Принято считать, что Большая смута начала XVII века, как и «русский бунт – бессмысленный и беспощадный», является феноменом русской истории. Однако при более внимательном подходе выясняется, что «бессмысленность и беспощадность» были в той же степени присущи народным выступлениям в других странах: французской Жакерии, Крестьянской войне под протестантскими лозунгами в Германии, зверствам которой ужаснулся запустивший этот процесс Мартин Лютер, восстаниям боксёров в Китае и сипаев в Индии.
Со смутами всё сложнее. В историческом и культурном контексте есть Большая смута, встряхнувшая Русское царство в XVII веке, есть полностью переформатировавшие Российскую империю события 1917–1922 годов, не вполне обоснованно называемые «красной смутой», и нет никаких смут применительно к другим странам. Некоторые катаклизмы, которые случались там, очень похожи на русские смуты, но их принято называть иначе.
Если попробовать вынести за скобки чисто русскую специфику и фактуру Большой смуты XVII века, останется структурная схема, которая описывает определённый исторический период, характеризующийся крайне высоким накалом борьбы за передел верховной власти и вовлечением в эту борьбу других слоёв социума.
Эта борьба с большим количеством участников приводит к хаотизации политического процесса, что сказывается на ситуации во всех стратах общества:
– верховная власть теряет авторитет и влияние из-за частой смены правителей, утраты контроля над значительной частью территории страны и появления других центров силы;
– углубление раскола околовластных элит сопровождается появлением новых конфликтных линий, непрочностью союзов, предательствами и большим количеством перебежчиков;
– брожение в средних слоях и воюющих объединениях провоцирует локальные войны всех против всех, бунты, грабежи и другие формы беспредела;
– низшие слои погружаются в социальный ад, главными признаками которого являются беззащитность перед любыми формами произвола, утрата экономической состоятельности, связанная с разорением хозяйств из-за поборов, реквизиций и грабежей, и, как следствие, социальная деградация, обусловленная унижениями, нищетой, голодом и болезнями.
Картину дополняют попытки отдельных групп использовать общее смятение для разрешения в свою пользу межклассовых и других конфликтов и вмешательство иностранных игроков, преследующих собственные цели.
Война Алой и Белой Розы – это борьба за престол двух ветвей династии Плантагенетов: Ланкастеров, которых на начальном этапе представлял политически слабый король Генрих VI, и Йорков, возглавляемой герцогом Ричардом Йоркским, происхождение которого было не менее знатным.
Фоном затяжного противостояния был спровоцированный Столетней войной (1337–1453 годы) финансовый кризис, горючим материалом – огромная профессиональная армия, вернувшаяся в Англию после поражения в борьбе за французский престол.
В течение 30 лет верховная власть несколько раз переходила из рук в руки, при этом победители зачастую не доживали до коронации или вслед за свергнутым Генрихом VI оказывались в Тауэре.
Борьба за лидерство внутри двух главных кланов сопровождалась заговорами и убийствами. Поддержка не принадлежащих ни к одной из враждующих сторон баронов покупалась, что не мешало им переходить на сторону неприятеля и под прикрытием борьбы за власть между Ланкастерами и Йорками сводить счёты между собой.
Короли Франции помогали Ланкастерам, герцоги Бургундии – Йоркам. В результате многочисленных сражений и заговоров была истреблена значительная часть лордов и рыцарства, исчезли целые фамилии. Погибших солдат и людей низших сословий никто не считал.
Грабежи и реквизиции разоряли торговцев и землевладельцев. Бедствующие горожане и крестьяне объединялись в армии самообороны и банды грабителей.
Всё это безобразие завершилось победой дальнего родственника Ланкастеров Генриха Тюдора, основавшего династию, которая правила Англией 117 лет.
В английской истории есть ещё один период, очень похожий на большую смуту. Это Английская революция 1639–1660 годов, отмеченная такими событиями, как публичная казнь короля и резня в Ирландии. В эти годы Британия в буквальном смысле ходила ходуном, о чём свидетельствуют не только натуралистические описания конкретных событий, но и нагромождение конфликтных линий, каждая из которых носит чётко выраженный характер.
Властный – парламент против короля (на первом этапе), армия против парламента (на втором). Элитный – новое (мелкопоместное) дворянство и буржуазия против аристократии. Классовый – крестьяне против нового дворянства и буржуазии, йомены (мелкие землевладельцы) против крупных землевладельцев. Религиозный – пуритане (протестанты, не признававшие англиканскую церковь) против англикан и католиков. И национальный – ирландцы, шотландцы и валлийцы (Уэльс) против англичан.
Рамки Тридцатилетней войны были заданы двумя линиями противостояний. Первая – это коалиция Компьенского договора, в который входили Англия, Франция, Нидерланды, Швеция и Дания, против династии Габсбургов, которая правила в Австрии, Испании и Священной Римской империи и претендовала на абсолютное доминирование в Европе. Вторая линия – борьба протестантов против засилья католиков.
Союзником Габсбургов была Католическая лига, объединявшая немецкие города и княжества с преобладающим католическим населением, союзником их противников – Евангелическая уния, в которую входили протестантские города и княжества Германии.
В результате в конфликт оказалась втянута вся Западная и Центральная Европа.
Символом двусмысленности общеевропейского расклада этого времени была католическая Франция, входившая в протестантский союз и воевавшая с католической Испанией.
Военные действия велись главным образом на территории современной Германии и в меньшей степени в Чехии, Дании, Польше, Нидерландах и Франции. Роль внешней силы играла Швеция, которая воевала за пределами своих границ и по итогам войны расширила личные владения.
Армии, больше чем наполовину состоящие из наёмников, не щадили мирное население, особенно в последний период войны, когда основной целью боевых действий было не достижение преимущества над противником, а поиск пропитания и добычи. Именно тогда появилось понятие «мародёрство».
Главной жертвой войны и, как следствие, территорией смуты стала раздробленная в то время Германия, в которой из-за боевых действий, голода и эпидемий погибло 40 процентов населения.
В отдельных районах убыль превысила 70 процентов. Десятки немецких городов были уничтожены. В сгоревшем Магдебурге из 35 тысяч жителей осталось около 450 человек.
При этом немецкие князья и курфюрсты легко заключали союзы и так же легко отказывались от своих обязательств – приостанавливали своё участие в совместных боевых действиях, не пропускали союзные армии через свои территории и даже переходили на сторону противника. Одновременно внутри княжеств и вольных городов шли локальные религиозные войны. Картину дополняли банды грабителей и толпы потерявших всё беженцев.
Беспрецедентная по жестокости борьба закончилась Вестфальским миром (1648 год), который положил начало новому европейскому порядку – основанной на концепции государственного суверенитета Вестфальской системе, которая, просуществовав три с половиной века, начала разрушаться с созданием Евросоюза.
Великая французская революция – это пример смуты, разраставшейся по мере изменения форм правления: от монархии к конституционной монархии и дальше – к республике.
Этот процесс сопровождался восстаниями в городах и целых провинциях, заговорами, массовыми казнями, убийствами, грабежами, голодом и обострением экономических проблем. Причиной большинства эксцессов были революционная истерия и огромное количество конфликтных линий, умножавшихся по мере развития революционных событий.
На первом этапе речь шла о системных противоречиях: буржуазия против короля и дворянства, крестьяне против дворянства, образованная часть общества против короля и сословных привилегий. Эти проблемы были сняты в ходе реформ, проведённых в период конституционной монархии.
На втором этапе заговоры роялистов, попытка короля сбежать из революционного Парижа и приближение к столице австро-прусских войск спровоцировали аресты и массовые убийства «подозрительных», низложение и арест короля, переход к республике, учреждение Конвента и разгул массового террора.
В этот период оформились новые конфликтные линии: радикально настроенные монтаньяры и санкюлоты (городское простонародье) против умеренно настроенных жирондистов, якобинцы и санкюлоты против роялистов, аристократов и предателей в рядах революционеров, эбертисты (левые радикалы) против церкви, провинциальные республиканцы против якобинцев.
1793 год – пик революционного безумия: восстание в Вандее и других провинциях, ежедневные казни роялистов, аристократов, жирондистов, эбертистов и членов других политических групп.
Ответом стал контрреволюционный переворот 10 термидора (27 июля 1794 года). На следующий день был казнён главный проводник «большого террора» якобинец Максимилиан Робеспьер и около сотни его единомышленников.
Принятие новой конституции, восстановление двухпалатного парламента и переход исполнительной власти к Директории (1795 год) остановили террор, но не успокоили страну. Парижане бунтовали под лозунгами: «Хлеба!» и «Верните конституцию 1793 года». Якобинцы устраивали заговоры. Угроза военного вторжения армий европейских государств, сделавших ставку на восстановление монархии, вступала в резонанс с восстаниями роялистов на юге страны и в Вандее.
Конец революционному хаосу положил переворот 19 брюмера (10 ноября 1799 года), в результате которого был разогнан парламент, лишена власти Директория и был установлен консулат во главе с героем итальянского похода Наполеоном Бонапартом. Через три года он стал пожизненным консулом, в 1804 году – императором.
Две эти смуты можно интерпретировать как одну, поскольку вторая была естественным продолжением первой, а перерыв между ними (1872–1910 годы) можно назвать относительно спокойными только с учётом мексиканской специфики.
Доминирующей конфликтной линией двух мексиканских смут было противостояние между консерваторами и либералами, на фоне которого радикалы боролись с умеренными реформаторами, крестьяне и пеоны воевали с крупными землевладельцами, а индейские племена сражались за возвращение своих традиционных земель, которые, пользуясь законом, запрещавшим общественным объединениям владеть недвижимостью, скупала новая буржуазия.
Главным реформатором периода первой смуты был Бенито Хуарес, который сначала был министром, затем главой правительства, а с 1861 по 1872 год законно избранным президентом.
Именно он добился принятия конституции, утверждавшей равенство прав всех граждан Мексики, и серии либеральных и антиклерикальных законов.
Противников Хуареса поддерживали монархии Великобритании, Испании и Франции, пославшие в Мексику своих военных. В конце 1863 года дело дошло до такой экзотики, как «учреждение» Мексиканской империи во главе со специально приехавшим из Европы эрцгерцогом Максимилианом, младшим братом австрийского императора Франца Иосифа. Это заставило США вспомнить о принятой полвека назад Доктрине Монро и начать помогать законно избранному президенту.
Годы президентства Хуареса – это череда мятежей, войн и периодов двоевластия, когда значительную часть страны контролировали восставшие консерваторы.
Его самого много раз пытались убить или свергнуть, несколько раз фактически свергали, и он был вынужден с небольшим числом сторонников скрываться, начинать всё сначала и снова побеждать. Так продолжалось до 1872 года, когда он умер от сердечного приступа сразу после подавления очередного мятежа консерваторов.
Относительно мирный период 1872–1910 годов начался с президентства Себастьяна Лердо де Техада. Он был свергнут в 1877 году в результате переворота, устроенного сторонниками Порфирио Диаса, которого тут же избрали президентом. Прослывший тираном Диас правил (с небольшим перерывом) до 1911 года, когда он лишился власти в ходе Мексиканской революции 1910–1917 годов.
Начало второго этапа смуты было похоже на цветные революции нашего времени: лидер либерально-демократической оппозиции Франсиско Мадеро не признал победу Диаса на очередных президентских выборах и призвал народ к борьбе против господства буржуазии и за возвращение крестьянам отнятых у них в период правления Диаса земель.
Народ откликнулся, и в последующие годы в Мексике произошло шесть государственных переворотов, сменилось 10 президентов: шесть временных ушли или бежали, четыре, законно избранных были свергнуты и убиты.
США неоднократно вмешивались в развитие событий, поддерживая тех или иных лидеров.
Завершением Мексиканской революции считают выборы 1917 года, по итогам которых президентом стал умеренный либерал Венустиано Карранса, а концом смуты можно назвать государственный переворот 1920 года, в ходе которого власть перешла к Альваро Обрегону, нашедшему взаимопонимание с США (продажа нефти, инфраструктурные проекты).
К этому времени разорённая войной всех против всех Мексика настолько устала от смертей и хаоса, что практически не отреагировала на убийство в 1923 году самого популярного лидера повстанцев и защитника бедняков Панчо Вильи, который в это время мирно жил в своём поместье.
В годы Большой смуты начала XVII было много знаковых убийств, заговоров и предательств: от интриг бояр против Бориса Годунова, убийства Фёдора Годунова и перехода царских воевод на сторону Лжедмитрия I до отравления князя Михаила Скопина-Шуйского, который к весне 1610 года освободил от войск поляков и Лжедмитрия II значительную часть страны, и убийства возглавившего первое народное ополчение Прокопия Ляпунова.
Был позорный период светского и духовного двоевластия: в Москве царь Василий Шуйский из рода Рюриковичей и патриарх Гермоген, а в Тушинском лагере в роли царя – безродный Лжедмитрий II, в роли патриарха – Филарет, бывший заговорщик Фёдор Романов.
Как и в других странах, практически на всей территории Русского царства шла война, сопровождающаяся возвышением проходимцев, предательствами, бандитизмом, разорением поселений и голодом.
Пиком смуты стал кромешный стыд и ужас периода Семибоярщины, которая свергла избранного царя Василия Шуйского, сдала Москву полякам и готовилась венчать на царстве польского короля Сигизмунда III.
Но был и катарсис превращения мерзости смуты в национально-освободительную войну, завершившуюся победой второго ополчения во главе с посадским старостой Кузьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским и изгнанием из страны поляков.
И есть фигура патриарха Гермогена, который, находясь в Чудовом монастыре, куда упрятала его Семибоярщина, до самой смерти от голода продолжал писать и рассылать письма с призывами к борьбе против поляков и проклятиями в адрес предателей: «На изменников да изольётся гнев Божий, и да будут они прокляты в сем веке и в будущем».
Главным маркёром Большой смуты начала XVII века является то, что этот период осознаётся русской историей и культурой именно как смута – смущение умов, всеобщее помрачение. Корни этого смущения – в феномене самозванства, напрямую связанного с нагромождением слухов вокруг гибели сына Ивана Грозного царевича Дмитрия.
Но с точки зрения реальной политики гораздо большую роль в раскачивании ситуации в Русском царстве сыграл тот факт, что другой сын Ивана Грозного, царь Фёдор Иоаннович не оставил наследника, и в итоге царём был избран «выскочка» Борис Годунов, против которого знатные боярские семьи интриговали ещё во времена Ивана Грозного.
В этом контексте слухи про причастность Бориса Годунова к убийству царевича Дмитрия и история его чудесного спасения – это всего лишь технологии, которые использовала русская знать для того, чтобы настроить против Бориса Годунова все страты социума, смутить их фигурой самозванца (отсюда и смута) и не допустить воцарения династии Годуновых.
В итоге получается, что заговор Романовых увенчался двойным успехом.
От династии Годуновых не осталось и следа, а на выходе из смуты царём был избран Михаил Романов – сын Филарета (Фёдора Романова), постриженного в монахи за участие в заговоре против Бориса Годунова и возведённого в сан патриарха Тушинским вором Лжедмитрием II.
При этом само по себе самозванство не могло бы смутить и взбаламуть страну без руководящей и направляющей роли боярских элит. Емельян Пугачёв, устроивший в 1773–1775 годах мини-смуту на огромном пространстве Поволжья и Яицкой степи, тоже выдавал себя за чудесно спасшегося царя Петра III. Но он не смог раскачать всю страну, потому что его восстание было не нужно элитам, которые в подавляющем большинстве своём были преданы императрице Екатерине.
Если одновременно посмотреть на русскую смуту и аналогичные сюжеты в других странах, придётся признать, что необходимыми условиями возгонки большой смуты являются слабая центральная власть и обострение войны околовластных элит. Эти факторы легко вступают в резонанс: немощная власть не может утихомирить элитные группировки, которые втягивают в свои игры другие слои общества.
А поскольку от слабой власти мало что зависит, вся ответственность за подталкивание страны в состояние смуты ложится на занятые своими играми элиты. Именно об этом говорит Александр Сергеевич Пушкин в конце абзаца, из которого когда-то извлекли его характеристику русского бунта:
«Правление было всюду прекращено. Помещики укрывались по лесам. Шайки разбойников злодействовали повсюду… Не приведи бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка».
Это написано через 10 лет после Восстания декабристов, когда повзрослевший и уже изучивший историю Пугачёвского бунта Пушкин ужаснулся бездне, в которую могли толкнуть Россию его бывшие единомышленники.
Прошло два века, но по большому счёту ничего не изменилось, кроме технологий, опирающихся сегодня на цифровизацию и широкий спектр возможностей глобального мира.
Это хорошо видно на примере Ирака и Ливии, которые, лишившись дисциплинирующего давления местной власти, уже превратились в территории смуты. На грани скатывания в то же состояние несколько лет назад пребывала Сирия и до сих пор находится Йемен.
По той же дороге двигалась в конце 90-х Россия, движется сегодня Украина и, возможно, некоторые другие страны постсоветского пространства. А если местным элитам не удаётся должным образом «смутить» общество и довести его до нужного градуса безумия, им готовы помочь старшие товарищи, уже продемонстрировавшие свои нетривиальные возможности в той же Ливии.
01 февраля 2022