова, ставшего одним из идеологов Национал-большевистской партии (запрещена в России, прекратила своё существование) Эдуарда Лимонова, в них нет.

Но нет и энергетики, которая была у простых по смыслу, но эмоциональных хитов, таких как песня группы «Белый орёл» про систему «Град», Путина и Сталинград или манифест Александра Маршала на стихи Владимира Кобеца «Я русский. Я тот самый “колорад”».

Определённую роль играло и то, что первая из этих песен появилась на фоне успехов во второй чеченской войне, а вторая была ответом на события в Донбассе и всплеск антироссийской пропаганды на Западе.

Год назад Гарик Сукачёв собрал более 20 известных музыкантов и в ответ на массовый отъезд из страны деятелей культуры реанимировал песню «Я остаюсь». А панк про «страшный русский ренессанс» накладывают сегодня не на картину декаданса с Дуней Смирновой в чёрном декольте, а на видеоряд с танками и ракетами. Но энтузиазма эти ролики не вызывают. Перестроечная лихость осталась в прошлом, а нового всплеска пассионарности нет.

Конечно, хотелось бы надеяться на русский ренессанс, но за полтора года военной спецоперации, ход которой порождает не только разочарование, но и остающиеся без ответов вопросы и недоумение, энергетический запал её первых дней, когда многие с облегчением подумали: «Наконец-то решили ответить», постепенно сходит на нет.

Сегодня самым популярным автором и исполнителем песен стал Shaman. Его песни «Я русский», «Встанем», «Моя Россия» заводят молодёжь, которая реагирует главным образом на ритм. Но в них есть и вполне актуальный и, можно сказать, правильный смысл:

…меня не сломать,
И всё потому, что
Я русский, я иду до конца. <...>

Встанем,
Пока с нами рядом Господь
И истина с нами. <...>

Сердце я не предам,
Знаю, я всё отдам,
Чтобы жила моя Россия. <...>

Клипы на эти песни собирают миллионы просмотров, зрители на концертах неистовствуют. Проблема однако состоит в том, что их смысловой посыл и образный ряд пугающе просты. В них нет пророчеств и открытий. Они бьют по эмоциям и практически не затрагивают душу.