В нобелевской речи в Осло Дмитрий Муратов инициировал создание международного трибунала против пыток. И хотя лауреат сделал оговорку, что задачей такой организации видит сбор данных о применении пыток в разных частях света и различных государствах, с тем чтобы «установить палачей и их хозяев», но понятно, что в первую очередь имелась в виду Россия, в которой система ФСИН оскандалилась на весь мир беспрецедентным пыточным конвейером.
Не удалось бы общественникам похитить видеоархив и переправить его за кордон, не случилось бы и столь масштабного скандала. С другой стороны, не пытали бы в тюрьмах и СИЗО под видеозапись – и рисков утечки было бы куда меньше, да и доказать массовость явления оказалось бы гораздо сложнее, а больше было бы возможностей отпереться и сказать, что такие вопиющие случаи единичны и не являются характерными для пенитенциарной системы. А если бы вообще никого не пытать, а обходиться с арестантами и сидельцами по букве закона, то и вовсе не было бы проблемы, а Муратову пришлось бы говорить в нобелевской речи о других вещах, клеймить по другим поводам.
Между тем пытки и их последствия в виде широкого резонанса становятся для российской власти вызовом, сравнимым почти что с угрозой НАТО.
Накануне нобелевского выступления Муратова пыточный вопрос стал такой же частью публичной президентской повестки, как и недавний разговор с Байденом о «красных линиях».
Признав наличие проблемы, российский лидер высказался за системный подход к её преодолению.
Колесо государственной машины уже закрутилось в направлении, указанном президентом. Уголовные дела в отношении ряда должностных лиц, причастных к пыткам, возбуждены и расследуются. Прежний глава ФСИН Калашников, при котором многосерийное кино про особенности национальной дыбы утекло из ведомственных кинозалов на широкий международный экран, был спешно уволен. Засуетились и законодатели, активно продвигающие специальный закон против пыток. Ситуация наверняка будет способствовать дальнейшей цифровизации отечественных острогов с опцией удалённого видеоконтроля за происходящим в темницах и вывода тюремных стримов непосредственно на мониторы начальства ФСИН, а то и на ноутбуки прокуроров с чекистами.
Однако как слово не воробей, так и пыточная документалистика из России не блокбастер, над драматическими перипетиями которого массовый зритель поохал бы, повздыхал, да и забыл.
Кино «Из России с любовью к пыткам» будут смотреть долго, с разных ракурсов и в разных аудиториях, включая и дипломатические, и такие, которые рады любому поводу бросить камень в российское государство, а заодно и в страну в целом. С этой точки зрения громкая история с пытками – похуже ракет Североатлантического альянса: не продвигать её близко к границам РФ от Байдена не потребуешь, гарантий нераспространения не получишь, на происки иноагентов не спишешь, введением QR-кодов и вакцинацией не блокируешь. А тут ещё нобелевский лауреат Муратов взял да отлил проблему буквально в бронзе, вытолкнув на уровень международного трибунала. В общем, соль на раны была насыпана по всем правилам большой политики.
Муратову, конечно, известно, что домашние силовики с депутатами и без внешних подсказок устраняют последствия перегибов в ФСИН, а обновлённая Конституция на всякий случай закрепила приоритет суверенного суда над международным, поэтому предложенный нобелевским лауреатом большой трибунал со штаб-квартирой где-нибудь на дальних зарубежных перекрёстках вряд ли возымеет влияние на российские реалии и подходы. Разумеется, гипотетически в таком международном трибунале против пыток российские представители могли бы и припомнить партнёрам жертв Гуантанамо, и заново пересмотреть пытки в застенках гестапо с возбуждением новых уголовных дел по линии Следственного комитета. В общем, такой инициированный Дмитрием Муратовым институт в определённом смысле представляется инструментом обоюдоострым для всех участников нынешнего геополитического противостояния. Однако ложка дорога к обеду, яичко – к Христову дню, вот и идея международного трибунала явилась не к годовщине открытия печально знаменитой американской тюрьмы для иностранных экстремистов, которая на будущий год отметит своё 20-летие, а аккурат к очередной волне скандала с пыточным конвейером в российской неволе.
Конечно, умолчи Муратов о проблеме с пытками – и партнёры заподозрили бы российские власти в совсем уж нехороших планах, что было бы ещё хуже, чем декларированная лауреатом затея международного трибунала над «палачами».
А так хотя бы получилось, что российский лауреат не только не отказался от Нобелевской премии, как Пастернак, но и свободно прибыл в Осло, да ещё и сказал зажигательную речь, которую перед выездом наверняка не согласовывал с властями.
Безусловно, в идею трибунала Муратов не только вложил свою приверженность общечеловеческим ценностям и неприятие насилия, но и упаковал увесистый кирпич, который полетел в огород российской власти. Главное, чтобы в ответ этим кирпичом не сыграли в пинг-понг и чтобы хватило выдержки и мудрости распорядиться им так, чтобы он стал камнем примирения, а не дальнейшего раздора и манипуляций.