«Мы тратим деньги, которых у нас нет, на вещи, которые нам не нужны, чтобы произвести впечатление на людей, мнение которых нам не интересно» – эта описанная американскими учёными модель современной экономики работала десятки лет, позволяя странам «золотого миллиарда» богатеть. Но век сверхпотребления подходит к концу: череда негативных событий знаменует приход глобального финансового кризиса, после которого в мире появятся новые центры силы.
В Пакистане правительство призвало граждан пить меньше чая: вместо трёх кружек в день одну. На Шри-Ланке премьер-министр объявил о крушении экономики и посоветовал чиновникам начать возделывать огороды. В Африке и на Ближнем Востоке готовятся к голоду, и даже в Швейцарии, которая много лет была символом благополучия, президент попросил граждан экономить на поездках, отоплении и продовольствии. Так на бытовом уровне выглядит наступающий в мире финансовый кризис. Фондовые рынки падают, высокотехнологичные компании дешевеют, так называемые спасительные активы больше не помогают сохранить сбережения.
Самый сильный удар по мировому финансовому порядку нанесла совсем не специальная военная операция России на Украине, а меры по борьбе с коронавирусом. Тот факт, что целые страны и даже регионы закрывались на карантин, останавливали производства и печатали деньги, чтобы поддержать привычный уровень жизни, не мог не сказаться на здоровье мировой экономики.
Последовавшая за антиковидными ограничениями санкционная война с Россией из-за Украины привела к разрушению логистических цепочек, кровеносной системы глобализации.
Воздушный транспорт, морские контейнерные перевозки, железные дороги и трубопроводы, которые связывали воедино производителей и поставщиков по всему миру, начали терять свою эффективность.
Транснациональные корпорации, чей успех напрямую зависел от глобального разделения труда, начали терпеть убытки и сокращать производства. Всё это вызвало глобальную инфляцию, которую усугубляет энергетический кризис.
Его признак – резкий рост стоимости нефти и газа, на котором сейчас зарабатывают страны-экспортёры. Однако такое ралли на энергетических рынках не будет продолжаться вечно, так как небывалые цены на основные энергоносители по цепочке увеличивают издержки производителей и снижают конкурентоспособность экономики. Это, в свою очередь, приводит к сокращению производства, а значит, и потребления ресурсов.
В Европе уже началось падение потребления газа. Главным образом оно наблюдается именно в промышленном сегменте, который использует газ для производства высокомаржинальной продукции. На его долю приходится 137 из 550 млрд кубометров ежегодно.
Злую шутку с Европой сыграла либеральная модель энергетического рынка, когда 100 процентов газа покупалось на бирже, а не по долгосрочным контрактам.
Развивая такую систему, европейцы надеялись вынудить поставщиков голубого топлива конкурировать между собой, предлагая лучшую цену, но в условиях постковидного восстановления производства в Азии спрос на газ так вырос, что взвинтил цены. Параллельно с этим Европа самоотверженно развивала возобновляемую энергетику, сокращая традиционную генерацию, из-за чего не смогла оперативно заместить слишком дорогой газ.
В итоге европейская промышленность не выдерживает текущих тарифов, и чем сильнее они будут расти, тем быстрее будет сокращаться потребление газа. Такие же прогнозы можно сделать и по европейскому спросу на нефть. Показательно, что после подорожания автомобильного топлива рядовые потребители уже меньше заправляются.
Долгосрочные последствия этого тренда могут быть ещё более значительными.
Слишком большие расходы на производство могут привести к деиндустриализации Европы, когда крупные концерны будут закрывать свои заводы и переводить производства в регионы мира с меньшей стоимостью энергии.
Под угрозой остановки уже оказались заводы одного из крупнейших в мире химических концернов BASF в Германии. Речь идёт о прекращении работы комплекса из 200 предприятий.
Экономисты и социологи предупреждают: рост цен на топливо и сырьё – самые опасные формы инфляции, так как они запускают рост цен на продовольствие. А когда дорожают продукты питания, люди выходят на демонстрации.
Сейчас в зоне риска находятся развивающиеся страны с неустойчивой экономикой и большой долей бедного населения. В самое ближайшее время волнений стоит ожидать, например, в Иордании и Египте, которые полностью зависят от импорта продовольствия и углеводородов. У этих стран расшатанная финансовая система и высокий процент молодого безработного населения, которому нечего терять. Вооружённые столкновения демонстрантов с полицией уже происходят на Шри-Ланке, где рухнула экономика. Протесты не прекращаются в Перу, а в Индии толпы вышли на улицы, выступая против сокращений в вооружённых силах. Экономика Лаоса находится на грани дефолта, а в Колумбии средний чек в магазинах вырос в два раза.
Риски обрушения оцениваются как очень серьёзные даже для богатых нефтью и газом монархий Персидского залива, у которых будут деньги, но не будет возможности вовремя и в необходимом объёме запастись продовольствием.
Неслучайно в таких знаковых журналах, как Foreign Affairs, печатаются статьи под заголовком «Конец Ближнего Востока».
Угрозу голодных бунтов можно использовать для манипуляции властями. Получившие контроль над запасами продовольствия государства смогут диктовать свою волю всем прочим. Сейчас активно идёт борьба за зерно с Украины; можно допустить, что его будут продавать в первую очередь тем странам, которые охотнее поддержат антироссийские санкции. Либо, как в случае с монархиями Персидского залива, согласятся существенно нарастить добычу углеводородов, чтобы заместить выпадающие объёмы российского сырья.
Раньше, чтобы стабилизировать свою экономику и снизить социальную напряжённость, государство могло взять в долг, но сейчас для многих правительств такой опции нет: им не хватает денег на обслуживание уже взятых кредитов, проценты по которым для них выше, чем для стран со стабильной экономикой. В среднем в бедных государствах соотношение государственного долга и ВВП составляет почти 70 процентов. Прежде эти затруднения сглаживали за счёт программ рефинансирования, однако теперь крупнейшие банки (в основном американские), фиксируя рост риска невыплат по займам, будут сокращать дополнительные кредитные линии и выводить деньги с развивающихся рынков.
По оценкам Международного валютного фонда, 41 страна находится в долговом кризисе. Выход из него, вероятно, будет осуществляться по простой формуле: обмен долгов на собственность и независимость, при котором государства поступятся суверенитетом, корпорации – капиталом, а граждане – ещё и некоторыми своими правами в пользу тех, у кого деньги есть.
Очевидно, что такие игроки смогут собрать солидный урожай, ведь общий долг в мире уже достиг колоссальной суммы, равной 300 трлн долларов.
Вся модель современной экономики предполагала рост именно за счёт кредитов, но впереди время снижения долговой нагрузки, поскольку центробанки по всему миру для борьбы с инфляцией повышают ключевую ставку, увеличивая стоимость денег.
Не повышать ставку, например, Федеральная резервная система США не может – американской финансовой системе очень вредят отрицательные проценты по депозитам. Они возникают оттого, что при инфляции в 8,5 процента банковский вклад под обычные 1,5 процента годовых дешевеет с каждым годом на 7 процентов. Похожая ситуация наблюдается в той или иной степени во всех развитых странах, а это значит, что мир погружается в такой кризис, в котором прежние спасительные инструменты, такие как количественное смягчение (проще говоря, раздача дешёвых денег) или повышение ключевой ставки, больше не работают.
В теории это должно привести к тому, что люди и компании будут меньше занимать, то есть меньше потреблять и меньше производить. Из-за этого начнётся закрытие предприятий, что снизит конкуренцию и спровоцирует ещё большее повышение цен, из-за которого потребление упадёт ещё сильнее. Правда, пока даже в развитых странах долг домохозяйств, корпораций и государств продолжает увеличиваться, так как, чтобы его сокращать, необходим рост прибыли.
В современной модели экономики собственники капитала и средств производства почти не делятся прибылью ни со своими гражданами, ни со своими государствами. Этому способствует автоматизация и перенос производств в места, где рабочая сила крайне дешева.
С одной стороны, такая схема позволяет снизить долю человеческого труда в стоимости любого продукта, с другой – приводит к безработице в развитых странах.
Кроме того, крупнейшие корпорации почти не платят налогов, так как в совершенстве овладели инструментами их оптимизации через офшоры и другие схемы. Например, такие технологические гиганты, как Amazon, Yahoo! или Google, платят всего лишь от 1,5 до 5 процентов налогов, в то время как корпоративный налог на Западе достигает 30 процентов.
Всемирный банк в своих справках указывает, что за последние 50 лет в мире наблюдались четыре волны накопления долга, три из которых закончились кризисами – например, последний такой мощный шок был в 2007–2008 годах. Сейчас идёт четвёртая волна, которую называют самой большой и опасной.
Потребительские цены сейчас растут, а вот биржевые показатели, наоборот, всё чаще находятся в красной зоне. Аналитики отмечают, что на глобальных рынках начали сдуваться пузыри, раздутые активным печатанием денег. У инвесторов всё меньше свободных средств, а самое главное, почти нет веры, что с помощью вложений эти средства можно приумножить.
Недавно наблюдалась парадоксальная ситуация, когда такие компании, как Apple, Facebook (признана организацией, причастной к экстремистской деятельности, и запрещена на территории РФ) или Tesla, которые были убыточными из квартала в квартал, показывали рост стоимости своих акций.
Так работало негласное правило биржевых игроков: «Что бы вы ни купили, всегда найдётся больший дурак, который купит у вас это через какое-то время ещё дороже».
Но подобная ситуация возможна лишь в растущей экономике, и как только предложение денег начинает сокращаться, происходит ускоренная распродажа активов. Наиболее ярко эта тенденция проявилась на рынке криптовалют, где за несколько недель исчезло более триллиона долларов.
В криптоиндустрию инвесторы стали вкладываться после того, как до невозможности разогнали цены на фондовом рынке и в сфере недвижимости. Под видом инновационного инструмента для инвестиций финансистам предложили нести деньги в типичную пирамиду, основанную на вере в рост и постоянном притоке новых средств.
Стоимость криптовалют изначально гарантировалась лишь заявлениями компаний, которые их выпускали, никаких реальных активов за ними, как правило, не было. Сверх того, большая часть индустрии цифровых активов состоит из тесно взаимосвязанных компаний и частных лиц, несколько процентов игроков рынка владеют львиной долей активов и, соответственно, могут легко манипулировать их стоимостью.
Даже сама инновационность технологии блокчейн, лежащей в основе криптовалютной индустрии, оказалась обманом. Некоторые эксперты отмечают, что это не новое изобретение, а просто ещё один способ бухучета, когда вместо дебета и кредита в ходе передачи средств каждый участник фиксировал у себя на компьютере эту транзакцию. Негативным фактором было то, что, пока все участники не записали на своих компьютерах одну операцию, было невозможно начать следующую. Создавалась ситуация, при которой тысячи компьютеров обрабатывали одну запись, причём самые мощные, выполнив свои операции, ждали самые слабые.
Кроме того, блокчейн очень энергозатратен: одна только сеть биткоин потребляла больше энергии, чем, например, Нидерланды, Аргентина или Украина.
На одну транзакцию биткоина тратилось почти 1,5 киловатт-часа энергии – столько же, сколько нужно было в сетях Visa и Mastercard, чтобы провести 100 тыс. транзакций.
Сейчас, в условиях кризиса, когда энергоэффективность вышла на первый план, это непростительная расточительность.
Но финансовые власти всего мира много лет закрывали глаза на подобные махинации, а крупнейшие мировые банки охотно этим пользовались, что наводит на подозрения о намеренном раздувании криптовалютного пузыря ради того, чтобы «сжечь» в нём лишние напечатанные деньги – тот самый триллион долларов, вложенный в эти виртуальные (если не сказать игрушечные) активы.
Как мы видим, это не дало людям, которые заработали на криптовалютах, обналичить свои средства и использовать их для покупки реальных активов. Такое горькое лекарство, с одной стороны, снизило инфляцию, с другой – ударило по тем инвесторам, которые когда-то купили в кредит условные биткоины, а теперь лишились своих активов, оставшись с долгами под растущие проценты.
В наступающем кризисе всё, что считалось инновационным, перспективным и крайне прибыльным, теряет привлекательность. Капитализация тех же IT-компаний, которые обеспечивают поиск в интернете или транслируют фильмы и музыку, может достигать триллионов долларов, но их нельзя, условно говоря, съесть, переработать во что-то нужное или сжечь, чтобы получить энергию. В переломные времена ценятся реальные ресурсы, что выводит на первый план те страны, которые их контролируют. Есть мнение, что главными бенефициарами от всего происходящего в экономике окажутся индустриальные и ресурсные государства, в частности Китай, Индия и Россия.
Азиатские страны находятся в самом выгодном положении, поскольку там в процессе международного разделения труда были сконцентрированы значительные промышленные мощности, а Россия обладает огромными энергетическими и аграрными ресурсами.
Таким образом, вместе наши страны производят и то, что требуется для удовлетворения базовых потребностей человека (продукты питания), и то, что повышает качество его жизни (например, автотранспорт).
Это делает позиции Китая, Индии и России в условиях кризиса более выгодными, чем положение любой экономики, в рамках которой значительная часть ВВП формируется за счёт сферы услуг или продажи контента. Конечно, слом старой формации – это серьёзный кризис, который так или иначе ударит по всем странам мира. Однако у реальных экономик в целом больше шансов не только выдержать удар, но и занять лидирующие позиции в зарождающейся финансово-экономической системе.
29 июня 2022