Маленькое подвальное помещение с тихим ламповым светом завалено вещами и обувью. В коридоре – детская коляска, в углу – одеяла и куртки, на манекене – свадебное платье. В одной комнате – старый диван и десятки пакетов с гречкой, макаронами и масло, в другой – деревянный стол, вокруг которого столпились люди. Одни – волонтёры и сотрудники благотворительного фонда «Сердце Севастополя», другие – беженцы и вынужденные переселенцы из Херсонской, Запорожской, Харьковской областей, с Донбасса. Все они приезжают в Крым в поисках мирной жизни и надежды, спасаясь от бомбёжек, боли и страха.
Точное количество беженцев и переселенцев в России узнать сложно – официальной статистики нигде нет. Согласно открытым данным ФСБ о пересечении границ, с начала 2022 года до середины 2024-го на территорию Российской Федерации въехали более 2,6 млн украинцев, по понятным причинам, вероятнее всего, их можно квалифицировать как беженцев. С определением количества временных переселенцев с новых территорий ещё сложнее. По данным ТАСС, которое ссылается на анонимный источник в силовых структурах, уже к декабрю 2022 года общее количество людей, спасающихся в России от военных действий, достигло 5 миллионов. Значительная часть из них едет в регионы, близкие географически и ментально. Волонтёры рассказывают, что этот поток не иссякает до сих пор.
– Мы помогаем беженцам и вынужденным переселенцам в рамках президентского гранта. С людьми работают юрист, специалист по социальной работе, который помогает сориентироваться в социально-правовом поле РФ, и психолог. Кроме того, из гранта мы закупаем продуктовые наборы, в которые входят гречка, макароны, подсолнечное масло, овощные консервы, сахар, чай, мука, вафли. Первый раз, когда я подавала заявку на грант, писала запрос на 200 продуктовых наборов, в прошлом году подумала, что поток беженцев уже не такой большой – многие в другие регионы разъехались, и снизила до ста. Но народу всё больше и больше, – рассказывает президент благотворительного фонда «Сердце Севастополя» Наталья Чернова.
Продуктовый набор семьи получают раз в месяц.
Закупка бытовой химии, предметов быта, одежды и обуви в рамках гранта не предусмотрена, но этим фонд обеспечивает тоже. Активно помогают и сами севастопольцы.
– Справляемся адресными историями – контент-менеджер анкетирует человека, описывает его трудную жизненную ситуацию и выкладывает в соцсети. Уже не раз было такое, что мы собирали на лекарства, на аренду жилья, кто-то привозит мебель, кто-то помогает с ремонтом. У нас более 150 семей с несовершеннолетними детьми, и ещё больше десяти женщин уже родили. Мы обеспечили их детскими колясками, кроватками и прочим. Есть семьи с лежачими инвалидами – им регулярно помогаем подгузниками. Севастополь – очень неравнодушный город. У нас не было ни одной адресной истории, чтобы люди остались равнодушны и не помогли, – отмечает волонтёр.
За помощью к севастопольцам обращалась и переселенка из Херсонской области, мама троих детей Янина Купка. Она купила квартиру по херсонскому сертификату, но денег хватило только на жильё без ремонта. Неравнодушные люди помогли вставить окна и закупить некоторую мебель. Стиральную машину, холодильник и плиту Янина взяла в кредит.
Сейчас женщина живёт только на детское пособие и помощь от фонда – она приехала в город уже беременная вместе со старшими детьми и тяжело больной мамой, которая умерла через месяц после рождения внука. Работала до последнего, но после родов денег не хватало ни на еду, ни на подгузники.
Янина говорит, что очень долго не могла оставить родное село, но там стало слишком опасно из регулярных обстрелов.
– В Херсонской области, с левой стороны Днепра, в старинной деревне Князе-Григорьевке у нас был свой большой дом. Мы прям над Днепром жили – километр до воды: красиво было, очень красиво… А сейчас с правой стороны – Украина, а слева – Россия. Бывает ничего – тишина, а бывает лупят так, что не знаешь куда деться. Очень тяжело, конечно. Обидно, больно. У нас нет же никаких стратегических объектов, обычная деревня! И так больно, что свои против своих. Деревня сейчас опустела, одни старики остались, – рассказывает женщина, едва сдерживая слёзы.
Женщине пришлось развестись с мужем – в конфликте он и её родной брат поддерживают Украину, а её считают предательницей.
Говорит, что у неё нет обиды и злобы по отношению к ним. Но слышать такое от родных людей больно.
Не хотела покидать родной дом и семья пенсионера из Славянска Валерия Ладыгина. Бои и бомбёжки 2014 года он и его жена, инвалид первой группы, пережили дома, но в апреле 2022-го украинские власти города начали принудительную эвакуацию населения из-за наступления российских войск. Им пришлось уехать. Удалось прорваться на российскую сторону, к Оскольскому водохранилищу, где у семейной пары был свой небольшой домик.
– Пробыли там полгода. Осенью пришли уже российские военные и объявили эвакуацию. Сказали, будут сильные бои, и оставаться там нельзя. Кинулись выезжать – а куда? Телефонов нет, связи нет. В Славянск нельзя. Связался с родственниками, решили ехать в Севастополь. За полчаса собрались и поехали. А там, на Осколе, где наш домик, весь район сгорел – 1100 домов, – рассказывает пенсионер.
Мужчина не падает духом, пытается шутить и не даёт помочь ему донести до остановки тяжёлую сумку с продуктовым набором. Говорит, сам.
Только вздыхает, что пенсионное удостоверение севастопольца ему не дают, поскольку нет временной регистрации, за проезд в общественном транспорте приходится платить.
Денег едва хватает: за аренду квартиры надо отдавать 30 тыс. рублей, а пенсию назначили минимальную – трудовая книжка сгорела в оскольском доме. Если бы не помощь сына, не выжили бы.
– Мы с женой живём надеждой. Всё ждём, когда закончатся бои и можно будет вернуться в родной Славянск. Пешком туда пойдём, – шутит Валерий Иванович.
Наталья Чернова говорит, что проблема с жильём для беженцев и переселенцев – одна из самых острых. Например, не всё гладко с херсонскими сертификатами. Несмотря на то, что механизм отлажен и купить квартиру по этому документу можно было без юридических сложностей, всё упиралось в деньги – суммы в 2,9 млн рублей на человека на достойное жильё в Крыму не хватало.
– На покупку жилья в Севастополе одного сертификата мало. Те, кто остаются здесь, складывают два–три сертификата – например, мать и дочь. У нас в проекте таких несколько человек. Две семьи съехались жить в одну маленькую квартирку. Проще им конечно на эти деньги купить дом где-нибудь в селе, но люди не очень хотят – в Севастополе работа, инфраструктура, школы, сады, больницы, кружки, – поясняет волонтёр.
Херсонцам ещё повезло. Жителям другим регионов, лишившимся жилья из-за бомбёжек, приходится ютиться в пунктах временного размещения или самим, как Валерий Ладыгин, снимать квартиру.
До сих пор остро стоит для переселенцев и беженцев и вопрос с временной регистрацией, который нужно решать в индивидуальном порядке – через знакомых или неравнодушных людей.
Как правило, крымчане не спешат прописывать у себя незнакомых.
Все эти бытовое проблемы усугубляют и без того сложное психологическое состояние людей, говорит практикующий психолог Мария Вертилинская, работающая с беженцами уже несколько лет.
– Мы начали классифицировать переселенцев. Первая группа – те, кто покинул опасные районы, например Мариуполь, во время наиболее активных боевых действий. У них было сильное стрессовое состояние – не могли нормально спать, ходить, всё время боялись. Вторая волна – Херсон. Они не испытали того, что мариупольцы, но у них другая проблема – они жили несколько месяцев в подвешенном состоянии. Не делали никакие документы, потому что думали, что вернутся. У них проблемы с адаптацией. Третья категория – люди, которые сейчас едут с украинских территорий или тех, где идут бои. Это Харьковская область и Донбасс. Они поначалу просто ждали, потом надеялись вернуться, потом уже не надеялись... Почти у всех встречается посттравматическое стрессовое расстройство, не в клиническом смысле – это диагноз ставит психиатр, мы называем так условно, – поясняет психолог.
Как рассказывает Мария Вертилинская, у людей ярко выражено расстройство адаптации, часто – апатия, депрессивность и потеря смысла жизни. Человек привыкает к неопределённости, утрачивая на какое-то время способность критично мыслить. Малейший стресс сбивает его, подключается психосоматика: кому-то снятся кошмары, у кого-то бессонница. У пожилых людей остро выражено состояние одиночества.
Но наиболее уязвимая категория – дети младшего школьного возраста.
– Я рекомендую родителям не обсуждать при детях никакие военные реалии или травматические события. Маленькие поначалу боялись – под стол прятались, не спали, но в целом довольно быстро вернулись к привычной жизни. А вот у детей чуть старше присутствуют страхи и тревожность. Кроме того, некоторые сталкиваются с буллингом в школе из-за того, что они плохо пишут по-русски или разговаривают с характерным украинским акцентом. Но, конечно, тяжелее всего тем, кто потерял близких, особенно детей. Они могут переживать потерю отложено – например, насущная проблема выжить вытесняет стресс от потери близкого. Но таким людям нужна постоянная поддержка, потому что это прорвётся всё равно, – говорит психолог.
Почти все волонтёры – это вчерашние беженцы. Волонтёр Анна когда-то приехала из Волновахи, Ольга – из обстреливаемого района Донецка, Даяна – из Ровеньков. Они проводят в фонде всё свободное время. Ещё одна девушка, чья семья бежала из зоны боевых действий несколько лет назад, – парикмахер, она бесплатно делает переселенцам стрижки и укладки.
– Мы здесь как одна семья. Хочется всем помочь, как нам когда-то помогали. Каждый, кто приходит, ищет прежде всего моральную поддержку. Есть очень страшные истории. Из Харькова довольно много людей. Но только женщины, мужчины не добираются. Был момент, когда был коридор – Купинск. Когда была там Россия, по этому коридору выезжали. Есть семьи, которые видели, как украинцы расстреливают колонны машин, которые едут в Россию. У женщины из такой колонны, с которой сейчас работает наш психолог, потеряна от страха речь. Есть люди с оторванными конечностями, люди, которые потеряли близких под завалами, те, кто ищут без вести пропавших родных, кто похоронил детей, – рассказывает Анна.
– Морально невыносимо тяжело, потому что каждую историю пропускаешь через себя, – добавляет Даяна. – Многим не хватает элементарных вещей: доброго тёплого слова, пошутить, помочь донести тяжёлую сумку, просто пообщаться. Очень много пожилых – они потеряли абсолютно всё, от них отказались родственники, или им пришлось от них отказаться. Люди плачут. Очень часто. И мы тоже, бывает… Но знаете, люди приходят с болью, а уходят с надеждой. Они понимают, что они не одни, что есть люди, готовые помогать, которым не всё равно.